Со встречи у лифта прошло некоторое время и вся дурь успела выветриться из постоянно гудящей головы Мин Юнги. Но корень навязчивой мысли никуда не делся, он лишь заполз под коробку черепа и дал там свои ростки. Как бы глупо это не звучало, но прозаически парень описал бы это именно так.

  Насколько бы хорошо он отвлекался, уходил в себя, чтобы покопаться в «закромах творца», он всё равно приходил к точке возврата. А после всё как по накатанной: Ким Дженни, чувства, странный интерес, глупые мысли, отвратительное самочувствие на фоне её встреч с Тэхёном. Со всех на него что-то давило и всё чаще он просто уезжал в город и наматывал бесконечные круги по знакомым переулкам с бутылкой чего-нибудь крепкого.

  После, конечно, приходилось подниматься на утро с больной бошкой и с матами на языке, но Юнги не мог так просто отвязаться от всего того дерьма, что мучало его последние недели.

  Пересекаясь с Дженни у лифта, в магазине у дома, в парадной или же в историях Тэхёна в инстаграмме, он всё больше понимал, что его гнилые вёсла скоро к чёрту сломаются, а дно лодки скоро прорвёт и он стремительно пойдёт ко дну.

  Собственно, его горе-судно в виде щепки последнего здравого рассудка и пофигизма потерпело крушение в бушующем океане чувств, когда в его дверь позвонили и к своему (не)счастью он обнаружил на пороге своей квартиры девчонку с хмурой моськой и чертовски короткими шортиками, что заставили Юнги сначала сделать перезагрузку системы и только после спросить, зачем Ким вновь пожаловала к нему.

  Всё оказалось просто: тот самый карандашик, что девушка обронила на пороге его квартиры, был не совсем обычным. Как заявила Дженни, именные карандаши им подарили на первом курсе университета. И расставаться раньше времени с ним девушке не хотелось, поэтому узнав от соседа, что её вещичка у него, поспешила вернуть её себе.

– Так и будешь стоять на пороге? Проходи. Я не кусаюсь, – хмыкнул Мин, открывая дверь перед девушкой, – пока что.

  Ким фыркнула, прошла мимо парня и примкнула к стене, не проходя дальше коврика перед дверью. Неловко почесывая руку и оглядывая незамысловатый интерьер соседа, переминалась с ноги на ногу.

  Юнги скрылся за одной из дверей, а после вернувшись, вручил девушке в руки, казалось её вещь.

– Эй, но это не мой карандаш, – возразила Дженни, хлопая глазами и смотря на палочку Pepe в своих руках, – что за шутки, Мин Юнги? Верни мне карандаш.

  Посмеиваясь, парень забрал у девушки лакомство и откусив кусочек, опёрся на ту же стену плечом. Слегка ударив кончиком палочки по миниатюрному носику, он насмешливо улыбнулся, видя такое же кислое выражение лица.

– Раз уж ты тут, послушай мою новую песню, мне нужен женский совет, – схватив соседку за запястье, сообщил Юнги и повёл в гостиную, где была его домашняя маленькая студия.

– Я ничего не понимаю в музыке! Лучше верни мою вещь и я пойду домой! – засуетилась Дженни, семеня за парней, из-за спины которого не было видно буквально ничего.

Оказавшись в просторной гостиной, где зашторены окна и стоит на подоконнике куча кактусов, девушка хмыкнула себе под нос, когда Мин посадил её на свой стул напротив компьютера и начал что-то искать по папкам на рабочем столе.

– Мне всё равно не нравится хип-хоп, я не смогу ничего сказать, – вновь загундела Дженни, думая, что сосед либо глухой и не слышит, либо тупой и не понимает, что в музыке она полный чайник.

– Просто послушай, – пожал плечами Юнги и оперевшись спиной на край стола, стал следить за тем, как меняется лицо Дженни с каждым мгновением прослушивания.

Вскоре хмурость была стёрта, лёгкая задумчивость расцвела на лице, а взгляд просветлел, будто небо, на котором из-за туч вышло солнце. Дженни совсем не думала, что вместе бита и качающего баса, она услышит приятную и красивую мелодию в исполнении фортепиано. Лёгкий голос парня за записи звучал уверенно, в строчках репа она услышала честность и открытость. Она вероятно поверила в искренность написанной песни.

– Что скажешь? – спросил парень.

– Мне действительно понравилось, – улыбнулась Дженни, – ты написал это своей девушке? Так красиво.

  В этот момент Юнги лишь захотелось шлёпнуть себя по лицу, упасть вниз лицом на кровать и спросить, кто ещё намёков не понимает: мужчины или женщины.

«Похоже, её имя в куплете ей ни о чем не говорит...» – тяжело вздохнул Юнги, поняв, что пора переходить к тяжёлой артиллерии.