Вернувшись домой, Чонгук хотел остаться незамеченным, но ничего не вышло. Уже на пороге его встретила прислуга и грозный взгляд отца. Парень без слов понял свое наказание. Молча снял с себя верхнюю одежду и отдал её пожилой женщине, которая с дрожащими руками скрылась из виду.

Оголив торс, Чон встал в планку перед мужчиной и прикрыл глаза. Мать же после первого удара, который пришелся не сладко её сыну, прикрыла рот ладошкой и закрылась в своей комнате. Спустилась спиной по двери и пыталась не думать о боли, которую вновь приходилось испытывать Чонгуку.

— Если ты еще раз уйдешь из дома без моего разрешения, то уже так легко не отделаешься, — прошипел мужчина, бросая рядом с сыном стержень от флага, который всегда стоял в кабинете. Лишь по особенным случаям оказывался в руках старшего господина.

— Да, отец, — выдохнул черноволосый, поднимаясь на ноги. С опущенной головой проводил отца до дверного косяка, а после поплелся в свою комнату, принимая из рук женщины свою рубашку.

Зайдя в крошечное помещение, которое можно назвать обителью, парень подошел к небольшому зеркалу и попытался разглядеть в нем отражение своих ссадин на спине. Только кроме громкого всхлипа и горьких слез ничего не получил. Женщина стояла прямо за его спиной и поджимала губы, не решаясь дотронуться до сына:

— Что ты делаешь, мам? — спросил Чонгук, накидывая на себя рубаху. 

— Очень больно? — женщина опустила голову в пол. Начала сжимать пальцы рук, ненавидя себя за то, что свела свою жизнь с ужасным человеком и теперь вынуждена молча наблюдать за унижениями своего единственного сына.

А Чону всегда было больно и тошно видеть материнские слезы. Он ничего не мог сделать, чтобы избавить женщину от этих мучений. Даже её слабое сердце не в его власти.

— Мне не больно, — холодно ответил черноволосый, обходя мать стороной. — Зачем опять ревешь? Тебе не идет.

— Чонгук, — ласково позвала она сына.

От собственного имени Чона передернуло. Из уст матери все звучало слишком трепетно. Невозможно удержаться от собственных эмоций и проигнорировать.

— Ну чего ты, — тяжело выдохнул парень, прижимая к себе мать. Крепко обнял хрупкое тело и чмокнул в макушку. — Почему я должен тебя успокаивать, м? — посмотрел в глаза женщины и увидел в них лишь жалость. Он правильно подумал, если предпочел эту жалость себе. Именно его существование портило жизнь этой семьи. Такого мнение никчемного сына, который не узнал ничего, кроме боли и хладнокровности в родительском доме.

— Зачем ты ушел, когда я просила остаться? — со слезами на глазах спросила миссис Чон. Поправила взъерошенные волосы сына и погладила его розоватую щечку после удара отца. — Знал же, чем все это обернется.

— Забей, мам, — хмыкнул Чонгук, обнимая женщину вновь. — Может хоть в этот раз побег стоил того, чем я расплатился.

— Что натворил? — взволнованно спросила она, отодвигаясь от черноволосого, чтобы тот вновь не заставил её забыть об услышанном.

— Неважно, — парень закатил глаза и посмотрел в сторону, не желая стать пойманным на лжи.

— Чонгук? — вопросительно посмотрела на него мать, поворачивая моську на себя.

— Что ты здесь делаешь?! — показался на пороге супруг женщины. — Выходи.

— Дорогой, — только заикнулась, чтобы уговорить мужчину разрешить ей побыть еще немного с сыном, но по одному взгляду поняла, что пора уходить. — Доброй ночи, малыш, — чмокнула Чона в лобик и поплелась в сторону двери. Вместе с мужем скрылась из виду и уже до самого утра парень просидел взаперти в своей комнате. И для него не удивительно. Вновь провинился и заставил мать понервничать. Знал же, что все могло выйти и в сто раз хуже. Наверное, поэтому не кряхтел, когда чувствовал боль во всем теле.

Проснувшись раньше обычного, Чон Чонгук лениво поплелся в сторону двери. Она была открыта. Это значило, что отец уже давно на ногах и даже не стал держать сына в комнате дольше обычного.

Парень потрепал волосы и спустился по лестнице на первый этаж. Во всем доме царила тишина. Создавалось впечатление, что черноволосый и вовсе проспал до обеда. Хотя все было иначе. Старший господин молча поедал свой завтрак, сидя за столом. Мать Чона же сидела напротив супруга и ковырялась вилкой в тарелке:

— Доброе утро, — скромно заявил о себе парень, подходя за своей порцией. Поставил на стол стакан с соком и уже отодвинул стул, чтобы сесть, как мужчина скинул поставленное на пол:

— Откуда столько наглости?! — процедил отец, не смотря на никудышного ребенка.

— Дорогой, — попыталась заступиться миссис Чон.

— Молчи! — воскликнул он, поднимаясь из-за стола. — А ты, — указал на сына указательным пальцем. — забери свой завтрак в свою комнату и не выходи из неё до самой ночи. Я не хочу видеть тебя в своем обществе. Ты никчемен и жалок, а я не такого сына воспитывал.

— Как скажете, отец, — послушно поклонился Чонгук. Налил себе обычной воды и пошел обратно наверх, шаркая ногами по паркету.

— Зачем ты так с ним? — вышла из-за стола госпожа Чон. Одернула на себя мужа и сжала ткань от пиджака в своей руке. — Сколько будешь еще издеваться над ним? Сколько можно ссылаться на его неуравновешенность, когда ты и сам ведешь себя, как животное?! Бьешь и изводишь его, а он молчит. Я мать этого ребенка и не собираюсь продолжать наблюдать за происходящим со стороны.

— Подставишь свою спину? — вздернул бровями мужчина, убирая руку жены со своего плеча. — Думай, о чем говоришь.

— Нужно будет, подставлю, — добавила миссис Чон, а после покинула помещение, оставив мужа раздражаться в одиночестве.

Кровать и окно. Словно камера, а не личная комната. Свет тусклый, ведь солнце только встало и не успело еще осветить все помещение. Твердая кровать и набитая перьями подушка. Одеяла, как такого не было. Вместо него тонкий, но пушистый плед. Знай парень всю роскошь, то не довольствовался бы тем, что имел. Но для его существования хватило бы и жалкого матраса, ведь одиночество краше или чернее от этого не станет. Тогда почему бы не боготворить родителей за то, что вообще разрешают дышать...

— Что делаешь? — спросила женщина, заглядывая в комнату Чонгука.

— Ничего, — тяжело выдохнул парень, вставая с кровати, на которую быстро запрыгнул, когда услышал приближающиеся шаги. До этого он изо всех сил старался подслушать разговор матери с отцом, что вышло просто отлично. В памяти отложилось каждое слово хрупкой женщины, вставшей на сторону сына. И это было приятно и опасно одновременно. Вызвало испуг и волнение на лице черноволосого. — Тебе не следовало грубить ему, — добавил к слову, поднимая взгляд кверху.

— Ты все слышал? — сощурилась миссис Чон, присаживаясь на спальное место сына. Похлопала по матрасу рядом с собой, чтобы парень присоединился к ней. — Садись. Не нужно стоять и делать умный вид. Сама решу, что говорить, а что оставить лишь на языке.

— Я хочу уйти, — вдруг заявил Чонгук, присев рядом с матерью на корточки. Взял её руки в свои и слегка сжал. Посмотрел в родные глаза и решил не медлить с объяснением. — У меня есть квартира в центре города. Если съеду, то от меня будет уже не так много проблем. Отцу скажу сам, но для начала ты должна дать согласие на мое решение. Только не нужно говорить о том, что будешь волноваться и переживать.

— Само собой я буду волноваться и переживаться, — перебила его госпожа. — Ты же мой ребенок.

— Мама, но это не мой дом, — помычал Чон, склоняя голову набок и опуская голову вниз. — Точнее мой, но...

— Живи отдельно, — проговорила мать, освобождая руки из схватки парня. Погладила его по голове, а после поцеловала в лоб, как малое дитя. — Так будет лучше.

— Ты не против? — переспросил Чонгук, кусая внутреннюю сторону щеки от волнения.

— Не против, — кивнула женщина, поднимая уголки губ. — Я же люблю тебя, а значит должна принять любое твое решение. Хочешь — делай, но главное, чтобы все было хорошо.

— Я тоже люблю тебя, — выдохнул черноволосый, кладя голову на колени матери. — Спасибо...