Восседая на троне далеко в горах — там, где его не увидят — он сидит, уставившись на множество картин. Живых картин, напоминающих ему о том, к чему он идёт. За его спиной в Императорском Тронном зале красуются два золотых дракона, сделанные лёгкой рукой мастера. Их топазовые глаза чаруют и так же служат напоминанием.

Он не Император. Но скоро станет им.

Сотни лет рабочие вырезали дворец прямо в скале. Сотни лет они трудились не покладая рук, вырубая комнату за комнатой из горной породы. Но он здесь один в окружении воинов. Пока что. На каменных колоннах вырублены рисунки, и только он знает, что те значат. Только ему известно, для чего они, и только ему они подвластны. А наверху, так высоко в небе, тёмном и мрачном, как его душа, витают сферы.

Они словно большие звёзды, спустившиеся на землю. Они в его власти. Изредка он зазывает их одним движением руки, и те оказываются у его глаз, ведая истории обречённых. Он в самом деле почти считает, что они мертвы. По крайней мере, он точно знает, каковы будут их участи. В конце концов, они всего-то пешки в его большой кровавой игре.

Разлёгшись на троне, спиной упираясь в мягкие круглые подушки, — такие тёплые, что в какой-то момент он просто хочет избавиться от них и заменить на чёртов кусок льда — в руках он держит знамя. Отличная работа, ничего не скажешь. На красном шёлковом куске ткани, окаймлённом золотыми нитями по краю, вышиты два белых клинка, воткнутые в чёрное сердце. Определённо, эти несколько месяцев только вид одного его знамени вселяет страх. Всем предательски хорошо ясно, каковы его цели и каковы его возможности. Он неподвижно сидит, глядя на знамя, как вдруг из ниоткуда, разрезая тишину, возникает трескучий голос:

— Господин, она вас уже ожидает.

Он не поворачивается к дверям, а лишь высоко поднимает голову, распрямляет плечи и, махнув рукой, велев слуге уйти, поднимается на ноги. Разглаживает складки на одеянии, отряхивает рукава, а соединив руки вместе, с протяжным выдохом шагает к выходу. Там его уже ожидает лошадь. Чёрный жеребец доставит его до города, поэтому, покинув Тронный зал, он недолго смотрит лошади прямо в глаза, что темнее ночи, а после, оседлав его, сжимает ногами его бока, дабы тот отправился в путь. И тот со стуком подков о твёрдую поверхность гор мчится прочь.

Ветер бьёт в лицо, но серебряная шпилька, собиравшая его волосы, плотно держит пряди. Он тяжело вдыхает холодный ночной воздух, то и дело призывая жеребца скакать быстрее, а тот, словно не разминувшись целую вечность, скачет так быстро, словно это его последний шанс на пробежку. Возможно, так оно есть. Возможно, это и в самом деле его последний шанс. Он ещё не решает, что делать с ним дальше.

Остановившись за сотню метров до въезда в город, он с хрустом спускается с лошади, привязывая ту к небольшому дереву. Жеребец покорно опускает голову и ждёт так до тех пор, пока хозяин не развернётся к нему спиной и сделает несколько шагов.

Тяжёлой походкой, размеренными шагами, он оказывается в городе, где даже ночью жизнь идёт полным ходом. Отмахиваясь от девушек с веером у лица, он проходит мимо людей, которые не устают просить милостыни. Жалость и только. Но он уверен, что вскоре всё будет иначе. Когда империя превратится в прах, всё будет иначе. Однако всему своё время, и его ещё не начинается.

По городу он идёт, словно призрак, поглубже пряча голову в большом капюшоне. Он не может рисковать, не сейчас. Обходя улицу за улицей, он оглядывается по сторонам, как натыкается на хрупкое девичье тельце, сновавшее по улице. Пусть девушка и скрывается за плащом, который, вероятно, она украла из старого гардероба одной из своих служанок, платье на ней, а также туфли выдают её. Кажется, она не подумала, что, несмотря на плащ, всё ещё привлекает ненужное внимание.

И тут глаза его вспыхивают. Определённо, это отличный шанс закончить со всем, но здравый смысл твердит и безусловно прав, что ему нельзя отступать от плана, если тот не хочет провалиться. И он полностью согласен с ним. У него ещё будет возможность расправиться с Империей, и сделает он это красиво.

Оказавшись у дворца Белой розы, он оглядывается по сторонам, пристально смотрит в темноту, желая убедиться, что там нет ни души, и только после делает шаг за порог.

Всё это непривычно для него. Что-то давит. Вероятно, всё дело в открытом пространстве прямо за воротами. Никакой приватности. Тем не менее это место для него не ново и ему точно известно, куда идти. И каким бы безопасным не был бы дворец, свои чувства он не отпускает ни на минуту. Он всё идёт, делая шаг за шагом, пока в глаза не бросается лазурное озеро. Для девушки напротив оно, быть может, и излучает надежду, но для него оно лишь служит болезненным напоминанием о том, насколько сильно может навредить чётко продуманному плану необдуманное поспешное действие, которое пусть и кажется гениальным, доставляет уж слишком много проблем. Она может разрушить всё, но не делает этого. Она может рассказать, но предпочитает молчать. Она остаётся с ним. И это сбивает с толку.

— Что тебе нужно? — в его голосе не хватает привычной жесткости, но даже так ледяной тон, с которым он говорит, заставляет сотни мурашек сорваться с места и пробежать от основания спины до кончиков пальцев.

Ей требуется много сил и самообладания, дабы повернуться к нему лицом, взглянуть в глаза и удержать строгого взгляда. Её длинные ресницы дрожат, когда она, наконец сломавшись, лепечет:

— Почему ты не рассказываешь мне всего? — словно маленький ребёнок, воет она. Кажется, больше ничего не напоминает в ней ту строгую рассудительную девушку, что всегда думает головой, а не сердцем. — Ты что-то таишь от меня, я точно знаю это! Я ведь уже встала на твою сторону.

«Ну вот снова», — проносится в его голове. Сказать, что он ненавидит такие выходки, бессмысленные, как давать народу слово, ничего не сказать.

— Поверь мне, моя дорогая, — пересилив желание кинуть её в воду, он нежно хватает девушку за лицо, кажется, глядя в самую душу, — тебе известно всё, что нужно. Я требую лишь терпения и доверия, разве этого много, беря во внимание то, что мы с тобой делаем?

Она задумывается. Отводит голову, отходит назад. Безусловно, ей хочется не трястись рядом с ним, заставить сердце не трепетать при каждом его взгляде; хочется так же убить всех бабочек, порхающих в животе.

— Нет, не многого. Ты прав, —  принимая поражение, как и многие разы до этого, она со стыдом делает несколько шагов назад, не поворачиваясь к нему спиной. Как бы ни хочет сделать это, всё равно что-то заставляет её всё это время, как он находится рядом, стоять к нему лицом.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, — возникает он, подходя ближе к озеру. Его шаги кажутся настолько тихими, как будто он совсем не ходит, а перемещается по воздуху. Пусть и этим он владеет в совершенстве, он не использует данное умение в повседневной жизни, однако в сражении он взмывает в воздух, так высоко, словно птица, и после обрушивает силу своего клинка. — Поработай над будущей императрицей. Думаю, ты знаешь, что делать.

И девушка, не говоря ни слова, кивает, подавляя нарастающее желание подойти к нему, положить руку на грудь и сказать то, что так долго не решается. Но и в этот раз она не делает этого. Лишь просит разрешения откланяться, а когда получает ленивый жест, разворачивается на пятках и, сжимая в руке белые ножны с красной кисточкой, — сжимает так сильно, что костяшки нежной девичьей руки белеют — уходит прочь.

Она вырывается из палаца, чувствуя гнев, растекающийся по венам. Но не на него. И даже не на то, как он обращается с ней. А на девушку, которую придётся искать посреди ночи по всему городу, пусть и небольшому.

«Говорила же её высочеству, что не стоит ей выходить. Но нет же! Кто будет слушать голос разума? Кто будет прислушиваться к старшим? Все, но только не она. И стоило же мне согласиться на это… А что если она попалась кому-то на глаза?» — думает она, покусывая внутреннюю сторону щеки, пока переступает лужи. Тогда же гнев сменяется страхом не только за свою жизнь, но и за жизнь её госпожи. И пусть она оправдывается делом привычки, на самом деле, ей уже давно известно, что она просто слишком добра, чтобы навредить ей.

А поэтому, срываясь с места, она бежит в сторону палаты, в которой, она точно знает, сегодня вечером началось празднование Чхусока. Когда она проходит мимо, замечает яркие огни, милых пар, прижимающихся друг другу, и в груди что-то сжимается. У них могли бы быть такие же отношения, только если бы не одно «но»: он слишком зациклен на том, что хочет сделать.

Пробираясь сквозь толпу, девушка окидывает взглядом всё помещение, лишь бы найти знакомое лицо. Тем не менее ей этого не удаётся, и она с протяжным вздохом опускает голову. Отдавшись чувствам и прикрыв глаза, она раскрывает душу, дабы определить знакомый след. И вскоре резко вздёргивает подбородок, когда находит его. Она точно знает, каков след её величества, а поэтому медленно и осторожно шагает за ним. Держа в одной руке ножны, второй она хватается за эфес, дабы в случае чего одним рывком выудить его и приставить к горлу обидчика. Она не сомневается, что он понадобится, ведь всем нутром чувствует страх её величества.

Изящно передвигаясь по залу, она выходит на улицу, чтобы после, услышав крик, рвануть за угол и, выудив меч, наставить на её величество и парня, одетого в чонбок. Тот держит её за талию, точно та вот-вот готова упасть, а на поясе прикреплён знак имперской гвардии.

— Отпустите её, — кричит девушка, размахивая мечом из стороны в сторону.

— Потише, — нервно бросает тот, ставя девушку на ноги. Та ещё недолго глядит на него, словно ожидая его дальнейших действий, коих не следует, поэтому всё, что ей остаётся, отряхнуть своё платье, накинуть на голову спавший капюшон и, развернувшись к давно знакомой девушке, медленно шагнуть в её сторону

— Он как-то ранил вас? Я снесу ему голову, если это так.

— Нет, конечно нет, — прочищая горло, тихо говорит она. — Он был столь великодушен, что разогнал купцов, которые не пойми чего хотели от меня.

Глядя в знакомое лицо, она видит взгляд, буквально кричавший: «Давай уйдём отсюда поскорее». А поэтому, прошептав краткое «спасибо», она, с лязгом вложив меч в ножны, подхватывает девушку под руку и волочит в сторону дворца.

— Этого не повторится, — яростно бубнит наставница. — Вы больше не выйдете без меня ночью. Вас ждут упорные и мучительно долгие тренировки после такой выходки.

* * *

Мчась по утёсу, жеребец то и дело отвлекался, что безумно выводит из себя. Упираясь носками своих соломенных туфель, он не даёт ему спуску, а к тому моменту, как они оказываются у вырубленного города, по правому боку стекает кровь. Спрыгнув с лошади, он распрямляет спину, прячет руки в длинные рукава и, натянув на лицо привычное раздражение, останавливается у дверей в Тронный зал. 

— Расправьтесь с ним, он слишком стар, — бросает тот, указывая в сторону лошади.

Стражники переглядываются, с испугом глядя один на другого, пока самый младший не выпаливает:

— Но ему всего несколько лет, — начинает было он.

— Хочешь поспорить со мной? — его взгляд говорит всё: за неповиновение — смерть.

— Нет, господин. 

Когда он переступает порог, в глаза бросаются десятки стражников и пожилой мужчина. Медленно пройдясь по залу, он достигает своего трона, но не опускается, а проходит дальше, останавливаясь в тёмном углу.

— Скажите мне, что у вас есть хорошие вести, — строго шипит он.

Гонец злобно улыбается. Конечно, ему есть что сказать.

— Скоро голова императора Рин будет у вас, господин.

— Императора Рин? — оказываясь у своего ложе, он медленно разворачивается, смотря на посла оценивающим взглядом. Отделанные золотом подсвечники, стоящие в столь тёмном углу его царства, падают, а свечи тухнут, когда он одним взмахом руки сбивает их в сторону посла. — Император перед вами.