Полуденный бранч в патио протекает весело и шумно: иначе невозможно, если за столом одновременно встречаются Лукас и папа. Интересно, из моего друга вырастет нечто такое же стоящее, если чувства юмора у них так ловко синхронизируются?

Вот как они это делают? Начинают говорить о том, что Колумб был блондином, а скатываются в споры об орангутангах и их способности совещаться между собой и что-то придумывать.

Удивительно, как мой папа может одинаково комфортно чувствовать себя в компании ровесников своей дочери и за столом переговоров по поводу купли-продажи земли в Пуэрто-Рико. Внутренний ребенок в нем совершенно мирно уживается с великим дельцом и предпринимателем.

– Орангутанги, между прочим, предупреждают своих сородичей об опасности громкой отрыжкой. – Сообщает Лукас, отпивая безалкогольную сангрию из запотевшего бокала.

Карла, щелкающая ногтями по экрану смартфона у меня под боком, театрально закатывает глаза.

– Придержал бы ты своя язык, Лу-Лу, ты же в приличном обществе.

– А язык является самой сильной мышцей в организме человека. Впрочем, тебе ли не знать, принцесса виноделия. – Невозмутимо парирует он. Пошлую шутку про силу мышцы в мужских брюках я отлавливаю прежде, чем Карла успевает ее озвучить, пихая подругу локтем.

– Вот и прояви силу. Захлопни свою Википедию из уважения к моей родословной! – Отвечает в итоге Карла под папин хохот.

Слышу тихий грудной смех из соседнего кресла, оборачиваюсь и понимаю, что Каетано стряхнул с себя недавнее оцепенение.

Мне трудно сказать, что произошло. Нужно подумать, чтобы понять, что именно спровоцировало его инстинкт самосохранения: взмах руки и страх удара? Люция? Или... мысли галопом несутся в моей голове. Почему-то вспоминается фраза «сукин сын», брошенная Каетано во время нашего ужина на Кальпе, и отбитая Фабианом пятерка за якобы удачную шутку в адрес матери.

– Господи...

– Эли, ты что-то сказала? – не отрываясь от телефона, Карла вскидывает одну бровь.

– Нет, нет, все нормаль...

– Сеньор Гарсиа, прошу прощения, вы не против, если к нам присоединится мой молодой человек? – вдруг перебивает меня подруга.

– Чего-чего?!

– Какой человек?!

Хором вопрошаем мы с Лукасом. А папа с заинтригованной улыбкой дает свое согласие. Нетрудно догадаться, что к входной двери мы несемся наперегонки. Карла понимает: открой дверь Лукас или я, и позорный румянец окажется неизбежным, так что не отстает и стремительно цокает каблуками своих босоножек чуть ли не во главе процессии.

Распахиваем дверь и едва не сбиваем ею с ног никого иного, как... Фабиана!

– Так вот, чем ты занималась те две недели, что я мариновалась в хлорке! – выпаливаю я.

– Вы взяли привычку делить не только платья, но и парней? – присоединяется Лукас.

– Я их знать не знаю! – добавляет Карла, подставляя вспыхнувшую щечку под поцелуй Фабиана.

По тому, как озадаченно округляются глаза Каетано, понимаю, что это новость не только для нас с Лукасом. Близнецы обмениваются колкими приветствиями, но я улавливаю то, чего не ощущала со смерти Ноя. Немое «ты же в порядке?», читаемое в съехавшихся на мгновение бровях Фабиана. Он почуял. Короткий кивок Каетано его успокаивает. Но я знаю, они об этом еще поговорят.

– Эли, хватит пялиться на моего парня! – хихикает Карла. Я смущенно смаргиваю и уступаю Фабиану место рядом с ней. Каетано двигается и я устраиваюсь в кресле вместе с ним.

– Ноа, ты вынюхиваешь. Забудь. Все хорошо. – Не поворачивая головы, шепчет он.

– Еще чего.

Остаток бранча протекает так же весело, как и его начало, только солирует теперь не Лукас, а Фабиан, чьи шутки оказываются более остроумными и интеллигентными.

Папа первым поднимается из-за стола и, извинившись за необходимость отправиться в офис, целует меня в макушку, шутливо ловит воздушный поцелуй от Карлы и обменивается рукопожатиями со всеми парнями.

– Каетано, не давлю, но ты отвечаешь за мою девочку! – с улыбкой добавляет он перед тем, как уйти.

– Да, сеньор! – отзывается он, сжимая мою руку в своей.

Каи так серьезно к этому относится, что не может избежать подколок от брата и Лукаса. А я вновь так тронута, что лишь молча кладу голову ему на плечо. На сентябрьском солнышке, жарком, но не летнем, так хорошо любится и дышится, что сердце наполняется истинным счастьем. Впереди целый месяц отдыха до очередного марафона тренировок, столько поцелуев, чувств и огня, что голова кружится. Обожаю свою жизнь и это прекрасное чувство молодости и... свободы!

– Какие у нас планы? Сомневаюсь, что Люция не погонит нас всех вон в ближайшие полчаса. – Интересуется Карла, и она права. Хуже опозданий для Люци лишь немытая посуда, над которой потирают лапки голодные пчелы. Она и так выпала от происшествия с Каетано, не хочется ее добивать. Пора уходить.

– Кино? – предлагаю я.

– Почему нет? – кивает Карла.

– Есть идея получше, поехали! – поднимает всех Фабиан.

– Э-э, братцы, стоп. –  Лукас качает головой. –  Я не собираюсь держать свечки на вашем двойном свидании. Даже думать не хочу, чем вы собираетесь на нем заниматься. Зная этих дамочек, очнуться вы можете в равной степени в полицейском участке и на лайнере, идущем на Канары. Я пас. Я –  в «Беспамятство», срублю немного теневых деньжат. Адьос, амигос!

– Сучонок, – ворчит Карла ему в спину. – Один раз такое было, а воспоминаний человеку на всю жизнь.

– Твой красивый ротик выдает слишком много некрасивых слов, Карлита! – парирует Лукас, глянув через плечо.

– У меня в жилах не кровь а вино, мне простительно, Лу-Лу! – кричит Карла ему вдогонку. О, да. Последнее слово всегда должно оставаться за ней.

– Есть ли смысл спрашивать, что именно было один раз: тюрьма или лайнер? – со смехом спрашивает Фабиан, когда мы вчетвером шагаем по подъездной дорожке.

– А ты узнай меня поближе, тогда и поймешь. – Игриво воркует Карла, как бы невзначай задевая бедром, усаживаясь в его Альфа Ромео. Не могу не отметить, что ей кабриолет идет гораздо больше, чем мне. Ее тонкая фигурка, обтянутая вишневым платьем-бюстье, алая помада, косынка на шее, пучок из волос и солнечные очки Prada смотрятся в машине гораздо эффектнее, чем я в голубом платьице и сандалиях, пускай они  и от Gucci.

Каетано тихонько подтверждает у брата адрес и, усмехнувшись себе под нос, вручает мне шлем. Я впервые не попрощалась с Люцией, но ногти и намерения у меня вполне чисты, так что все в порядке. Ах да, мысль вряд ли успеет опередить действие, но ей об этом знать не обязательно.

– Каи... – зову я, пока тот возится с замком шлема у меня под подбородком.

– М?

– Там, куда мы едем, я смогу сделать так? – я обнимаю его за талию и прижимаю к себе вплотную, сцепляя руки в замок.

– И не только так... – шепчет он, склоняясь к моим губам. – Что все же, тюрьма или лайнер?

– Почему сразу «или»? – хихикаю я.

С довольным урчанием мотоцикл скользит по дороге, обсаженной кипарисами и туями, Альфа Ромео с Карлой, победно задравшей к небу загорелые руки, уносится вперед, но Каи, имея все шансы, ими не пользуется и брата не обгоняет. Я все жду, что мы свернем на трассу, но этого не происходит. Вилла сменяется виллой, пока мы петляем по холмам Алтеи. Опускаю голову Каи на спину и покрепче сжимаю руки у него на животе. Мне совсем неважно, куда мы приедем, ведь в пути и без того баснословно хорошо. Его тело дышит теплом, силой и чем-то пряным вперемешку со стиральным порошком.

И тем не менее, я не сдерживаю вздох разочарования, когда следом за Фабианом и Карлой мы въезжаем в уже знакомые металлические ворота, которые царапают ясное голубое небо своими острыми пиками.

Белоснежный особняк высокомерно взирает на меня сверху-вниз своими большими редкими окнами. Мысленно готовясь к пронзительному холоду дома близнецов, я потираю плечи руками, когда Каетано заезжает в гараж.

Фабиан галантно предлагает Карле руку, чтобы та не споткнулась о высокий порог.

– Какой стиль, черт возьми черт! – радостно сообщает она, проворачиваясь вокруг себя на каблуках и любуясь клешней люстры, зависшей под потолком.

Ее каблуки оглушительно цокают по шахматной черно-белой плитке, от чего я мысленно сжимаюсь в комок. Человек, обставивший дом в подобном стиле не может быть теплым. Мне не нравится этот дом. Сама жизнь в нем будто остановилась, застыла под ледяным дыханием кондиционера.

Я не понимаю, зачем Каетано меня сюда притащил. Или он забыл, что свидание с его братом в патио, а-ля купальльне из «Лекарства от здоровья», плохо кончилось? Мне казалось, мы ощущаем друг друга, но этот дом, как и Альфа Ромео подходит Карле, не мне.

Видимо, у меня все на лице написано, потому что Каетано склоняется к моему уху и шепчет:

– Какое совпадение. Я тоже ненавижу это место. Но это лишь один этаж. Верь мне!

От этих слов становится как-то теплее. Каи сплетает наши пальцы и увлекает меня за собой дальше по больнично-белому коридору на кухню, где уже вовсю щебечет довольная Карла.

Длинная и узкая, как вагон поезда, кухня выглядит потеплее, но лишь благодаря высоким окнам, переходящим во французские двери и ведущим в сад, который я не видела в прошлый раз. Теплое испанское солнышко сглаживает острые углы кухонного островка из черного мрамора и отпрыгивает зайчиками от металлических ручек на белых дверцах шкафов. Карла по-хозяйски расположилась у окна за барной стойкой, грациозно скрестив загорелые ножки. Перед ней заботливый Фабиан уже ставит газировку с лимоном в запотевшем стакане.

– Gracies, carinyo! – воркует она на своем сексуальном каталонском, по-кошачьи игриво накрывая его руку своей.

Вспоминаю, как у нее недавно пиво полилось через нос, и громко фыркаю. Карла изящно вскидывает идеально прорисованную черную бровь и взглядом обещает рассказать, как я села на медузу, если из моего рта вылетит хоть один компромат.

– Мы готовим ужин? – спрашиваю я, глядя, как Фабиан выгребает из холодильника овощи и мясо.

– Да, он идеально впишется в наши планы на вечер. – Отвечает тот, закатывая рукава рубашки. Обнажившиеся сексуальные дорожки из вен заставляют Карлу за моей спиной хлебнуть из бокала лишнего. Она пытается жалобно откашляться внутрь себя, но у нее ничего не выходит, и она вылетает в сад, где разражается чистокровным испанским кашлем.

Дабы приглушить эти звуки выхлопной трубы из-под авто, я спрашиваю, чем помочь.

– Мясо любит мужскую ласку, Эли, так что я сам. – Подмигивает мне Фабиан. – Каи, угости свою даму напитком и присоединяйся.

– Ласки в четыре руки? – хихикаю я, от чего Карла в саду складывается в новом приступе кашля.

– Ни в коем случае! Эти грабли, – Фабиан кивает на ладони своего близнеца, – способны выдержать только томаты и спаржа.

Каетано тушуется, протягивая мне бокал. Он никогда не парирует уколы брата. Это я уже успела заметить.

– Ты обо мне забыл. Эти «грабли» хорошо пропалывают мою грядку. – Сначала говорю, потом думаю. Лицо Каетано становится краснее полос на испанском флаге. – Поэтому пойду узнаю, на что же способны твои, Фаби! – подмигиваю опешившему близнецу и удаляюсь к Карле в сад. Уверена, они оба глядят мне вслед, потому что взбучку я получаю, лишь когда подруга оттаскивает меня к живой изгороди из виноградных листьев.

Удивительно, но в отличие от дома и газона перед ним, здесь очень уютно. Плетеные кресла и стеклянный столик на причудливых ножках утопают в нестриженной траве, через которую пробиваются темно-фиолетовые цветочки. Неухоженные, но от того еще более прекрасные, кусты красно-желтой вербены лантаны и розового гибискуса наполняют воздух медовым ароматом, а большое апельсиновое дерево все усыпано плодами, они валяются даже на земле. У небольшого сарайчика валяется велосипед и лейка, а к ветвям крепкого дуба, отбрасывающего прохладную тень, привязаны деревянные качели. Круэлла Девиль пощадила этот крохотный дворик от своего черно-белого геометричного рабства. Совершенно очевидно, что сюда ее ледяная нога не ступала.

– У нас еще ничего не было! Ничего, значит, как мир до яйца! – Карла шипит на меня своими рассерженными алыми губками. Она отпивает из моего бокала, не подавившись, и разражается с новыми силами.  – Зачем ты дразнишь его, Эл?!

– Карлита, ты чего... – опешив, я смотрю на свою смущенно-сердитую подружку и явно чего-то не знаю. – Он всегда подначивает Каетано, будто хочет выехать за его счет.

– Ты же знала, что мать родила их в тридцать одну неделю? – внезапно выдает Карла.

– Что?

– Они недоношенные. – Шепчет подруга, оттаскивая меня вглубь садика. – У Фабиана сердечко не справлялось, он умирал. Их маме сделали экстренное кесарево сечение а после несколько месяцев выхаживали мальчишек в кювезах. Каетано быстро научился дышать сам и легко набирал вес, а Фабиан просто гулял по линии между жизнью и смертью. Боюсь представить, какого пришлось их матери, ведь ее все это время к ним не пускали! Она родила, но осталась без детей... уму не постижимо!

– Карлита... откуда ты все это знаешь?

– Фабиан рассказал. Погоди, разве Каетано тебе этого не говорил?

Я смущенно отвожу глаза, перелистывая в памяти нашу уютную болтовню в перерывах между поцелуями, ласками и моими оргазмами. Единственная серьезная тема, которой мы касались, были Ной и мама. Ах да, еще мои дурацкие теории о случайности смерти. Черт возьми, Каетано вошел в эту жизнь фактически в ее объятиях, а я об этом даже не знала! Ведь фокус постоянно был на мне, поцелуях и дальше по списку. Что, если я просто не тот человек, с которым можно таким поделиться?

– Эли? – Карла легонько толкает меня в бок.

– Что еще он тебе рассказывал?

– Ему было грустно в тот вечер, так что много чего... уязвимого. Не думаю, что мне следует делиться его слабостями, но суть их в одном: долгое время он пытался догнать Каетано, стать ему ровней, сделать разницу в их развитии минимальной. Но в определенном возрасте оставил эти попытки и пошел своим путем. Нет ничего удивительного в том, что Фабиан вечно оглядывается на брата, Эли. Он все еще пытается загладить свою несуществующую вину. Ведь из-за него их достали на свет раньше срока, из-за него они лежали в кювезах без материнского тепла вместо того, чтобы мирно расти у нее под сердцем. Они не такие, как вы с Ноем, Эл. Я думаю, они не считают себя равными друг другу. Оба.

– Это не так... – шепчу я, – Каетано бы не стал...

– Откуда ты знаешь? Ведь он ничего тебе не рассказывал.

Я хмурюсь якобы солнцу и отворачиваюсь. Вспоминаю выходные на яхте, красноречивый взгляд Фабиана и Каи, безмолвно придержавшего для него каяк на Морайре. Вынужденный холод после нашего первого сумасшедшего поцелуя: Фабиан увидел меня первым и Каи вынужден был отступить. Я нравилась ему, но он все равно согласился сыграть на гитаре на том неудавшемся свидании, лишь бы у брата все прошло хорошо. Сегодня он мог обогнать его на мотоцикле без особых усилий, но делать этого не стал. Да, возможно, я у Каетано не на первом месте, но с братом он никогда не соперничал. Черт, да даже сейчас он мог бы прекрасно справиться с маринадом для мяса, ведь его закуска была самой вкусной на нашем бранче, но он не стал забирать у Фабиана лавры.

Он мог и меня ему не уступать. Мог не держать каяк. Мог парировать любую колкость брата, ведь он плавает, как Посейдон, а поет и играет на гитаре, как Альваро Солер и Дэн Рейнольдс в одном лице. Фабиан, кроме своих мозгов, ничем выдающимся похвастать не может. Он это понимает! И давит на жалость, рассказывая пронзительные истории об их рождении. Будто оправдывая себя. А Каетано ему это позволяет.

Это же он делает и со мной: позволяет мне проговаривать свою боль и забывать интересоваться его. Он так великодушен, а я поняла это вот так: через попытку Карлы осудить его в безразличии.

Огромное желание обнять его, толкает меня к близнецам на кухню. Каи как раз ковыряется у раковины с салатными листьями, когда я обхватываю его за талию и утыкаюсь носом в крепкую спину.

–Ух ты, Эли! Карла поделилась чем-то настолько откровенным о моих успехах, что тебе срочно понадобился Каи? – Фабиан весело поводит бровями.

Ну вот опять. Он уже готов хвалиться тем, чего у них с Карлой еще даже не было. Не успеваю выдать остроумный ответ, как подруга уже подхватывает Фабиана под руку и решительно увлекает за собой.

– Очень хочу осмотреть этот прекрасный дом!

– Хэй... – нежно шепчет Каетано разворачиваясь ко мне, когда на лестнице стихает грохот каблуков Карлы. Он обнимает меня пальцами за подбородок, а я глажу его по ребрам через футболку: вверх-вниз, как он это делает со мной. Каи улыбается, гипнотизируя взглядом мои губы, а я гляжу в его глаза, кажущиеся медовыми на послеобеденном солнышке. Пальцы взлетают по его плечам, касаются висков и зарываются в темные волосы.

– Ты такой замечательный... – шепчу я, поглаживая его загривок, – просто хотела немедленно это сказать.

Каетано льнет ко мне, точно щенок из приюта, которого приласкали впервые, что, разумеется, не правда. А я целую его сначала в мочку уха, потом в висок, щеку, краешек губы...

– Не хочешь... тоже осмотреть дом? – чуть слышно выдыхает он.

– А что, наш совместный ужин отменяется? – лукаво прищуриваюсь я. – Вы ведь так старательно готовили овощи и мариновали мясо. Или Фаби вообще предпочитает всех... мариновать?

– Для ужина очень нужна темнота, так что пару часов у нас есть. – Отвечает Каетано, увлекая меня к потайной двери у противоположной стены. Он и тут уходит от возможности парировать колкость в адрес брата, что лишь подтверждает мою мысль о его благородстве.

Ожидаю оказаться в тесной погруженной во мрак подсобке, но вместо этого вижу лестницу, хорошую деревянную лестницу, ведущую наверх. И в ней во всей, вместе с резными перилами, тепла больше, чем во всем особняке.

– Не люблю этот дом. – Роняет Каетано. – Но рад, что дизайнера хватило только на два этажа.

Мы минуем лестничный пролет, откуда из-за стенки доносится игривый смех Карлы, и поднимаемся выше, пока Каетано не распахивает дверь третьего этажа. Первое, что чувствует через сандалию моя нога, переступившая порог: мягкий и светлый ковер, который приглушает дальнейшие шаги. Каи закрывает за мной дверь, и она сливается со стеной, выкрашенной в кремовую краску. Здесь сводчатые потолки с врезанными в них окнами разных форм и размеров, так что солнце гуляет по этажу и озаряет все вокруг. Прохладно, но кожа покрывается мурашками не из-за холода, а от предвкушения: тут лишь несколько дверей, и одна из них, совершенно точно, скрывает комнату Каетано.

Мы бесшумно движемся по коридору, и я с грустью замечаю, что стены его так же безлики, как и внизу. Ни семейный фотографий, ни картин или рисунков, только несколько светильников с прозрачными плафонами, от которых в разные стороны скачут солнечные зайчики. Будто жильцы этого дома предпочитают прятать свою жизнь за закрытыми дверьми своих спален.

Каетано открывает одну из дверей и пропускает меня вперед себя.

– Вот это да... – слетает с моих губ. На меня словно обрушилась вода, которую прежде сдерживала плотина. Рубашка на плечиках, спортивная сумка у кровати, белый ковер в черную точку, тетрадки на столе перед распахнутым настежь окном, большая кровать под голубым покрывалом, гитара на подставке, стеллаж, уставленный книгами, папками и приколотыми к ним записками и еще тысяча мелочей, которые окружают Каетано каждый-каждый день. Его маленький мир, и сейчас я стою его центре.

– Какое красивое! – провожу рукой по покрывалу и перехожу к окну, откуда на меня выдыхает море.

– С недавних пор голубой – мой любимый цвет, – тихонько отвечает Каи.

– Дьявол, и мой тоже! – обернувшись, восклицаю я и натыкаюсь на улыбку, красноречиво говорящую мне: «я знаю». Каетано стоит, прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки, и наблюдает за тем, как я оглядываю каждый уголок его спальни. Вбираю полные легкие воздуха: боже, да он же насквозь пропитан его потрясающим ароматом: стирального порошка и чего-то пряного.

Зависаю перед стеллажом и читаю названия книг на корешках: «Автостопом по Галактике» Дугласа Адамса, «Пятнадцатилетний капитан» и «Дети капитана Гранта» и «Вокруг света за восемьдесят дней» Жюля Верна, «Благие знамения» Терри Пратчета...

– Любишь путешествия?

– Люблю быть где угодно, только не здесь, – с усмешкой отвечает Каи, по-прежнему не двигаясь с места. От меня ускользает скрытый смысл в его словах, и все из-за игрушки. Она одна во всей комнате, и кажется неуместной в берлоге восемнадцатилетнего парня, пускай и такой уютной,. Ярко-фиолетовый вязаный осьминог, размером с мою ладошку. Сидит на самой верхней полке и смотрит на меня своими шерстяными глазками.

– Любимая игрушка?

– Воспоминание, которого нет. – Тихо отзывается Каетано. – Ничего особенного. Таких осьминогов вяжут акушерки в отделении интенсивной терапии для недоношенных детей в кювезах. – Его голос звучит очень-очень тихо, но каждое слово с грохотом бьется об пол. – Чтобы те крепко сжимали его щупальца своими крохотными ручками, принимая за пуповину матери, и перестали выдергивать зонд. Знаешь, почему он такой яркий? – мотаю головой. – Чтобы не дать малышу впасть в беспамятство, уснуть и забыть... проснуться. Знаешь, почему именно шерсть? – никак не реагирую, просто стою неподвижно, задрав голову, и пытаюсь загнать обратно выкатившиеся из глаз слезы. – Чтобы сгладить жестокость преждевременной встречи с этим миром.

Руки ложатся мне на талию и медленно разворачивают к себе.

– Ноа, почему ты плачешь?!

– Мне очень-очень бесконечно жаль... – всхлипываю я – Карла рассказала мне... о вашем рождении.

– Малышка... – почти с мольбой выдыхает Каи, поднимая к себе мое лицо. А я замираю: он впервые меня так назвал. – Это не стоит твоих слез. Миллионы детей, даже не близнецов, прошли через кювезы и выжили. Осьминог потому и воспоминание, которого нет, потому что ни я, ни Фабс об этом ничего не помним. – Каетано осторожно стирает слезы с моих щек. – Ну же...

– Ты назвал меня малышкой, – улыбаюсь я, шмыгнув носом.

– Тебе это не нравится?

– Мне нравится в тебе все... – шепчу я, не отрывая от Каетано влажные от слез глаза. Мы так близко, что воздух дрожит между нашими губами, я вижу каждую веснушку, каждую ресницу и крапинку в темно-карих радужках, сердце тает, как расплавленный воск, стекая любовью по венам и артериям. К нему одному.

Каетано, не разрывая наш зрительный контакт, ласкает мою спину и играет с тонкими бретельками платья. Мои руки ныряют под футболку, вжимаясь в горячую гладкую кожу. Шаг за шагом, я спиной, он лицом, движемся в сторону кровати, и наше дыхание учащается синхронно.

– Ты думаешь обо мне, когда лежишь тут один?

– Еще как! – с жаром шепчет он, и вместе мы ныряем в мягкое голубое покрывало. Его губы тут же находят мои, и мы разрываем поцелуй лишь для того, чтобы избавиться от моего платья и его футболки. Я толкаю Каи на спину и сажусь на него верхом. Пальцы очерчивают кубики пресса и пробегают по ребрам. Приоткрываю глаза и замечаю татуировку. Черт возьми! Никакой это не шарик с восемью ленточками!

– Это же осьминог... Каи, – подушечки пальцев медленно обводят тонкие щупальца, от чего у Каетано сбивается дыхание, но он лежит неподвижно и глядит на меня из-под полуприкрытых век. – Ты сказал, это не стоит моих слез, но ты набил тату в память об игрушке, которую даже не помнишь!

Я покрепче сжимаю его коленями, чтобы не убежал. Хотя при желании ему достаточно было бы просто стряхнуть меня с себя. Он этого не делает. Лишь молча берет меня за руку, ту самую, и поворачивает запястьем вверх.

– «Una Vida», – шепчет он, – а снизу – маленький шрам.

– Как ты... – хочу спрятать руку за спину, но он удерживает ее и осторожно подносит к своим губам.

– Ноа, я заметил его в ту ночь, когда ты убегала из «Беспамятства». Не татуировку, я заметил шрам. Ты так сильно сжимала меня на мотоцикле, твои руки были так близко, что я все разглядел. Я почувствовал твою боль. Так же как и ты чувствуешь мою. Ты готова рассказать мне о своей?

– Нет... – выдыхаю я, сраженная его наблюдательностью. – Пока нет. – Чувствую, как щеки покрываются румянцем: если он узнает, что я чокнутая, он уйдет! – Извини.

– Вот и я не готов.

– Поцелуй меня?

Каи садится и прижимает меня к себе. Его пальцы ловко справляются с крючками бюстгальтера, а я расстегиваю под собой ширинку на его джинсах.

– Ноа...

– Кожа у меня такая нежная, – воркую я рядом с его ухом. – Хочется ощущать не гр-р-рубую ткань, пусть даже и от Pr-r-rada... – от моего нежного рычания Каи издает тихий стон, и я, осмелев, расстегиваю пуговицу, – а что-то твердое и такое большое, что...

Не дав договорить, Каетано опрокидывает меня на спину и оказывается сверху, попутно сбрасывая на пол джинсы. Почерневшие глаза сверлят мои, а густая челка спадает мне на лоб. Каи зависает надо мной на одной руке, а второй ныряет в мои трусики.

– Ты права... – выдыхает он, – кожа у тебя безумно нежная. Вся ты... безумно нежная. – Каи целует меня, легко оттягивая нижнюю губу. Я тихонько вздыхаю, и он ловит мой вздох. Подушечками пальцев очерчиваю его лицо, плечи, крылья-лопатки, борозду шрама. Кожа у меня под пальцами пышет жаром, но при этом покрывается мурашками. Опускаю руки на бедра и легонько царапаю их ногтями. Двигаюсь дальше по его телу и скольжу по подвздошным костям вниз. Каетано тихо стонет, когда моя рука обхватывает его член.

Сегодня мы никуда не спешим. Нас качает на волнах нежности и тепла, соленый ветер с моря раздувает занавески, и они, гуляя по всей комнате, касаются и наших тесно сплетенных загорелых тел. Мы ласкаем и целуем друг друга, пока уже знакомая дрожь не приводит нас обоих к оргазму. Мне так хорошо, что я не сдерживаю громкий стон, а Каи не успевает его поймать.

– Даже не знаю, что удается тебе лучше: игра на гитаре или это... – шепчу я, когда он ложится на бок рядом со мной. Мои волосы золотистым веером рассыпались по покрывалу, и Каи гладит с такой нежностью, что сердце готово выскочить из груди. – Ты не любишь, когда тебя хвалят, – замечаю я. – Ты никак не реагируешь на комплименты.

Наши глаза вновь встречаются, Каетано почти смущенно убирает со лба челку.

– Я, наверно, к ним просто не привык?

Он переводит взгляд в окно, и в его глазах вспыхивает медово-персиковое зарево заката. Как же быстро пролетел этот день...

– Идем со мной! – он помогает мне одеться, влезает в джинсы и тянет за руку к окну. Легко запрыгивает на подоконник и помогает мне подняться следом. – Идем? – кивает в сторону серой черепичной крыши. – Всего пара шагов, и крыша будет плоской, не бойся.

– Я и не боюсь, – с улыбкой отвечаю я. Каетано вытаскивает меня на нагретую за день черепицу и, ни на мгновение не выпуская мою руку, увлекает за собой наверх. Мы перелезаем через декоративную оградку и оказываемся на настоящей смотровой площадке. Отсюда виден и мой дом, и все холмы и даже сама Алтея. Перед нашими глазами простирается море, позади – горный хребет Сьерра де Берниа. А над головами полыхает самый красивый закат в истории человечества. Красный шар черпает краем голубую гладь, буйство небесных красок становится просто неистовым: алая борозда сменяется пурпурной, янтарной, огненно-рыжей, персиковой, желтовато-белой и, наконец, голубой, на которой уже зажигаются первые звездочки. Я в восторге раскидываю руки, будто хочу обнять небосвод. Оборачиваюсь вокруг своей оси, пока не оказываюсь в теплых объятиях Каетано.

– Солнце у тебя в волосах... – бормочет он, осторожно наматывая на руку тугую золотую прядь, – как мед...

– Тут так красиво! Здесь можно заночевать: расстелить одеяло и любоваться на звезды, будто мы одни на всем свете! Это самый красивый закат в моей жизни! – не могу сдержать свой бессвязный восторг. Каетано ставит мои ноги на свои и медленно-медленно кружит нас в безмолвном танце. Смотрю на небо, а он – на меня.

– Оно меняется каждую минуту, такое непостоянное, но такое красивое!

– Ноа? – тихо зовет меня Каи.

– Да? – наши взгляды встречаются.

– Я не ответил тебе.

– Что? 

– Я влюбляюсь в тебя. Каждый раз, когда вижу, с каким восторгом ты живешь эту жизнь, я влюбляюсь в тебя с еще большей силой. Вот, что никогда не изменится.

– Врешь. – Смущенно лепечу я, потеряв в ногах свое обезумевшее от чувств сердечко.

– Если поймаешь меня на лжи, – Каи склоняется к моим губам и выдыхает, – я дам тебе тысячу.

Я целую его первой: обхватываю за шею, а он отрывает меня от земли, чтобы не наклоняться, и проникает в мои приоткрытые губы языком. Я согласно вздыхаю, и он углубляет наш поцелуй, сжимая меня так крепко, что я готова лопнуть от счастья, точно воздушный шарик.

Вибрация в кармане его джинсов звучит, как дежавю.

– Черт, это Фабс... – бормочет Каи мне в губы.

– У тебя на него отдельная вибрация? – лукаво улыбаюсь я.

– Вроде того. Нам пора вниз, иначе пропустим то, зачем мы вас сюда привезли.

– Я переживу, хочу остаться с тобой... – вздыхаю я, покрепче прижимаясь к Каетано.

Но мы все же спускаемся на кухню и выходим во внутренний дворик, где Фабиан во всю жарит стейки на гриле, а Карла лениво покачивается на качелях в покрывале с бокалом игристого. Ее красная помада стерлась, а волосы уложены совершенно иначе, из чего я делаю вывод, что экскурсия по особняку завершилась вполне благополучно.

– Каи, выглядишь так, будто в скачках поучаствовал. Можно выдать побольше скорости? – Фабиан бодро щелкает щипцами для мяса, указывая ими на живую изгородь.

Я двигаю Карлу и устраиваюсь рядом с ней, отпивая из предложенного мне бокала.

– Ты не здесь. – Заключает подруга, на что я молча протягиваю ей руку. Алые ноготки накрывают мое запястье, Карла замирает, прислушиваясь к пульсу.

– Он сказал, что влюбляется в меня.

– Значит, нашелся тот самый, кто не тормозить будет, а побежит с тобой вместе, Эли? – подруга приобнимает меня, и я кладу голову на ее острое плечико.

– А ты что скажешь?

– Скажу, что у чистокровных испанцев самые достойные поцелуи.

– Ты это о себе? – ухмыляюсь я, продолжая наблюдать за хитрыми манипуляциями Каетано. Он растягивает поверх изгороди белое полотно, а после выкатывает из дома тумбу с проектором.

– Кинотеатр под открытым небом! – довольно взвизгивает Карла. – Это романтично по самые гланды!

Выглядит и правда очень романтично. По всему садику горят лампочки на деревьях, близнецы выносят из сарая два ротанговых диванчика и ставят их перед проектором на таком расстоянии друг от друга, чтобы сохранить интимность для сидящих на них. Каетано достает подушки и пледы, а Фабиан выкладывает на тарелки стейки со спаржей и помидорками черри и наливает нам с Карлой еще игристого. Они же с братом ограничиваются безалкогольным сидром, ведь им еще предстоит возвращать нас отцам.

Мы смотрим старую американскую комедию «За бортом». Ее выбрала Карла, а возразить никто не успел. Моя голова уютно покоится на груди Каетано, и весь фильм я думаю лишь о том, что почти люблю его. «Почти» должно непременно исчезнуть, когда я расскажу ему о своем психиатрическом диагнозе, и он от этого не убежит.

Прежде у меня не было отношений, но это, определенно, самые крышесносные чувства, какие я когда-либо испытывала.

– Твое сердце так колотится, – шепчет мне на ухо Каи.

– Это из-за тебя, – спокойно отзываюсь я. Он бережно обращает мое лицо к себе и заглядывает в глаза. Уверена, он видит в них абсолютно все.

– Ты моя. – Заключает он, улыбаясь одними только глазами. Подушечки пальцев легонько поглаживают мою щеку, когда я тянусь к его губам, а он накрывает их своими в поцелуе, длинною в остаток фильма.

Домой Каетано привозит меня без четверти одиннадцать. Люция должна бы оценить этот жест, но у нее нет на это времени, она убирает кухню после ужина, накрытого на двоих. Мой отец и сеньор Дельгадо сидят в гостиной с кипой бумаг перед ними. Когда мы с Каи переступаем порог, они радостно сообщают нам, что сделка по купле-продаже земли на побережье Пуэрто-Рико заключена! «Гарсиа Интерпрайзес», наконец, перемахнули за океан.

Я исполняю победный танец под довольный папин смех: нет слов, чтобы выразить мою гордость за него! Сегодня явно наш с ним день: я выиграла отборочный заплыв, а папа покорил новый континент! Мама и Ной сейчас радуются вместе с нами, я это чувствую.

Отец и сын Дельгадо уезжают от нас глубоко за полночь на мотоцикле Каетано после нескольких праздничных бокалов виски и пары бутылочек колы без сахара. Мне хочется поподробнее расспросить папу о сделке, но вижу, как он устал, и отпускаю спать. Отношу пустые бокалы на кухню и застаю там Люцию, гипнотизирующую нетронутую кружку остывшего мятного чая. Она даже головы не поворачивает, когда я случайно роняю губку для мытья посуды.

– Люци, ты как?

– Мой отец любил выпить. – Ровным голосом произносит она. – И частенько поколачивал мать. Бывало, он отсыпал и мне. Когда он резко поднимал руку, неважно зачем, достать кружку или ударить, я шарахалась от него, как от огня.

– Люци... какой кошмар! – в ужасе шепчу я, бросаясь ее обнимать. – Бедняжка моя! Ты мне этого никогда не рассказывала!

– И не рассказала бы. Если бы не этот мальчик, Каетано. Как он отшатнулся от меня сегодня.

А потом она озвучивает мысль, которую я так до конца и не сформулировала в своей голове.

– Знаю точно, в детстве его кто-то бил.

«Сукин сын».

💙

Подписывайтесь на мой телеграмм-канал Krauze's Base за визуалом, спойлерами и всеми последними новостями!

💙