Глава 22. Идеальный мужчина

— Как неинтересно, чтобы у тебя был муж.

Первая недовольная реплика была моя.

— Ты чего?

Вторая удивлённо-возмущенная принадлежала маме.

Мы на кухне лепили пельмени, и почему-то мне её стало жалко.

— Вот что это за жизнь, — пояснила я, — ты работаешь, ухаживаешь за шестью детьми, приходишь домой, убираешь, готовишь кушать, а папа? Поработал, пришёл, поел, завалился спать — он устал. И ещё смеет затыкать тебя и говорить всем гадости.

— Он не говорит гадости. — Она опять оправдывала папу.

— Да? Может, по-твоему, это не гадости, когда он ворчит, что еду невозможно есть, если в ней чьи-то волосы, но я ведь старалась! — не выдержала я, вплеснув руками. — И вкусно получилось. Но он всегда недоволен и никогда не хвалит! 

И я ничуть не преувеличивала. Это на самом деле было так. Лучший комплимент, который от него можно было ожидать — молчание. Если он не комментировал, что еда пересолена, что блюдо не готовится так, как готовим мы, и что с молочным супом не подают кефир, а ел молча, значит, понравилось.

— Ну, с волосами ты действительно переборщила, — усмехнулась мама, — ему в тарелку попало целых три.

— И только ему, — добавила я. — Как будто он специально их выискивал.

Разговор велся о вчерашнем плове, который готовила я. И, что самое интересное, мои волосы были убраны в хвост.

— Я вообще не думаю, что это волосы, — успокоила меня мама. — Просто рис, что ты использовала, был грязный. Наверно, ты его плохо промыла.

Доказывать, что он не мог быть грязным, ведь я оставила его под струей воды минут на десять, так как вышла из кухни и забыла вообще, не имело смысла. Факт есть факт. Папа объелся волос и не постеснялся мне высказать это в негативной форме, несмотря на то, что знал: готовила я плов в первый раз.

— Это дискриминация личности, — продолжала наступать я. — Ты всегда делаешь так, как хочет папа! Мы все так делаем. Волосы красить нельзя, стричь нельзя, ногти отращивать тоже, протыкать нос ни в коем случае, и макияж. А всё почему? Потому что папе это не нравится!

— Но мы же всё равно это делаем, — подмигнула мама.

— Да, только когда его нет дома, и чтобы потом не увидел, — возмутилась я. — А ты, так вообще!

Мама прекратила лепить пельмени и пристально посмотрела на меня.

— Вот послушай, женщина для кого хочет быть красивой?

— Для себя, — пробурчала я, зная, на что она намекает.

— Нет. В первую очередь женщина хочет быть красивой для своего мужчины. А если ему все перечисленные тобой вещи не нравятся, зачем их делать?

— А как же мы — дети? Он не наш мужчина! — не сдавалась я.

— А у вас всё ещё впереди, — поставила точку мама, вернувшись к лепке.

— Но я никогда не соглашусь на такое неравноправие. И не хочу себе такого мужа, как папа, — обиженно засопела я. — Ты даже не пердишь перед ним. Это что значит? — ляпнув это, я почему-то почувствовала себя лучше. Надоело скрывать чувства. Перед людьми, перед родителями, перед собой. Почему я не могу говорить то, что думаю, если не думаю ничего плохого? Все эти нормы приличия, которыми пичкали меня с детства, вызывали обратный эффект. Я не хотела быть доброй, скромной и ухоженной лишь потому, что в школе нам внушали такими быть. Конечно, я никогда не пошла бы против моральных и религиозных устоев семьи, но иметь своё мнение, высказывать его и выражать теми словами, которыми хочу, мне никто запретить не мог.

Мама прыснула со смеху. Но мне было не смешно:

— Даже тут проявляется его доминантность!

— В чем? — мама, хрюкая, закрыла лицо вымазанной в муке рукой.

— Как в чем? Вот! Я крутой, я пержу перед тобой... — скопировала я голос папы, но тоже не удержалась и рассмеялась. Он, конечно, такого не говорил, но делал, а этого достаточно. 

— Всё, замолчи, а то я сейчас умру. — Мама вытерла руки о фартук, чтобы смахнуть слезу. 

— Не, а что? — но я уже вошла в раж. — Вот, например, муравьи, они вообще только так и общаются, посредством пердежа. Это у них феромоны такие. Короткий «пук», значит, «привет» или что-то ещё. Длинный — «отвали, надоел». Сильный «пёр» — «атас! Нападают!» И, что самое интересное, атакующий не может унюхать их и узнать, о чем те разговаривают. Вот это я понимаю, цивилизация!

— Это тебе где сообщили?

— На биологии.

— Ок. Но я бы не хотела выйти замуж за муравья, — возразила мама.

— Это я просто, к примеру, — вздохнула я. — На самом деле я знаю, каким должен быть мой идеальный мужчина.

— И каким же? — с интересом вопросила мама.

— В первую очередь, он должен меня слушать, — начала загибать я испачканные в тесте и фарше пальцы. — Не просто слушать, отвечая: «А-а, я тебя понимаю», — витая в облаках, а вести настоящий разговор: я разговариваю, он разговаривает, мы оба так разговариваем, и не каждый о своём, а на общую тему. Во-вторых: я не должна постоянно убирать свои волосы...

— Где? — Мама вновь повернула голову ко мне.

— То есть вот: на ногах и подмышками — всё это... — и я поболтала ногами и руками.

Мама опять начала тихо смеяться.

— Чего? — воскликнула я. — Я не могу их убирать всё время. И что ещё? И пердеть — это очень важно!

Мама уже ржала вовсю.

— Идеальный мужчина — это не тот, который... — но мама не дала мне договорить.

— Подожди-подожди, — остановила она меня взмахом руки, — значит, так, картинка: ты сидишь такая — деловой бомж, волосатый, пердящий, рассуждающий о жизни, а муж — напротив с прищепкой на носу и расчёсывает твои волосы... на подмышках.

Теперь мы вместе угорали, забыв про пельмени.

— А как на счёт купаться? — уточнила мама. — Не надо тоже?

— Купаться? — я задумалась. — Нет. Не то, что не надо совсем, но он не будет меня ненавидеть, если завоняю. И ещё, я не должна скринить его переписки и отсылать подругам для анализа...

— Чего? Не поняла, — нахмурилась мама.

— Ну, то есть, он не будет писать мне гадости. Как, например, муж моей подруги пишет ей «иди, приготовь поесть», как будто она служанка. Ни «привет», ни «пожалуйста»... — с моей точки зрения это было возмутительно. Мой муж никогда бы не написал подобное. Потому что его у меня вообще не будет. 

— И что, она скринит переписку и посылает вам? — мама была иного мнения. Она неодобрительно поджала губы, но меня это ничуть не смутило.

— Да, чтобы мы все вместе его обсуждали. Боже, он такой противный, — закатила глаза я, вспомнив, какой он устроил скандал, зайдя однажды в нашу группу. 

— Кошмар! — Мама покачала головой. — Вы ужасные!

— Чего? — Я совершенно так не считала. — Это нормально. Просто он козел. Но самое обидное, — сменила я тему, — что, когда я рассказала про своего идеального мужчину другой подруге, та заявила, что таким может быть только голубой.

— Не думаю, — возразила мама, — они ещё более щепетильны и не будут терпеть рядом вонючего орангутанга.

— Не-е, я про общение с пониманием. И что не думает только о моем теле...

— Как друг, типа.

— Да! Но именно это и надо, чтобы он был как друг! — всплеснула руками я. А какая от него еще польза? Достичь финансового благополучия и зачать ребёнка в наше время можно и не прибегая к помощи мужчины. Поэтому терпеть подле себя недовольную рожу, с которой не о чем поговорить, только потому, что «девушка должна выйти замуж», я не намеревалась.

— Так папа для меня и есть друг, — улыбнулась мама.

А я чуть не упала со стула.

— Нет! Кхе-хе... Папа твой друг? Издеваешься? Ты не можешь с ним болтать обо всём! «Папа меня поругает», — передразнила её я. — Папа — это папа!

***

На следующий день я случайно упомянула, что пошла мода на лазерную депиляцию у мужчин. Мы с мамой опять сидели на кухне и готовили еду.  

— Я не уважаю мужчин, которые делают лазер на подмышки, — заявила мама, мелко нарезая картошку.

— Ты чего, это же чистота. А как ещё? Бритый, значит, чистый. Папа тоже бреет, — я решила поспорить и пронзила ножом помидор. К слову, на меня убеждения по поводу чистоты не распространялись. И ответа на вопрос: почему? — не было. 

— Папа не бреет, он стрижёт, — назидательно заметила мама. — А бороду тогда тоже лазером?

— Не. Бороду пусть бреет, — покачала головой я и принялась за расправу над огурцом, — потом отращивает. А я посмотрю, как ему лучше.

— Бедный твой муж, — с наигранным сочувствие произнесла мама и заплакала. Мои глаза тоже начали слезиться, и я вытерла их локтем. Долбаный лук.

— Тогда и на ногах и на груди тоже, — добавила мама, хлюпая носом. Её глаза раскраснелись и опухли, она промокала фартуком слезы и икала от смеха.

— Ну. На ногах — нет, а на груди — да. Ненавижу волосы на груди, — не согласилась я.

— Фу. Бе. Это уже не мужик, а Кен получится, — скривилась мама. Лук отправился в кастрюлю за картошкой, она помыла руки и привела в порядок свое лицо. — Самое главное, что твой мужчина должен быть бритым и чистым, а ты волосатая и вонючая?

— Не-ет... — усмехнулась я. — Мы недели делать будем. Неделю он ходит бородатый, небритый и вонючий, неделю я.

— Можно я к вам в гости приходить не буду?