И вот я снова здесь. Вновь и вновь я стучусь в комнату с чертовыми цифрами тринадцать. Цифра тринадцать — это номер дьявола, по которому я настойчиво звоню каждую ночь. И каждую ночь ты мне отвечаешь открытой дверью и тяжелым вздохом. Почему бы не прекратить, если я так тебе надоела? Это единственный вопрос, который прилетает в мою голову, перед тем, как я кидаюсь на твои крепкие плечи, впиваясь в потрескавшиеся губы. От тебя почему-то всегда несет вонючими сигаретами и дешевой алкашкой, но вновь и вновь мой нос щекочит запах мяты. Как ты это делаешь? Быть таким уродливо-прекрасным. С оголенным торсом и вьющимися волосами ты выглядишь, как Аполлон. Но с жесткой ухмылкой и обдолбанным взглядом пугаешь пострашнее Аида.

Это ты виноват в том, что я начала пить, чтобы не замечать твоего Дьявола. Это ты виноват в том, что я начала курить, чтобы не слышать твоего разочарования, когда открывается дверь. Это ты виноват в том, что я начала принимать, чтобы быть похожей на тебя, быть тебе равной. А мне в кайф быть твоей. Я знаю, что надоела тебе. Тебе начала наскучивать соседка сверху. Я знаю, я знаю. Но почему-то всегда с ухмылкой слушаю, как ты выгоняешь какую-то очередную шлюху за десять минут до моего стука. Ты мной одержим, как и я тобой. Как я одержима наркотой, которую ты мне толкаешь. На которую ты меня подсадил.

Мне с каждым днем все сильней плевать на то, как от тебя пахнет, что я думаю, и почему ты меня не бросаешь. Главное, чтобы ты толкал мне чертову дурь, которую я люблю больше тебя.

Все начиналось мило и романтично. Я плакала на лестницы в тот вечер. Меня вновь бросил какой-то идиот, как говорили подруги, «недостойный меня». И я соглашалась. Он был меня не достоин. Его было слишком мало для меня. Но потом ко мне тихо подошел ты. Со своим оголенным и прекрасным торсом, и со своими светлыми вьющимися волосами. Со своей дикой ухмылкой персиковых губ, и обдолбанными зелеными глазами. В твоих руках была сигарета, и со временем мне начало казаться, что она приклеена к твоим жестким теплым пальцам.

Ты не сказал не слова, а просто сделал самокруток и дал мне. Что я думала о наркоте? Лично тогда, ничего. Я взяла его и помню подожгла желтенькой зажигалкой со смайлом. С противным смайлом. Он смеялся. Я до сих пор не знаю: над моей жалкостью или недалеким отвратительным будущим, которое меня ожидало за дверью с цифрой тринадцать. Да. Я прекрасно помню, как ты шире ухмыльнулся, взяв мою маленькую в твоих руках ладошку, и повел в эту сраную квартиру. Я не сопротивлялась. Не помню, что мной двигало. Либо наркота начала действовать, либо я предположила, что ты способен меня насытить.

Я видела тебя раньше. Ты всегда за мной наблюдал. Когда я увидела тебя впервые, ты ругался с какой-то крашенной дурой, скорее всего, шлюхой. Ты смотрел на меня, когда я поднималась по лестнице. Я знала, что ты хотел меня. И я желала тебя где-то в глубине своей чистой души, но мне не разрешало воспитание вытянуть наружу эту страсть, пожирающую меня все мои девятнадцать лет.

Я помню, когда ты сказал, что мы похожи. Мне тогда было похрену на твои слова. Я была под кайфом. Мне в тот момент стало и на тебя посрать. Но мне было не все равно на пакетик в твоем кармане. Он манил мою чистую душу, а твой член уже нет.

Я также помню нашу первую ссору. Ты тогда завязал, а я нет. Ты тогда меня полюбил, а я разлюбила. И тебя это раздражало. Ты просил, чтобы я бросила, а я тебя послала. Что ж, мои слова были пустыми, потому что снова ровно в девять часов вечера я постучала в твою комнату, и ты с тяжелым вздохом ее отворил. И вновь по старой схеме. Плечи, губы, мята, секс, наркота, выход. Чувствовала себя шлюхой, но мне было плевать. Мне в кайф было в твоей комнате. С того дня я начала видеть что-то страшное и экзотическое для меня. Я увидела твои слезы. И тогда ты упал. Не было больше той загадочности в твоих глазах, уже не обдолбанных, а в просто в зеленых глазах. И я поняла, что не насыщусь тобой. Мне стало тебя мало.

И больше я не стучалась в твою дверь. В мою стучался ты и кричал, чтобы я открыла. А я с тяжелым вздохом отворяла. Ты смотрел своими зелеными глазами в мои обдолбанные серые, с темными кругами. Ты бросался на меня и впивался в мои серые губы. Могу поспорить, что тогда от меня пахло вонючими сигаретами и дешевой алкашкой. Ты падал на мою грязную кровать всю в прожженных дырах и хватал меня за хрупкие плечи. Ты смотрел в мои глаза и именно тогда увидел в них загадочность. Ты никогда не мог насытиться, но почему-то тогда в твоей голове проскользнула шальная мысль, что мной ты сможешь насытиться.

Ты надеялся, что я брошу, я мечтала, что ты отстанешь. И никто из нас не был доволен. Ты не отставал, а я выгоняла всех своих обдолбанных любовников за десять минут до твоего прихода. Они мне рассказывали о том, как видели ухмыляющегося тебя, а я смеялась над глупой иронией. Я тогда сама не знала почему выгоняла их. Ты приходил вновь и вновь, и однажды мою голову посетила прекрасная мысль: снова подсадить тебя на дурь. Мы бы тогда оба были счастливы.

И я это сделала. Ты вновь начал курить и перестал выедать мне мозги. Теперь когда я бежала к тебя, ты бежал ко мне на встречу. У нас не было любовников, и мы могли насыться друг другом. Я вновь тебя полюбила. Ты снова начал курить. Вот оно счастье наркоманов.

Но однажды ты не побежал. Когда я с улыбкой на лице, уже под кайфом, кинулась к тебе, я наткнулась на незнакомую мне толпу людей. Я была тогда не в себе и подумала, что ты устроил дискотеку, как раньше. До того, как мы начали общаться. Я ушла к себе и завалилась спать. Но потом ты перестал приходить вообще. Мне было не у кого брать наркоту, поэтому я сидела в своей комнате и мучалась в ломке. Я спускалась к тебе в квартиру, но ты никогда не открывал. Я боялась выйти на улицу, страшась наткнуться на полицейского, который арестует меня и кинет в тюрьму. Я тогда была молода и наивна, поэтому ничего не знала о мире и как он устроен.

Я целыми днями лезла на стену и хрипела с пеной у рта, желая найти новую дозу. Мне казалось, что с меня сдирают кожу и режут острыми клинками изнутри. Я не могла отделаться от мысли, что прямо сейчас умру. Но я все равно дышала, и каждая новая минута жизни приносила мне страшную боль. Но потом все начало утихать, словно буря в океане. Я начала спать, есть и наконец-то перестала хотеть наркоты. Я вновь и вновь думала, как тебе удалось бросить, как удалось подавить эту боль.

Меня вновь восстановили на работе, за что я была благодарна начальнику. Я начала созваниваться со семьей и говорить, что все хорошо, спрашивая, как у них дела. Меня снова начали окружать мои друзья и идиоты, которые «недостойны меня». Я вновь вернулась к рисованию, разрисовывая грязные, в жирных пятнах, стены. И я бы очень хотела, чтобы ты увидел эти закаты и пейзажы во всех комнатах. Я снова и снова спускалась и стучала в твою комнату, в надежде услышать твой тяжелый вздох, улыбнувшись. Но мне никто не открывал, и я уходила. Я начала забываться в написание писем, посвященных тебе. Я писала все, что накопилось в душе, ожидая, когда адресат сможет их прочесть. Я все свои пугающие о твоем исчезновение мысли пыталась засунуть куда подальше.

И вот однажды я вновь спустилась к твоей комнате, начав настойчиво стучать в дверь, потому что звонок давно перестал работать. И дверь с громким щелчком открылась. На пороге стояла твоя мать. У нее были такие же зеленые глаза и светлые волосы. Она устало взглянула на меня и сказала, что ты умер от передозировки. Ты умер! Сложно объяснить, что я тогда испытала. Я развернулась и ушла, забыв попрощаться. Ты умер. Умер, и все. Ты стал для меня солнцем, которое погасло. Ты стал всем моим социум, который просто растворился и исчез. Ты стал всем, которое просто разлетелось карточным домиком.

Самое страшное — это несколько часов после того, как узнал, что близкий человек мертв. Ты начинаешь думать. Глобальная волна чувств уходит, и на сцену весело забегают Мысли. Это ведь я виновна в этой смерти, и только я должна была сдохнуть. Если бы я тебя слушала и бросила наркоту, кто знает, как бы все могло сложиться. Сколько раз я не думала об этом, я всегда уверяю себя, что это моя вина, и я всегда права. Он был бы счастлив, узнав, что я завязала. И я только сейчас осознала, что никогда не видела твоей улыбки.

Слезы градом лились с моих щек, а я все больше погружалась в себя. И именно тогда я осознала, что не успела насытиться тобой. Я любила тебя всегда, даже под кайфом. Мне нужен был пакетик с наркотой твой. И только твой. Больше ни от кого я не хотела брать дурь. Ты был единственным, кто зажег во мне огонь. Зажег и погасил. Что ж, такие как я не могут гореть. Я тот самый идиот, который был «недостоин тебя».

Я поняла, что моя ломка была ничем, перед отсутствием твоего запаха мяты. Перед отсутвием твоих мятных глаз. Я вновь скрылась от всех, готовая умереть. Сколько раз я думала о самоубийстве? Много. Сколько раз я думала о тебе? Всегда. Я дышала тобой, и ты убивал меня. И мне до сих пор не хватает твоего воздуха.

Неужели ты ушел в свое царство, Аполлон?

Неужели ты ушел в свое царство, Аид?