Юджин достала из-под подушки свой блокнот, который скрывала от медицинского персонала. Тетрадь сама открылась на той странице, что нужна была Чхве — естественно, ведь она заглядывала в нее всячески, стоило оказаться ей одной в палате. Всего лишь эскиз, а на лицо выползла улыбка и на душе на мгновение стало легче.

— Как же я скучаю... — прошептала девушка.

[Flashback]
Маленькая Юджин очень боялась оставаться с отцом, и с каждым днем этот страх только усиливался. И если первые несколько дней она боялась говорить, что жить с ним не хочет, то потом, когда стало совсем невмоготу, сказала ему за завтраком:

— Я скучаю по маме.

— Молчи, Юджин, — махнул он рукой. — Ничего страшного, поскучаешь и успокоишься. У мамы твоей сейчас новая жизнь началась, — презрительно скривил губы.

Девочка молчала до вечера, не говоря отцу ни слова. Господи, скорее бы кончились каникулы и она пошла хотя бы в школу, лишь бы не находиться с ним рядом.

На следующее утро Чхве снова сказала, что скучает по маме, но история вчерашего дня повторилась.

— Тогда можно я позвоню ей? — жалобно спросила она, но Сонмин резко отказал дочке.

Внутри мужчины начинала закипать злость: мало того, что жена гулящей оказалась, еще и дочь с ним жить не хочет.

— Папа, я хочу к маме, отвези меня к ней, — просила девочка каждый день и даже не знала, что этим не просто раздражает главу неполного семейства, но и заставляет проникаться к ней, маленькой Чхве, настоящей ненавистью. Да, таким был ее отец, а Ю об этом даже не знала.

В один из таких дней, начинавшихся с просьб дочки отвезти ее к матери, мужчина не выдержал и снова сорвался чуть ли не на крик.

— Поехали, — возмущенно сказал он, — поехали! Но больше ты никогда не переступишь порог этой квартиры, поняла? И запомни: это не папа такой плохой, что не живет с вами, это мамаше своей скажи «спасибо», которая не хранит супружескую верность и себе, ведь ты сама отказываешься жить со мной.

Девочка скоро закивала, тут же убегая к себе и начиная запихивать в рюкзак все свои вещи, напрочь забывая про школьные принадлежности.

В машине ехали молча. Юджин сидела в кресле на заднем сиденьи, тоскливо смотря в окно, за которым шел дождь, оставляя свои крупные капли на стекле. По тому, что видела, девочка догадалась, что они выехали за город. Господи, хоть бы к маме...

Когда машина свернула на пустую узкую дорогу в самый настоящий лес, господин Чхве курил уже пятую сигарету, Ю видела, что он очень напряжен и нервничает. Автомобиль прыгал по кочкам и проваливался в ямы, его качало так, что громыхало все, что находилось в бардачке. Через пять минут такой езды, от которой уже болели все кости, впереди показался двухэтажный, на вид не очень устойчивый дом. Он был огорожен темным деревянным забором, вокруг участка были только деревья и ничего больше, внушая постройке грозный вид. Кое-где виднелись густые наросты мха: и на заборе, и на крыше дома, и на древних пнях, и на многих соснах, окружавших дом. В совокупности с пасмурным небом и дождем картина не внушала никакого доверия, а скорее нагоняла ужас, однако в душе Юджин не было тесно, она не испытывала ни чувства страха, ни ужаса, а была даже рада, сама тому удивлялась и тихонько посмеивалась себе под нос.

Подойдя к черной железной узорчатой калитке, Сонмин нажал кнопку домофона, который тут же противно запищал. Не прошло и пяти секунд, как писк прекратился и послышалось чье-то неровное взволнованное дыхание.

— Кто? — тихий хриплый женский голос принадлежал никому иному, как Чхве Боре.

Мужчина молчал, сверля глазами коробочку домофона.

— Мам, это я, — пискнула девочка, уже даже не боясь реакции отца.

— Юджин, что?.. — голос матери стал живее и потерял хрипоту. — Подожди, я сейчас выйду.

Звонок тут же был отключен, а через несколько мгновений сквозь узорчатые прутья калитки Ю увидела маму в одном халате, выбегающую из дома. Девочка услышала, что отец ушел назад, к машине, и пока Бора открывала замок, обернулась и заметила на его лице слезу и красные глаза, однако ничего даже не дрогнуло в ней, она бросилась в мамины объятия, роняя рюкзак с вещами в лужу.
[End of Flashback]

От воспоминаний пациентку психиатрической больницы отвлек звук открывающейся двери, из-за чего девушка тут же спрятала блокнот обратно под подушку. Снова вошла та самая страшненькая медсестра.

— Чхве Юджин, пойдемте завтракать, — произнесла она своим металлическим голосом, глядя прямо перед собой, отчего складывалось впечатление, что либо она слепая, либо это недоработанный робот, который не оцифровывает то, что его окружает.

Да, Юджин не носили еду в палату, ведь аутизм — не шизофрения, однако самой больной лучше от этого не было. Во-первых, она не понимала, почему люди считают ее ненормальной, ведь что такого, если у нее в зеркале есть лучший друг? Ну а во-вторых, может она и не видела в этом ничего плохого, все же то, что окружающие постоянно от нее что-то хотели, вытягивая ее из зоны комфорта, немного раздражало, хотя по большей части ей было глубоко плевать на всех тех людей. Ей в своем мире хорошо было.

Хоть Чхве и повели в столовую, есть ей не хотелось вовсе. Вообще девушка ощущала чувство голода крайне редко, зачастую принимая пищу только если кто-то ее заставлял. Вот и сейчас ей пришлось буквально запихивать в себя отвратительную жидкую овсяную кашу, которая была невкусной скорее засчет своей консистенции, нежели из-за сахара, что повара положили явно больше, чем норму по рецептуре, а почему — неизвестно. Может, потому что за «лечение» несчастных людей больница получала огромные деньги?

Пока шатенку провожали обратно в палату, повсюду слышались крики, вопли, ахи, охи, порой даже гавканье или чириканье. Вот этот тощий лысый мужчина сейчас разденется до гола. Эта женщина лет десять не стригла себе волосы и ногти, отчего последние походили на крону голого дерева и думала, что она пантера, бросаясь на решетку у двери палаты и рыча на всех, а в пищу употребляла только сырое мясо. О, а этот подросток где-то раздобыл веревку... погодите, из чего она сделана?.. Секунда, и он просунет голову в петлю... упс, кажется, больница потеряла еще одного пациента.

Юджин перевела взгляд себе под ноги, не желая больше лицезреть жизнь находящихся с ней в одном госпитале. Ей хотелось поскорее снова очутиться в своей палате, достать из-под подушки белый блокнот, который зачастую сливался с цветом больничной формы и постельного белья, из-за чего до сих пор не был замечен, ведь когда белье меняли, девушка прятала его себе под кофту, и снова раскрыть его на той странице и сделать себе хотя бы немного легче.