Это будет самый скучный финал соревнований по плаванию из всех, что организовывала Академия Вергара. Школа даже рискует получить парочку нелестных отзывов, учитывая, что победу, как в женском, так и мужском заплыве, одержат ее ученики.

Один за другим мы с Каетано поднимемся на верхнюю ступень пьедестала, его пригласят на встречу с представителем испанской олимпийской сборной, а после мы отметим победу традиционным барбекю в патио и умчим куда-нибудь, где сможем насладиться друг другом наедине.

Это будет грандиозный, счастливейший день!

И первым меня огорошивает папа, который загружает в багажник машины чемодан вслед за моей спортивной сумкой.

– Солнышко, извини. Я хочу отмечать Рождество с тобой дома, поэтому сейчас придется поднажать. Или Клето возомнит себя Богом отельного бизнеса в мое отсутствие.

– Но Бог тут один, – подшучиваю я, игриво толкая папу локтем, только бы он не чувствовал себя передо мной виноватым. Ни один отец с Холмов не может похвастать той же преданностью и постоянством, с которыми мой папа посещает значимые для меня мероприятия. Он из тех, кто понимает, что, вырастая, дети лучше всего помнят именно те матчи, дебаты, заплывы или театральные постановки, на которых родителей не было. И количество заработанных в это время евро не стоят ничего.

Он мог улететь сию же минуту, я все понимаю, и ни капельки не обиделась бы. Но он едет на соревнования вместе со мной. И я знаю, что буду видеть его на трибунах до тех пор, пока не спрыгну с пьедестала с медалью победителя.

Я сильна, счастлива, спокойна и сыта. Здраво оцениваю свои силы и понимаю, что ничто не мешает мне победить. Той единственной, кто мог бы дать мне по шапке и сбить уверенность в себе, здесь больше нет. И мне ее не хватает. Офелии.

Победа моя. Рамона счастлива, но я понимаю: сегодня ее секундомер нацелен не на меня. Впервые за ее карьеру тренера она унюхала равного себе, потенциального олимпийца! И это не абы кто, а мой парень!

– Солнышко, ты моя золотая рыбка! – приветствует меня папа у раздевалки. – Я всегда это знал, даже когда ты в три года решила, что утонешь в фонтане!

– Тебе пора, да? Пап, когда вернешься, полистаем альбом? Что-то я соскучилась по семейным фото.

– Конечно! Беги уже, не то пропустишь заплыв своего олимпийца!

Когда наспех переодеваюсь и устраиваюсь на трибуне рядом с Люцией, Лукасом и Карлой (Фабиан заболел), жалею лишь о том, что не успела увидеть и поцеловать своего чемпиона перед стартом.

Сегодня Каетано настроен гораздо серьезнее, чем в отборочные этапы. Выходит из раздевалок уже в очках и шагает к своей дорожке, даже не глядя по сторонам. Соперников для него не существует. Трибуны замирают в ожидании стартового свистка, я перестаю дышать.

Свисток. Пять парней вонзаются в воду и врываются в борьбу за победу.

Теперь у них есть на нее право и шанс. Потому что тот самый, шестой, так и остался на своей стартовой вышке. Стоит и смотрит, как от него уплывает и его медаль, и возможность попасть в олимпийскую сборную. Дважды Рамона никогда и ничего не предлагает.

– Каетано, какого хрена?! Я поставил на тебя двести евро! – орет со своего места озадаченный Лукас. Ученики Академии Вергара в недоумении перешептываются и косятся на меня, полагая, что я либо знаю причину происходящего, либо ею являюсь. Мои ноги прирастают к месту. Я не могу пошевелиться. Чувствую на себе обеспокоенные взгляды Карлы и Люции, но не отвечаю на них. Я не знаю ничего. Смотрю лишь на него.

Не снимая очков, Каетано спускается с вышки и быстрыми шагами направляется к раздевалкам. Когда я понимаю, что он убегает, становится слишком поздно. Пока я прокладываю себе дорогу к выходу с трибун, пока пробегаю длинный коридор для посетителей спортивного комплекса, он успевает одеться и дойти до парковки. Все, что мне остается, это удаляющийся рокот двигателя его мотоцикла. На улице – дождь с самого утра, но выбрал он не машину. Сердце сжимается от беспокойства и дурного предчувствия: что-то случилось.

Я уже готова сорваться с места и броситься к своему БМВ, но мне на плечо ложится жилистая рука Люции.

– Ноэль, поехали домой.

– Мне нужно к нему! – вскрикиваю я.

– Эли, милочка моя. Что бы ни случилось, сейчас он хочет побыть один. Ты должна быть дома, когда он вернется. Когда будет готов и если этого захочет.

– И если не убьется где-нибудь по дороге! – брякает Лукас, вышедший с Карлой на крыльцо. – Льет, как у слона из хобота!

Я вздрагиваю и в ужасе оборачиваюсь на него. Нет... я не могу потерять еще и Каетано! Люция отвешивает Лукасу смачный подзатыльник.

– Кто же за язык тебя вечно тянет, кучерявая башка! – присоединяется Карла.

– Ты же и тянешь! Я всего лишь пытаюсь разрядить обстановку. – Оправдывается Лукас, пятясь к дверям спортивного комплекса от наступающей на него подруги. – Когда горилла злится, она высовывает язык!

– Я не высовываю язык! – рявкает Карла.

– Так ты и не горилла, красотка! – выкрикивает Лукас, но это не спасает его от толчка красных ноготков под ребра.

Отмечать свою победу у меня настроения нет. Друзья это понимают и просто провожают нас до машины. Карла просит позвонить ей, как только будут новости. Фабиан слег с температурой и запретил ей приезжать, боясь заразить. Так что мы надеемся, причина помешательства Каетано именно в этом.

Я слоняюсь по дому, как сэр Симон де Кентервиль, гремлю костями, спотыкаясь об углы, и путаюсь у Люции под ногами. Она загоняет меня наверх делать уроки, пока готовится праздничный обед на двоих. Я покорно ложусь читать учебник по истории, но мысли мои упорно пытаются уловить в шуме дождя урчание мотоцикла и не желают возвращаться к политическому кризису Испании.

Я устала. Наверное поэтому и заснула. Потому что от внезапного стука едва не скатываюсь с постели. Спросонья даже не могу понять, откуда он раздается. А когда понимаю, сваливаюсь на пол с таким грохотом, что вздрагивают хрусталики на моей настольной лампе. Бегу к террасе и распахиваю дверь.

Он стоит под дождем целый и невредимый в мокрой насквозь толстовке с поникшей головой в мотоциклетном шлеме с опущенным зеркальным стеклом.

– Каи... – мой голос дрожит, я хватаю его за ледяные руки. – Заходи скорее, милый!

Мне приходится буквально затаскивать его в свою спальню, он едва переставляет ноги.

– Дьявол! Ты весь промок! Скорее, тебе нужно в горячий душ! Нужно согреться, пока ты не получил воспаление легких! – я суечусь вокруг него, но он будто не слышит меня. Словно он не здесь. Ледяной озноб пробегает по моему затылку, и воображение подсказывает самое страшное: это не Каетано.

– Фабиан? – всхлипываю я, прижимая дрожащие руки к перекошенному от ужаса рту. – Господи, он разбился, да? Черт возьми! – и вот я уже реву, и крупные слезы затуманивают все вокруг. – Теперь я точно сойду с ума!!!

Он обхватывает мои плечи и крепко прижимает к своей груди.

– Это я. Ноа, это я... – едва слышно говорит он, от чего я рыдаю еще громче. – Это я. Прости. Меньше всего я хотел напугать тебя...

Мне нужно видеть Каи, нужно знать, что это он. Я отстраняюсь и тянусь к его подбородку, чтобы расстегнуть шлем. Он дергается было, но я смотрю на свое отражение в защитном стекле и надеюсь, что он видит мои глаза. А я неожиданно понимаю, что именно нужно сказать.

– Ш-ш-ш, это всего лишь я, позволь мне помочь, что бы ни было, дорогой... я не обижу тебя.

Застежка шлема поддается. Новый всхлип и слезы я сдержать не успеваю. Огромный фингал расцветает на правом полуприкрытом глазу Каетано, затрагивая щеку и переносицу.

– Каи! Каи...

У меня руки дрожат, когда я тянусь к его лицу и медленно накрываю ладонями впалые щеки.

– Что случилось, милый, мой милый... – бормочу я, не зная, за что браться. И в эту минуту в комнату вламывается она. Люция с кухонным ножом, решившая, что в дом проник грабитель. Испуганный произведенным ею грохотом, Каи вздрагивает и оборачивается, едва не потеряв равновесие: я поддерживаю его, обхватив обеими руками. Воинственный настрой с Люции как рукой снимает. Включается Женщина, вытащившая меня из ванны, в которой я резала себе вену. Спасительница.

– Ты в безопасности, Каетано, дружок. – Тихо и спокойно говорит Люци, убирая нож в карман фартука и выставляя руки перед собой. Ее движения становятся мягкими и плавными, точно у кошки. – Никто не обидит тебя. Ты очень замерз и промок. Тебе нужно сходить в душ и переодеться в теплую сухую одежду. После я накормлю тебя обедом и обработаю твой глаз. Один ты не останешься. Ты будешь здесь столько, сколько нужно. Мы с Ноэль будем рядом. Договорились?

– Да, сеньора. – Чуть слышно отвечает он.

Люция другая. Но и ситуации такой с нами никогда прежде не случалось. Она позволяет мне оставаться с Каи столько, сколько нужно. Не гонит, не машет полотенцем, не язвит и не кричит. Она его понимает. Знает, это случилось снова. Как только мать вернулась домой.

Люция включает воду в душевой. Не в ванной, нет, это мы уже проходили. И оставляет нас одних, чтобы принести полотенце побольше и сухую одежду. Я помогаю Каи раздеться. Стаскиваю с него толстовку, футболку, а глаза в страхе ищут новые следы побоев. Но грудь и руки чисты, а тату осьминога жалобно глядит на меня с его ребер. Не сдержавшись, я снова всхлипываю и накрываю его рукой. Каетано едва ли на это реагирует.

– Каи... – шепчу я. – Можно мне обнять тебя?

Не отвечает. Люция, тихонько постучав, протягивает через дверь полотенце и жестом манит меня в коридор.

– Сейчас мы можем позволить ему побыть одному в тепле. Почувствовать себя в безопасности. – Тихонько говорит она мне. – Тебе тоже нужно успокоиться, милочка.

– Это мать его ударила? Это сделала Клео? – шиплю я. – Я готова ее убить!

– Ноэль! – одергивает меня Люция. – Сейчас это не имеет никакого значения! Сейчас мы должны привести Каетано в чувства! Никаких вопросов! Иначе мы его потеряем. Ты потеряешь.

– Он же там не... – теперь уже робко начинаю я, когда мы спускаемся на кухню к нежно мурлыкающему радио и булькающему супу на плите.

– Нет, детка, нет. – Люция успокаивающе поглаживает меня по волосам. – Он боится боли и сам ее себе не причинит.

Пятнадцать минут спустя шум воды стихает. Люция кивает и заливает кипятком ароматную заварку в большом чайнике. Каетано спускается к нам в папиных домашних брюках и флисовой толстовке. Влажные волосы взъерошены полотенцем, а сам он напоминает выброшенного на улицу щенка, которого впервые взяли в дом и обогрели. В груди болит и ноет от буро-синего цветка, распустившегося по правой стороне его лица.

– Извините, сеньора Торез, что я вломился к вам домой. – Нерешительно произносит он, когда Люция усаживает его за стол поближе к теплой духовке, в которой подрумянивается чиабатта. – Спасибо за гостеприимство. Я должен был увидеть Ноа.

– Зови меня Люция, дружочек, – вздыхает моя пресвятая домоправительница. – Можно? – она указывает на его лицо, желая осмотреть. Каетано лишь молча кивает, а я борюсь с огромным желанием его обнять. – Ничего. Все пройдет, глаз видит, кость цела. Приложим лед, а после обеда намажем мазью. Все будет хорошо. – Эти слова она говорит совсем тихо, но Каетано поднимает на нее свои темные глаза и снова кивает.

Он практически ничего не ест, лишь из уважения к стараниям Люци пробует всего по чуть-чуть.

– Дружочек, нужно выпить горячего чая: в нем ромашка, мелисса и фенхель. Он тебя успокоит и согреет. – Воркует Люция, ставя перед Каетано большую чашку из сине-белого сервиза, а я указываю на тарелку домашнего овсяного печенья.

– Попробуй? Я сама испекла. – Тихонько пищу я. Не поднимая глаз, он придвигает к себе тарелку и съедает практически все. Люция обрабатывает мазью синяк и материнским жестом проверяет лоб, нет ли у него температуры.

– Ноэль допьет чай, а я провожу тебя наверх. Тебе стоит прилечь и немного отдохнуть. Думаю, от сна ты не откажешься.

Каетано покорно следует за ней, а я с тоской провожаю их взглядом. Люци устраивает его в гостевой спальне, а когда спускается обратно, я реву, уткнувшись лицом в ладони.

– Мой ты цветочек, – обнимает она меня, и я охотно утыкаюсь носом в ее пышную мягкую грудь. – Он уснул еще до того, как я задернула шторы. Сон – лучшее лекарство. Успокаивайся, сеньорина. А то глазки станут, как у мышки.

Я смеюсь сквозь слезы, а после помогаю ей убраться на кухне. Жду, что она посадит меня делать уроки подле себя, чтобы я не прошмыгнула в спальню к Каетано, но Люция удивляет меня вновь. Берет ключи от своей Тойоты и сумку и заявляет, что сегодня в муниципалитете собрание, а после на рынок привезут свежую рыбу, и вообще у нее куча дел, за которые она не обязана передо мной отчитываться.

Наши глаза встречаются, и я понимаю, что нет у нее никаких дел. Она уезжает специально, чтобы не видеть, как я прошмыгну в спальню к Каетано. Пресвятая дева Люция дает нам возможность побыть вдвоем. И мысленно обещает прибить обоих лично, если мы злоупотребим ее сегодняшней добротой.

Я гляжу, как задвигаются ворота за ее машиной, и тихонько поднимаюсь на второй этаж. Заглядываю через приоткрытую дверь к Каетано: его даже не видно под большим одеялом, которым накрыла его Люци: торчат лишь темные волосы на макушке. Я бесшумно забираюсь в кровать с другой стороны и вытягиваюсь на мягком матрасе.

Буду лежать здесь и охранять его сон, как обученная овчарка. Только если нагрянет враг, послушной я не буду и на его «Фу!» реагировать не стану. Я так зла, что готова глотку порвать той, что сделала это с ним. Своим собственным сыном.

💙

Присоединяйтесь к моему каналу Krauze's Base! Мне очень нужна ваша поддержка! ❤️‍🔥

💙