//не бечено//

— Прим! — Юнги негодует. Он встает с пола и, схватив девушку за руку, одергивает ее в сторону. — Какого черта?

Он не очень хорошо говорит по-тайски, поэтому нежданная гостья внимательно смотрит на губы Мина, морщит лоб, когда не понимает слова, и снова косится на Йевон. Та все еще сидит, пряча лицо в сложенных на коленях руках.

— Кто это, кун?

— Что ты здесь забыла? — Юнги отвечает вопросом на вопрос и сильнее сжимает девичье запястье.

— Ты забрал продукты вчера, — Прим снова вглядывается в глаза мужчины, — я принесла молодого вина.

— Прим, тебе прекрасно известно, что это место проклято.

— Но ты живешь здесь, кун!

— Прим!

Йевон шмыгает носом, не понимая, о чем говорят эти двое, и немного меняет позу, потому что опухшая нога, кажется, затекла. Она встречается взглядом с глазами незнакомки и хочет куда-нибудь спрятаться, потому что на нее смотрят пронзительно, будто заглядывая в душу.

— Кто это, кун?

Юнги оглядывается, замечая, как Йевон тянет подол своего потрепанного платьица вниз, стараясь прикрыть щиколотки, вздыхает и отпускает Прим, опускаясь на корточки, чтобы собрать осколки кувшина.

— Не знаю, — мужчина в ладонь кладет большие куски разбитой глиняной посуды, — вчера в реке нашел. Ее зовут Йевон, но она ничего не помнит. И не может говорить.

Прим внимательно осматривает девушку на полу и замечает, что та держится за ногу. Капельки пота на лбу и небольшие морщинки выдают, что ей больно, и когда гостья Юнги подходит ближе, становится на колени и аккуратно пальцами ощупывает припухлость, он, вернувшись, застывает с веником в руках.

— Ей нужно в больницу, — констатирует Прим, — в город. И в полицию.

— В больницу смогу проводить, в полицию — нет.

— Почему? — Прим поворачивает в его сторону голову.

— Место проклято, я — проклят, — Юнги не смотрит на девушек, заметая в совок остатки стекла, и никто из них не может понять смысл его слов: Йевон не знает язык, а Прим просто не понимает.

Он не может сказать, что по документам человек, которого зовут Юнги — мертв. Он не может сказать, что каждую ночь он снова горит в огне, огне самобичевания, потому что не уберег самое дорогое для себя. Соваться в полицию — это последнее, что сделает Мин. Это красная тряпка для быка, последняя возможностью натравить на себя всех обиженных и обделенных им, чтобы кануть в Лету вместе со своей прошлой жизнью. А этих обиженных и обделенных наберется немало, ведь Юнги, исполняя волю отца, нажил себе достаточно врагов.

Уходя на кухню, чтобы выкинуть собранные осколки, Юнги слышит гневный возглас на улице и видит, как Прим испуганно выбегает из его жилища. Девушка первая за долгое время его одиночества проявила к нему участие. Это утешает и раздражает одновременно, потому что Юнги не привык к подобному. Ему в тягость это внимание, и даже спустя три года он продолжает проверять территорию каждый день, опасаясь, чтоб по его душу никто не пришел, и тем более не хочет напрасных жертв, но Прим упорно продолжает гнуть свое и тянется к Юнги.

Почему? В нем нет ничего хорошего...

«Она просто не знает, — успокаивает он себя, — что такое Мин Юнги». А Мин Юнги — это концентрированная боль, отчаяние и смерть. Он много лет своими руками замешивал в котле преступности кровь, перемолотые кости и страх, крики, пустые гильзы и остекленевшие глаза своих противников, не всегда причастных к его миру. Юнги ненавидит себя за это все, но есть один человек, которого он ненавидит чуть-чуть сильнее себя — его отец. Мин пока слишком слаб, чтобы встречаться лицом к лицу с породившим его монстром, прикрывающимся личиной праведника.

Юнги лучше других знает, что руки отца по локоть в крови.

Наличию в его жизни Йевон Юнги тоже не очень рад. Ему совсем не хочется возиться с ней, поэтому он быстрее хочет придумать, как избавиться от девушки, но понимает, что Прим права, и Йевон нужно, как минимум, в больницу.

— Идти ты не сможешь... — Мин присаживается напротив нее и приподнимает подол платья, осматривая ногу. Ему кажется, что припухлость увеличилась, и даже появилось посинение. — Я схожу в аптеку, нужно отек уменьшить. — Йевон наблюдает за мужчиной, как он ходит по домику, приносит ей воду, фрукты, а потом дает последнее наставление: — Никуда не выходи, если кто-то придет, впрочем, сюда никто не ходит, делай вид, что никого нет. Это на случай, если проголодаешься. Я вернусь через пару часов.

Йевон кивает, мол, все поняла, а сама заворожено следит за каждым движением Юнги. Странное ощущение взволнованности и безотчетного страха не отпускает ее, но боится девушка не Юнги: если бы он хотел, то уже причинил бы ей вред, сделал больно, а ответить на свой немой вопрос «что не так?» она не может, потому что банально не помнит, что случилось...

Юнги перед выходом надевает кепку на голову, осматривается и, спрятав руки в карманы штанов, удаляется по тропинке к дороге, ведущей в город. Он никогда не пользуется услугами такси, чтобы никто не знал расположение его дома, не просит помощи и всячески избегает людей, минимизируя возможность своего обнаружения. Юнги — призрак, и сейчас его главная задача избавиться от Йевон. Он покупает в аптеке несколько мазей, в двух словах обрисовав ситуацию с ногой девушки, получает в нагрузку таблетки против воспаления, а еще два пакетика сборов трав, которые тоже должны помочь в уменьшении отека. Возвращается мужчина намного позже ожидаемого, зайдя по пути к матери Тэхена, когда сумерки опускаются на округу. Он поднимается по ступенькам и практически получает по лицу, услышав «нельзя». Почему нельзя заходить, он не понимает, однако все равно оказывается спущенным с лестницы внезапно бойкой Прим.

— Какого?.. — Юнги, проходя в свое жилище, когда ему дают добро, хочет спросить причину столь странного поведения, но застывает на пороге с пакетиком из аптеки и сумкой с едой из ресторанчика и смотрит на Йевон, стоящую на одной ноге, подобно изящной балерине, подтянувшую вторую ногу, согнув ее в колене, ведет взглядом по ее фигуре и тушуется, уходя на кухню. — Ты меня из-за этого не пускала?

— Да, — отвечает Прим, а Мин качает головой, стягивая ветровку и опуская задравшуюся футболку, потому что обе девушки цепляются взглядами за ожоги и татуировки, — ее одежда была грязной.

Йевон, хоть и не понимает опять, о чем идет разговор, улыбается, рассматривая свое новое платье, и присаживается на подушку, которую тоже принесла незнакомка, вытягивая поврежденную ногу вперед. Эта девушка пришла где-то часа через полтора после ухода Юнги и помогла принять душ, хоть Йевон и сопротивлялась, стесняясь, высушила и расчесала волосы, дала чистую одежду и приложила что-то к ноющей лодыжке. Стало немного легче.

— Тебе досталось из-за меня? — Юнги косится на Прим, и та отворачивается, но мужчина уже заметил ссадину на лице и покраснение, неудачно замазанное, на щеке.

Он прекрасно знает, как к девушке относятся в ее семье. Руки иногда чешутся, чтобы объяснить этим людям, что нельзя обращаться так с живым человеком, но кто Юнги такой? Преступник и убийца. Он не полезет не в свое дело.

— Нет, ударилась, когда убиралась, — девушка отворачивается и подходит к Йевон, поправляя повязку на ее ноге. — Я пойду. Ужин на столе.

Юнги смотрит на хмурую Йевон, достает пачку сигарет из кармана и, немного подумав, просит спускающуюся по лестнице девушку:

— Сможешь завтра сходить с ней в больницу, а потом в полицию? Я проведу.

— А сам?

— Так сможешь? — Юнги подходит к выходу из домика и упирается плечом в дверной откос, доставая сигарету и разминая ее между пальцев.

Прим спускается еще на одну ступеньку ниже, прикусывает щеку, думает, а Юнги внимательно следит за ней. Он знает, что девушка, скорее всего, не откажет, потому что у нее, определенно, есть чувства к нему. Пользоваться этим — низко, но по-другому никак.

— Смогу.

— Спасибо, ты сильно меня выручишь.

Юнги чувствует себя полнейшим мудаком и является им, по сути: святоши бы не выжили в той мясорубке, в которую его кинули. Мин до сих пор видит в своих снах застывшие глаза людей, которых ему приходилось убирать, чтобы его не раскрыли. Помнит тошноту от осознания собственной никчемности, хоть он и слыл одним из лучших, иногда даже ощущает во рту привкус рвоты, — его часто выворачивало наизнанку, когда он оставался один на один с Шугой. И вот Шуга мертв, Юнги — существует, а методы все те же.

— Завтра дождь будет, — Прим бросает ему вслед, — послезавтра сходим.

Мин кивает и уходит в дом, закрыв дверь-сетку за собой и удаляясь на терраску покурить. Он тушит окурок в переполненной пепельнице, прячет в холодильник еду, что передала мать Тэ, а потом возвращается к Йевон, принеся с собой пакет из аптеки, садится на пол, скрестив ноги, и снимает повязку, наложенную Прим.

— Завтра не выйдет сходить в больницу и полицию, скорее всего, потому что обещают дожди, а они здесь сильные, да и твоя нога оставляет желать лучшего. Наложим мазь, может к завтрашнему утру станет лучше, — Юнги достает какой-то тюбик из пакета, и Йевон морщится, стоит его прохладному содержимому коснуться кожи. — Расскажи, что ты помнишь?

Девушка, оторвавшись от разглядывания пальцев мужчины на своей лодыжке, переводит взгляд на блокнот рядом и берет ручку.

«Меня зовут Йевон, кажется, Ким Йевон, но я не уверена. Я не знаю, как оказалась здесь. Я помню только грохот, боль и воду, но это ничем не поможет. Не знаю, кто я, но мне было больно».

Юнги читает ее записку, продолжая втирать мазь, хмурится.

— А меня ты не боишься? Что я тебе сделаю больно?

«Ты уже мог это сделать, но не сделал. У тебя добрые глаза».

Мужчина усмехается и качает головой, а потом грустнеет: Дженни как-то сказала то же самое... В ответ ничего не говорит, встает и идет на кухню, где раскладывает приготовленную Прим рыбу в пиалы и рис, поливая соусом все это. Он молча передает ужин девушке, сам медленно жует, ковыряясь палочками в рыбе, и вновь пропадает в дверном проеме кухни.

— Выпей, — Мин протягивает стакан с водой и таблетку, а потом поднимается на ноги, отряхиваясь. — Ложись спать, тебе нужно отдохнуть.

Йевон послушно проглатывает лекарство и подбирается к своему матрасу. За неимением выбора, девушка забирается под тоненький плед, укрывая ноги, прям в одежде, разглаживая платье, чтобы мялось меньше, и Юнги, следящий за этим всем, уходит к себе в комнату, достает одну из своих старых футболок, нюхает, проверяя на чистоту, удовлетворенно кивает и возвращается в закуток, где устроилась Йевон.

— Переоденься, — он кидает ей футболку, а сам удаляется на террасу, доставая сигареты.

Йевон смотрит на принесенную вещь, смаргивает несколько раз, косится на стоящего к ней спиной мужчину и неуверенно тянется к замочку платья на боку. Она медленно спускает с плеч бретели, а потом очень быстро натягивает сверху футболку, боясь, что Юнги вот-вот повернется. Но Мин увлеченно рассматривает реку, пуская клубы дыма, и не собирается поворачиваться, пока к его ногам не падает записная книжка.

«Я все. Спасибо».

Мужчина поворачивается, а Йевон подтягивает плед выше, прикрываясь и отползая к стене.

— Спокойной ночи, — он кладет рядом с ее матрасом блокнот и уходит.

Домик Юнги небольшой, — Йевон отметила это, когда пришла Прим и помогла ей. В нем две комнаты: спальня хозяина жилища и общая, подобие гостиной, а еще маленькая кухонька, терраса, нависающая над бурным потоком реки и компактный санузел. Минимальные удобства для жизни, и Йевон тогда подумала, что Юнги совершенно точно живет один. Пространство комнат слишком захламлено, паутина и пыль повсеместно, одежда разбросана, а Прим не похожа на ту, кто часто проводит время здесь.

Йевон сначала было как-то не по себе, ведь она отчетливо видела в глазах пришедшей девушки ревность, поэтому посчитала, что они с Юнги близки, но грубые нотки в голосе мужчины и скованность Прим показали, что суждения ошибочны. И девушка, укладываясь удобнее, потому что Юнги так больше и не вышел из комнаты, думает, что вот так находиться наедине с малознакомым мужчиной — не правильно, но поделать ничего не может. Голос не слушается, нога болит, и нет никого, кто бы помог, а Юнги помогает.

Йевон лежит, смотря из своего уголочка на улицу, подложив под голову сложенные вместе ладони, размышляет, пытаясь припомнить хоть что-то о себе, и зажмуривается, притворяясь спящей: Мин минут через двадцать выползает из комнаты, почесывая живот, озирается, заглядывает, видимо, проверяя, спит она или нет, и тихонько бродит по комнате в поисках чего-то. Девушка приоткрывает глаза, наблюдая за мужчиной из-под полуопущенных ресниц, смелеет, когда видит, что Юнги сидит на полу к ней спиной, перебирая что-то, и рассматривает рисунок татуировок, расползающийся к предплечьям и уходящий в шрамы. Кожа на спине и руках Мина местами стянута, Йевон интересно, где он заработал их, шрамы, в чем значение тату, почему в глазах Юнги такая грусть и... боль? Она так и засыпает, думая о Юнги, о себе и том, где ее дом, ищут ли ее?

Мин ищет тот сбор из трав, что дала мать Тэхена, чтобы заварить его и выпить после душа перед сном. Приходится разворотить несколько ящиков с вещами, стараясь сильно не шуметь, ведь Йевон уже спит. Мужчина победно выхватывает нужный мешочек и его взгляд цепляется за один предмет, который он не держал в руках уже три года. Пистолет выпадает все же из ткани, в которую был замотан, глухо ударяясь о деревянный пол, Юнги ногой его пинает, пряча в ворох одежды, и обессилено плетется в душ.

Тряпка и размазня, — вот кто Юнги. И у него нет сил даже поднять оружие.

Он смотрит на себя в зеркале, вода бьет по плечам, голове, застилает глаза, а в отражении — Шуга. Тот скалится, залихватски зачесывает волосы, и Юнги видит, как его кожа трескается, испуская пар, по щекам стекает алая кровь, от звука, будто что-то жарится, подкатывает тошнота.

Мин смаргивает.

По крыше стучит дождь. Пахнет влажностью и прохладой. Где-то вдалеке гремят раскаты грома, и сверкает молния. Юнги плетется в сторону спальни, забыв про отвар, вытирает волосы, не надеясь, что сон соблаговолит посетить его сегодня и застывает, услышав возню в закутке, где спала Йевон. С небольшого комода, служившего перегородкой от основной комнаты, чтобы девушка не чувствовала себя выставленной напоказ, валятся несколько книг и статуэтка.

— Йевон? — Мин заглядывает к ней, аккуратно ступая, стараясь не испугать, и застывает, когда на него устремляют взор заплаканных глаз.

Девушка жмется к стене, пытается спрятаться за пледом и жмурится, втягивая голову в плечи из-за надвигающейся грозы и новых ударов грома, треска молнии и усиливающегося ливня. Она трясет головой и сначала отталкивает протянутую руку, открывает рот, пытаясь то ли кричать, то ли сказать что-то, но Юнги не по себе из-за гримасы боли, исказившей девичье лицо. Он не знает, как помочь, хочет уже подняться на ноги, чтобы принести воды, но Йевон все же хватается за его ускользающие пальцы, и мужчина чувствует, как ее колотит. Крупная дрожь пробирает даже его, когда он притрагивается ко лбу девушки и понимает, что у нее жар, а непогода вызывает какие-то негативные воспоминания. С новым раскатом и вспышкой Йевон подскакивает на месте и валится в руки Юнги.

На улице ливень стеной — не видно даже очертаний близлежащих домов. У Мина нет ничего жаропонижающего, он сам крайне редко болел и не знает, что делать в этой ситуации, но решает, что перенести девушку к себе в кровать, — правильное решение. Он достает более теплое одеяло, чем тонкий плед, которым укрывалась Йевон, игнорирует, что она только в его футболке, пусть и та велика ей размера на два, укрывает, а сам все же забирает с кухни настоявшийся отвар. Травы хотя бы помогут уснуть и ей, и ему, а там должно стать легче. Мужчина усмехается из-за мысли, что девушка через два дня оказалась в его постели и мелко дрожит, но они оба не знают толком друг друга: Юнги не хочет делиться своей жизнью, а Йевон — не помнит ничего о себе.

Юнги впервые за столько лет улыбается.

Юнги впервые за столько лет спит спокойно, а рядом сопит Йевон.

***

У Тэхена смешанные чувства относительно прошедшего вечера, поэтому он, сидя в своем офисе, пытается собрать мысли в кучу. Напротив его стола стоит Сычён, за окном — глубокая ночь, а в руках — его любимый, именной пистолет. Тэ начищает его, следя за выражением лица своего единственного секретаря (потому что остальные два оказались менее эффективными, чем этот малец), и направляет оружие на него, собрав и прицеливаясь. Сычён сглатывает.

— Все комплектующие доставлены в срок, Ли Бёнхо на связь не выходил, — чеканит парень, борясь с желанием вытереть проступивший на лбу пот, — какие будут указания?

Тэхен хмыкает, думая о нападении в порту, чешет бровь и вставляет обойму, снова прицеливаясь, отчего Сычён весь подбирается. Он следит за взглядом президента, бегло смотрит на его поврежденное ухо и боится пошевелиться.

— Еще бы он объявился после столь грубого приветствия, — Ким еще раз протирает специальной тряпочкой ствол пистолета и прячет его в верхний ящик стола, отчего Сычён облегченно выдыхает.

— Собрать о нем больше информации?

— Я о нем знаю слишком много, — Тэхен окидывается на спинку кресла и теребит галстук между пальцев, — и если бы не сложившиеся обстоятельства, то не хотел бы слышать имя человека, погубившего единственного сына, но новости в нынешних обстоятельствах мне нужны. Я не намерен терять своих людей.

— Завтра к обеду отчет будет у вас на столе, — Сычён кланяется, записав задачи в блокнот, но замирает на пороге, остановленный Кимом.

— Видел девушку, вьющуюся вокруг меня? Суджи зовут, — мужчина поднимается с места и подходит к окну, скрестив руки на груди.

— Конечно, ее трудно было не заметить.

— Наведи справки: кто, откуда, — Тэ поворачивается к секретарю, — мне нужно знать все.

— Как скажете, — Сычён склоняет голову, — должен напомнить, что у вас сегодня еще запланирована встреча. Водитель будет ожидать внизу.

Тэхен привык уже делить жизнь на дневную и ночную. Ночью приходилось решать вопросы теневого, незаконного бизнеса, касающегося остатков когда-то могучего клана Псов, а днем быть преуспевающим бизнесменом, филантропом и завидным женихом. Даром, что сердце этого жениха уже продолжительное время занято одной девушкой.

Эта одержимость казалась мужчине ненормальной. Их с Вэнди отношения сложно подогнать под рамки «нормально», потому что вряд ли здравомыслящий человек добровольно бы согласился на такое, но в их случае не было особо выбора и даже столь редкие встречи и переписки были чем-то большим. И Тэхен, приехав на встречу в один из фешенебельных ресторанов, вскользь подумал, что Вэнди бы здесь понравилось.

Он осматривается, пока официант ведет его к нужному столику, застывает на месте, потому что видит весьма занимательную люстру, отмечает, что хочет себе такую же, моргает, ведет взглядом по посетителям и замирает. Все происходит будто в замедленной съемке: Тэ разворачивается, устремляет взор на девушку, кутающуюся в легкую, кружевную шаль и рассматривающую меню. Она улыбается. И эта улыбка просто вспарывает грудную клетку Тэхена, потому что он не видел Вэнди очень давно.

— Господин, вам сюда.

Голос официанта вырывает из мыслей, будто Тэ тонул в океане, ноги свело судорогой, и легкие уже почти наполнились водой. Он оглядывается, кивает молодому человеку и снова возвращает внимание тому месту, где только что сидела Вэнди. Сидела. Но теперь ее там нет. Наваждение? Возможно. И Тэхен считает все это фантазией больного воображения.

— Я хочу не просто увидеть его, но и поговорить, — Вэнди, кутается в свою кружевную накидку, подтягивая ноги под себя и усаживаясь удобнее в кресле в доме Джина, — ты не можешь мне этого запретить.

— Не могу, — соглашается Намджун, следя за сестрой, — но еще не время. Мы только вернулись, не наводи шума.