- Готова? – услышала я голос Себастьяна над своим ухом.

Его рука легла на талию и я, повернувшись к нему, оказалась очень близко.

- Д-да! – прохрипела я, подняв к нему глаза.

Себастьян повел меня в центр зала. Мы оказались в окружении других пар, которые выстроились в заранее отрепетированном порядке.

Эскалант занял позицию ведущего партнера. Я положила дрожащую руку ему на плечо, а другую отдала в его теплую ладонь в белой перчатке. Он обвил мою талию и притянул к себе.

Первые звуки трогательной мелодии вальса зазвучали, словно эстетическая услада для слуха. Себастьян умело закружил меня в медленном танце, вызывая новый прилив волнения в океане моей взволнованной души.

О, нет!

Последняя надежда на неумеху-танцора с повадками хромого слона превратилась в цветы на алтаре его безукоризненности. Сглотнув, я посмотрела на него... и утонула в его глазах. Опять. Безвозвратно.

Себастьян. Нерушимый пример мужественности заставлял сердце стучать, как будто я пробежала несколько километров. Духовное чутье художника наслаждалось от происходящего. Меломан во мне ликовал, слушая божественные звуки вальса. А тело торжествовало от прикосновений и близости мужского совершенства в облике Себастьяна Эскаланта.

Это был мой первый вальс. Это был самый волнительный, чувственный и лучший вальс в моей жизни. Это был мой первый вальс с мужем...

***

Словно сцена кинохроники из эпохи девятнадцатого века предстала перед глазами присутствующих в этом бальном зале. Все взгляды, фото и видеокамеры репортеров по негласной команде обратились на пару, которая кружилась в вальсе.

Высокий мужчина и хрупкая женщина. Белое платье юной графини легко парило над паркетом, когда будущий герцог кружил ее в танце. Темноволосые, красивые, статные. Ее глаза нацелились на его плечо. А он смотрел на ее лицо. Гордые, сильные люди, которым на роду предначертано быть вместе и которые упрямо отрекались от этого.

Они настолько живописно смотрелись вместе, что многие оказались не в силах отвести глаза. Искренний восторг и дикая зависть отбирали у них эту способность.

- Пресвятая Дева Мария! - выдохнула Ньевес, зачарованно глядя на своего сына и невестку. - Как же они прекрасны!

- Ты права, милая, - поддержал ее герцог.

Ньевес коснулась платочком уголков своих глаз и тяжело вздохнула:

- Кажется им действительно суждено быть вместе, Давид. Почему же они так противятся этому?!

Герцог, помолчал, не отрывая глаз от своего наследника и девушки, которая владеет половиной состояния его семьи.

- Судьба переплела их жизни так сильно что, кажется, уже сама не в восторге от своих стараний.

***

Солер и Эскалант. Насколько красивые и настолько же мерзкие. Аморальные представители своего рода, заслуживающие жестокой расплаты за то, что сделали со мной.

Я смотрю на них и чувствую, как кровь в венах вскипает ненавистью и бурлящим презрением. Еще совсем немного и я увижу, как ее глаза закроются навеки. Еще мгновение и я растопчу его имя. Я убью обоих, но по-разному.

Как же отвратительно находиться среди этой разодетой толпы и скрывать свое истинное лицо под маской ничтожества и слабака! Как же я хочу предстать перед ними и рассказать правду об этих семьях. Очернить их белые имена. Погрузить во мрак их собственной мерзости. Раздавить и растоптать как отвратительных тараканов.

И я совершу это! Я уже близко. Я почти чувствую холодный привкус мести. Скоро я буду сыт, поглотив их плоть.

***

Себастьян кружил меня в вальсе, пока я смотрела на то, чего была лишена в детстве. Я разглядела это в девушках, которые танцевали рядом. Я прочла это в их взглядах. Я нашла это в лицах всех присутствующих. Это - бесценная близость и поддержка родителей.

Мысли вдруг запестрели, рисуя мне другую, альтернативную жизнь. Вот она я, также облаченная в белое платье и с маминой диадемой на голове, кружусь в вальсе. Только мой кавалер не жестокий и суровый аристократ, вынужденный жениться на мне. А молодой мужчина, который робко надеется на взаимность моих чувств.

Мои воспоминания радужные и счастливые. Они лишены тех дней, в которых я голодаю, выполняю грязную работу и тоскую от душераздирающего одиночества. Мое сердце не разбито. Моя душа не кровоточит. А самое главное, что там, среди толпы, есть две пары глаз - самых дорогих, самых близких и родных! Они устремлены на меня с восхищением и наполнены искренними слезами. Они счастливы, видеть свою повзрослевшую дочь, ставшую в этом году дебютанткой. Когда я дотанцую, то почувствую их объятия. Мама поцелует меня, а отец крепко обнимет...

Горячая слеза покатилась по щеке и вернула в реальность. Никто меня там не ждет. Я совсем одна. Меня лишили этой жизни.

Я почувствовала, как пламя ненависти к незнакомому мстителю разгорается во мне.

О, вот оно! Да, нужно его ненавидеть! Это единственное, что он заслужил!

Я судорожно вдохнула воздух ртом, непроизвольно сжав пальцы на плече Себастьяна, и почувствовала, как он притянул меня ближе. Я вздрогнула и подняла к нему голову. И тут же ощутила, как чувство, портящее нутро, побеждено отступает, лишая способности отвести взгляд от его золотистых глаз. Они насыщали меня вдохновением. Они зажигали огни внутри меня. Они касались моего сердца, исцеляя его и разбивая одновременно.

Рядом с ним я живу. А без него - умираю. Я не могу его не любить, даже понимая сквозь муку, что ему не нужна моя любовь.

От этого осознания мне хотелось проснуться. Но наступало признание – жестокое, непобедимое, которое говорило, что это не сон. Все это - кошмар моей реальной жизни.

Это не я его бремя, это он – мои цепи, удерживающие рядом, на дне.

- Жалеешь? – нарушил он наше молчание.

- О чем? – как в тумане спросила я.

- Что танцуешь со мной? – сощурив глаза, холодно спросил он.

Я пыталась запретить себе наслаждаться касанием к его плечу. Я устала сопротивляться удовольствию от ощущения своих пальцев в его твердой руке. Я вдыхала его парфюм. Моя голова кружилась от близости к нему.

Ну вот, я снова падаю в эту пропасть!

- Жалею лишь о том, что наслаждаюсь этим, – не скрывая восхищения, тихо призналась я.

Он сильнее стиснул руки на мне и глубоко вздохнул:

- Так перестань жалеть, малышка!

- Тогда я перестану быть собой, Себастьян! - возразила я ему и своему сердцу.

Как же больно!

- А что же Варгос? – сарказм портил его голос. – С ним проще наслаждаться?

Я не уловила связь в его высказываниях и нахмурила брови.

- Он помогает мне быть собой...

- Не делай этого, Зоя! – жестко пригрозил он сквозь зубы.

- Чего именно, Себастьян?

Его внезапная и непонятная злость сбила меня с русла нашего разговора.

Он склонился к моему уху и угрожающе прорычал:

- Не зли меня!

Сверкая бешенством в медовом взгляде, он так сильно сдавил мои пальцы, что я поражено распахнула глаза.

- Почему ты так ведешь себя, Зоя? – гневно вопрошал он, пока наш светский вальс уверенно перерастал в схватку характеров. – Обнимаешь меня, смотришь так, будто готова быть со мной уже сейчас, а потом – прогоняешь, выбирая этого проклятого Ксавьера?!

- Мне больно, Себастьян! – громко проинформировала я его, привлекая внимание окружающих пар.

- А мне, думаешь, не больно?! – он гневно искривил губы. – Да я в тот вечер едва удержался, чтобы не прикончить этого пижона прямо у тебя в квартире! – он резко выдохнул и обратил на меня взор, полный давящей силы: - Признавайся, секс был между вами?

Ах, так вот в чем дело!

Меня скрутило от мучительного разочарования. Он думает, что я отдалась Ксавьеру. Гордость, дремавшая в розовом тумане любви, очнулась и подняла голову.

- Между нами ничего не было, Себастьян, - холодно сказала я, глядя прямо в его глаза.

Медовый взор сузился, будто пытался проникнуть в мою голову, чтобы раскрыть правдивость или лживость сказанных слов. Я увидела, как напряжение ушло с его плеч. Мой ответ его устроил. А вот меня разбил его вопрос. Как же он мог предположить, что я отдамся мужчине, которого не люблю?! Да что же это я?! Этот человек не воспринимает любовь как повод. Он ее вообще не признает. Я почти завидую ему. Так намного легче жить.

- Учти, Зоя, - вскидывая взгляд поверх моей головы, деловито заговорил он. – Если в нашу первую ночь я обнаружу, что ты не девственница, то откажусь от тебя, как только родишь мне наследника!

Ох, зря он это! Бросает ядовитые слова, отравляя мои чувства к нему.

- За наследником тебе лучше обратиться к Виктории. Думаю, она не откажет...

- Какого черта, Зоя?! – прошипел он, чересчур резко притягивая меня к себе. - Ты требуешь от меня чувств. Так вот же они! Я ревную! Разве тебе и этого мало?!

Я горько усмехнулась, подавляя в себе желание, убежать и разрыдаться в укромном месте.

- Ничего я от тебя не требую и ничего жду, Себастьян. Это ты добиваешься от меня выгоды!

Я презрительно смотрела на человека, который так умело разбивал меня снова и снова.

– И ты совершенно не прав – ведь это не ревнивец в тебе проснулся, а примитивный собственник!

- Зоя, не испытывай мое терпение! - предупредил он меня тоном, который достоин надоедливой капризной девчушки лет пяти. - В противном случае, я сокращу данное тебе время и объявлю о нашей женитьбе прямо сейчас!

Этот мужчина все еще не воспринимал меня всерьез. Я почувствовала, как превращаюсь в извергающийся вулкан. Вот только вместо лавы выливалась пламенная злость и жажда доказать ему свою силу.

- Ну что же, Себастьян, - спокойно начала я, чуть дрогнувшим голосом. – Тебе очень не повезло в том, что меня закалила судьба. И я не знаю, как бы отреагировала на твои слова Зоя Солер. Зато точно знаю, на что способна Рольдан...

- Ты – Эскалант! – прервав меня, процедил он сквозь зубы, доказывая торжество своей власти.

Вальс вот-вот закончиться!

- Ошибаешься, Себастьян, – я гордо вскинула голову. – Запомни: отныне я готова на все, чтобы тебе доказать этот промах. И начну прямо сейчас!..

Я резко отняла от него руки и, повернувшись спиной, ушла прочь, навсегда оставляя в памяти расширенные от шока медовые глаза аристократа. Я только что бросила Себастьяна Эскаланта посреди бального зала королевского дворца. Если верить бальному этикету – это верх неуважения к партнеру. Словно подтверждая мои догадки, я заметила ошарашенные взгляды все еще танцующих пар, когда проходила мимо.

Хорошо, что внутри я вся клокотала от злости. Моя гордость ликовала от торжества. Именно эти чувства и притупили робкое раскаяние, которое сокрушенно мотало головой, предрекая будущую расплату.

J