Честно? Я бы отказалась выйти в море только с Муссолини. Вот настолько сильно я люблю плеск волн о борт яхты, закат в открытом море, простор и все оттенки синего. Ощущение, что ты – одно целое со стихией и небом.

Мы перестали выходить на своей яхте после смерти мамы. На ней она совершила свою последнюю прогулку. Ее отпустили домой из больницы на выходные, и она будто знала, что они последние. Родители отправились в недолгое плавание только вдвоем. Папа на руках внес маму на палубу и также на руках спустил ее на сушу через несколько часов. Домой она уже не вернулась. Ей стало плохо, и папа сразу же увез ее обратно в больницу. Откуда мама и отправилась прямиком на небеса.

Когда убили Ноя, папа продал яхту на аукционе, а вырученные деньги направил на восстановление госпиталя, который несколько минут, тогда казавшихся целой вечностью, боролся за жизнь моего брата.

Теперь в море мы выходим только с кем-то. И каждый раз я с нетерпением жду мгновения, когда моя нога ступит на пирс в порту Луис Компоманес.

Так что да. В эту пятницу мы отправимся в круиз с мужчинами Дельгадо, и остается только надеяться, что яхта такая же большая, как эго близнецов, и высокая, как их самооценка, чтобы пересекаться мы могли только у трапа.

– Сегодня видела их за обедом. Черт возьми черт, вблизи они, как раздвоенный Альваро Солер! – говорит Карла, внимательно изучая мои купальники, разложенные на кровати. – Возмутительные красавчики!

Я фыркаю: сходства с нашим любимым музыкантом за все время его карьеры был удостоен лишь один парень из Англии, которого мы встретили пару лет назад.

– Волнуешься? – спрашивает она.

В моем сознании моментально загорается последний поцелуй Каетано.

– Я сказала им не приближаться ко мне. Поэтому нет. Да.

Карла с прищуром улыбается.

– Тебе не все равно.

– Конечно, мне не все равно. – Устало вздыхаю я, поднимая с покрывала бирюзовый бикини на завязках. – И ему тоже. Только причину такого поведения я не пойму.

– Так ли она важна? – посерьезнев, спрашивает Карла, и в ее черных глазах читается сочувствие. – Нет-нет, хватит с тебя пятидесяти оттенков синего, – она решительно останавливает мою руку, не давая взять голубой купальник. – Разбавь этим, красным, как в спасателях Малибу. Вам же не по сорок лет, когда вокруг сплошные неудавшиеся браки, любовники, дети и общественное мнение. Если вас друг к другу тянет, то никакие отговорки не смогут эту тягу умалить. Не придумали еще причин, мешающим людям в восемнадцать быть вместе, если они того хотят. Ромео и Джульетта, между прочим, умерли ради такой любви.

– Какой, такой? – приподнимаю брови я, вертясь перед зеркалом в небесно-голубом комбинезоне.

– Такой, что толкает в объятия к почти незнакомому парню, который после с трудом разрывает с тобой поцелуй, чтобы увести от любопытных глаз. – Многозначительный взгляд Карлы вгоняет меня в краску. Я снова отворачиваюсь к зеркалу к Ною. Мне кажется, или он согласно кивает?

– Эли? Когда, если не сейчас?

Действительно, когда? Когда появятся жизненный опыт и мозги? А откуда же им взяться, если не через крышесносную любовь, которая вспыхивает в двух сердцах одновременно а после неминуемо сжигает их дотла, как практически любая первая любовь?

Над этими вопросами я размышляю все лекции в пятницу, и даже эконометрика не способна по-настоящему занять мою голову.

Во время тренировки по плаванию стараюсь не смотреть в сторону Каетано. Благо гребки, брызги и хрюканье Офелии с соседней дорожки заслоняют мне практически весь обзор. Да, практически. Я вижу его грудь, что взмывает над водой при гребке баттерфляем, и вспоминаю то треклятое сердце, что на ней чертила.

– Он сидел за ширмой во время вашего свидания с Фабианом! Подсматривал, как школьник! – строго говорит мне Рамона, склоняясь над водой. Ошалев от информированности своего тренера, я вытаскиваю беруши и удивленно встряхиваю головой.

– Гарсиа! Я говорю, вылезай, за тобой пришла машина! В понедельник утром проплывешь мне за это двести метров.

– Чего?.. какая еще ма...

– Триста.

– Все, все, ухожу, – бурчу я, в недоумении почесывая свою шапочку. Если бы случилось что-то ужасное, Рамона бы не выписала мне штраф в виде лишних метров заплыва. Стало быть, это папа прислал машину раньше, чтобы прибыть в порт до темноты.

Вдохновленная морем и скорым отдыхом, я выпархиваю из тренировочного центра, даже не удосужившись высушить волосы. Мокрые пряди рассыпаются по плечам, и теплый ветерок укладывает их в собственном стиле.

Распахиваю дверь черного Лэнд Ровера и мгновенно захлопываю ее, не успев проглотить ругательство. Оба близнеца восседают на заднем сиденье, и им ничуть за это не стыдно! Обиженно вскидываю подбородок и направляюсь в сторону парковки. Еще чего! Вызову себе такси.

– Ноэль, подожди! – меня ловят за плечо, но я решительно отдергиваю руку.

– Это Фабиан. Я хочу извиниться за наш вечер.

Когда я медленно к нему оборачиваюсь, сердито сдвигая брови, он нерешительно улыбается, обнажая ямочку.

– Я ничего такого не хотел. Прости, я так торопился, что совершенно забыл нанять музыканта для нашего ужина. Вспомнил о нем, когда выехал за тобой. А Каи проспорил мне желание, вот я и попросил его, а ... что? Почему ты смеешься?

А я сама не могу объяснить, почему. Сначала это просто фырканье и короткий смешок, но вот я уже смеюсь во весь голос, запрокинув голову. Я навертела себе извращенских планов, приписала близнецам все существующие в природе гнусные черты, а оказалось, что всезнающий Фабиан так разнервничался перед встречей со мной, что упустил одну деталь.

– После такого фиаско, я стану звать тебя Фаби, – отсмеявшись, сообщаю я.

– Прекрасно, чудесно, – с деланной обидой бурчит этот красивый человек. Лучи послеобеденного солнышка подсвечивают его волосы, спадающие на лоб, и я вижу среди них золотистые прядки.

– И, Ноэль. Извини меня. Я не должен был лезть к тебе. Но я не знал. – Набирает в грудь воздуха. – Что выбор уже сделан.

От его искренности и воспоминаний о свидании, которое он так готовил, а я испортила, мне становится безумно неловко. Все, что я могу, это обхватить его за плечи на уровне рукавов форменного поло, потому что выше не достаю, и прижаться головой к часто стучащему сердцу.

– Спасибо.

Он неуверенно обнимает меня в ответ.

– Мы можем ехать?

– Разве твой брат...

– Ему больше ничего не мешает быть с тобой. Я выхожу из игры, Ноэль. – Фабиан смотрит прямо мне в глаза. И солнце зажигает в его радужках такие же золотистые бороздки, как в волосах. – А жаль, мне так хотелось поиграть. Ведь я нашел тебя первым.

– Звучит, как прощание. – Тихонько отвечаю я.

– Звучит, как начало хорошей дружбы, Эли! – бодро подмигивает мне он и подталкивает обратно к машине.

– Слушаюсь, Фаби! – хихикаю я.

Мы втроем умещаемся на заднем сиденье, поскольку впереди, вместе с моим папой за рулем, как оказалось, находится еще и сеньор Дельгадо. Я смущенно киваю ему и прошу прощения за задержку.

– Ну что ты, Ноэль, я все понимаю. Ты прости, что мои парни не всегда ведут себя, как джентльмены.

– Мне стоит беспокоиться? – папа глядит на меня в зеркало заднего вида, но я лишь миролюбиво мотаю головой.

Кожа к коже я оказываюсь прижата к Каетано. Фабиан рассудительно уселся с другой стороны, а тот не пожелал подвинуться.

Мои влажные локоны ложатся ему на плечо.

– Сеньор Гарсиа, прошу вас, выключите кондиционер. Дует. – Вежливо просит Каетано. – Мы с Ноа мокрые после тренировки.

Он поднимает руку, чтобы взъерошить челку, а когда опускает, его пальцы, словно случайно, накрывают мои. Я бы могла отдернуть руку или демонстративно отвернуться к окну, но не хочу.

В ответ черчу мизинцем сердце внутри его ладони.

Все забыто.

Каетано улыбается, и эта улыбка обнуляет все, что было после нашего поцелуя на пляже. Мы начинаем с начала.

💙

Присоединяйтесь к моему телеграмм-каналу Krauze's Base за свежими новостями о книге и книжными обзорами!

💙