На следующий день первое, что я делаю, поудобнее устраиваюсь в кожаном кресле Алика. Почему бы и не воспользоваться привилегией его отсутствия и почувствовать себя человеком? Кресло оказывается с несколькими режимами вибрации. Я включаю их все и откидываюсь назад. Трясусь вся: коленки, руки, живот. При увеличении амплитуды начинают трястись груди и щеки. И пока я получаю так называемую недельную порцию удовольствия, в кабинет врывается запыхавшаяся грузная медсестра:

— Авария, беременная женщина двадцать один год, срочно, к вам на приём... — не поздоровавшись, орет она. Потом видит меня и осекается на последнем слове. Я продолжаю, но уже напряженно, дергаться, так как попасть сразу пальцем в нужную кнопку не получается. Когда наконец я вырубаю кресло, мозги еще не соображают, так как превратились в коктейль. И я смотрю, часто моргая, пытаясь уловить суть сказанного. Хотя в голове крутится лишь одно: даже не находясь на рабочем месте Алик Засранович умудряется устроить мне подлянку. Ну почему именно сегодня и сейчас, когда я решила расслабиться и активно отдохнуть за его счет?

— А-а-а... — протягиваю я, возвращая подвижность онемевшему языку, — Алекфандр Фладимирович отфуфтвует, — стараюсь смотреть серьезно, но буква «с» проваливается под язык.

Медсестра хмурится, становится в позу «руки в боки», глаза, будто два лазера, оценивающе проходят по валяющимся на разложенном кресле частям моего тела. Матёрая тетка. Лет под пятьдесят, не меньше. С такой лучше не связываться.

— А ты тут для чего? Для крафоты, что ли? — некультурно передразнивает она меня.

«Что за фамильярность?!» — взрывается во мне проснувшаяся гордость. И я хочу высказаться по этому поводу, но не успеваю. Она, не дожидаясь моего ответа, вылетает в коридор, а буквально через две минуты в кабинет на каталке ввозят беременную.

Выглядит та, к счастью, неплохо: постанывает, лёжа на боку и держась за живот, но больше ничего. Ни лужи крови, ни размозженной физиономии.

Мое лицо серьезно, я принимаю вертикальное положение и выхожу из-за стола. Только по дрожащим коленкам можно понять, насколько я нервничаю. Хотя те, скорее всего, трясутся из-за кресла.

Прошу медсестру перевезти женщину в смотровой кабинет, уже полностью вернув себе уверенность и букву «с», и первой захожу туда. Медсестра — на этот раз совсем молоденькая девочка, послушно кивает и, вцепившись в ручки каталки до побеления костяшек, ввозит ее за мной. Беременная беспрестанно кусает нижнюю губу и напугана больше меня. Это придаёт сил. Все-таки я хозяйка положения, а значит, надо действовать.

Взяв из рук медсестры карту, где собраны краткие сведения с приёмного покоя, я бегло просматриваю ее.

ДТП... Врезалась в мусорный бак... Первая беременность... Хронических заболеваний нет... Давление и сердечные показатели в норме.

Женщина тут неслучайный гость. Она находится под наблюдением за развивающейся беременностью у Алика Кидаловича. Надо признаться, оформлено всё достойно, не к чему придраться.

Медсестра помогает перелечь женщине на кушетку для УЗИ.

«Последняя менструация, предполагаемая дата родов... — эти записи сделаны врачом приемного покоя. — Срок двадцать семь недель. Двойня. Состояние стабильное... Стоп, стоп...»

Мой взгляд быстро возвращается назад.

«Двойня?! Только этого мне не хватало!»

Захлопнув карту, я кидаю ее на рядом стоящий столик и смотрю на пациентку.

«За какие праведные поступки мне Бог подбросил её?»

Та лежит и хлопает ресницами, в свою очередь подозрительно рассматривая меня.

Не доверяет.

Медсестра уже освободила ее живот... огро-о-омный живот... и обильно смазала гелем.

Кстати, а почему Алик Бабникович работает без медсестры?

Эта вроде бы вполне естественная мысль посещает меня только сейчас.

Ладно, потом выясню.

— Вероника Игоревна? — я серьезно обращаюсь к беременной. Руки приходится засунуть в карман халата, чтобы унять внезапно взбесившийся мизинец. — Как самочувствие? Боли есть?

— Немного, внизу живота... — бормочет девушка, морща лоб.

— Какие-нибудь выделения, кровь?

— Нет, — она отрицательно качает головой.

— Как шевеление плодов?

— Ага...

Всеобъясняющий ответ.

— Хорошо. Сейчас мы сделаем УЗИ, чтобы убедиться, действительно ли все нормально, — эти слова я проговариваю больше для себя.

Вероника согласно кивает.

Я беру датчик. Он начинает вибрировать в моей трясущейся руке. Быстро прикладываю его к животу, нажимаю кнопку на клавиатуре. На экране высвечивается «что-то». В буквальном смысле этого слова. Что это, разобрать невозможно. Медленно провожу прибором по гладкой поверхности кожи. Слава Богу, пациентка не замечает моего напряженно-недоуменного состояния, её внимание полностью приковано к монитору.

— Ну как? — резонный вопрос.

— Подождите. — Я с умным видом вглядываюсь в постоянно меняющуюся бело-черную картинку. Найти бы хоть голову или сердце, хотя бы одного из них. — Все вопросы после окончания исследования.

Как странно. Когда Алик вчера производил те же самые манипуляции, у него получалось достаточно просто и легко. Пусть и нечетко, но я смогла увидеть пальцы. Сейчас же — тёмный лес.

Что делать?

Я исследую практически весь живот. Да где же вы: руки, ноги, голова?!

Несколько раз совершенно случайно мне удаётся наехать на сердце одного из партизанов, находящегося слева. Братик справа усиленно маскируется. Как только я подъезжаю к месту, где по моим расчётам должен находиться его пульсирующий орган, он тут же переворачивается на другой бок, полностью меняя картинку. В конце концов мне надоедает гоняться за ловким малым, и я, логично рассудив, что раз шевелится, значит, с ним тоже все в порядке, заканчиваю исследование.

Надо бы ещё изучить плаценту, но тогда осмотр продлится два часа, не меньше, и в итоге я все равно ничего не пойму.

Судя по мягкому животу женщины, гипертонуса матки нет, а значит, остаётся полагаться на Бога и надеяться, что с плацентой тоже все хорошо.

Я с тем же серьёзным выражением лица вытираю датчик салфеткой.

— Помогите ей встать и проводите в мой кабинет, — отдаю приказ медсестре, стараясь не смотреть на пациентку, и направляюсь к двери, проклиная жизнь, работу и Александра Свиньяловича.

— Доктор. — Голос Вероники заставляет обернуться. — А кто у меня? Мальчик или девочка?

Я удивлённо смотрю на неё.

— Сейчас это самое важное? — недовольно качаю головой. — Одевайтесь.

И выхожу за дверь.

Быстро пролистав файл с записями Алика, нахожу-таки заметку о том, что двойня состоит из мальчика и девочки. Ну, будет теперь, что сказать.

В кабинет Вероника входит на своих двоих, но с поддержкой медсестры.

Вот и ладненько.

— Как самочувствие? — вновь осведомляюсь.

— Да, вроде...

— Понятно. — Я складываю руки на столе. — Значит так, Вероника Игоревна, детки ваши в полном порядке. Никаких серьёзных нарушений в развитии беременности нет, кстати, у вас мальчик и девочка.

Вероника улыбается:

— Как и сказал Александр Владимирович.

Мое лицо расплывается в снисходительной ухмылке.

— А какой их вес?

Рано обрадовалась. Стягиваю губы и быстро моргаю, как испорченный компьютер, пытаясь найти в голове нужный файл для ответа.

— Вес нормальный, соответствует неделям развития, — следом бурчу под нос, опуская глаза и сжимая покрепче руки: мизинец начинает танец гопака. Надо срочно менять тему.

— Вы, Вероника, не о том сейчас беспокоитесь. Хотя, как я и сказала, с вами все в порядке, в плане подстраховки вас следует оформить в стационар для наблюдения в течение двадцати четырёх часов. Мало ли, что может случиться?

Подстраховка, конечно, больше для себя. Ведь я совершенно не уверена, как там и что нормально.

Вероника беспокойно ёрзает на стуле, но я не даю ей повторно открыть рот:

— Всё будет хорошо. Не переживайте. Это техническая формальность, которая относится абсолютно ко всем беременным, особенно, с двойней, попавшим в аварию.

И, как ни странно, оказываюсь права, получив первую в моей жизни похвалу от Алика Пропадаловича, который появляется спустя полчаса.

Он уже в курсе произошедшего, так как эта дама оказывается женой крутого «мэна». Не обследовав её, а ещё хуже, отпустив, у моего креативного начальника возникли бы большие проблемы.

В общем, Алик остаётся доволен моей работой и даже посылает уборщицу купить нам конфет, чтобы загладить неприятное впечатление от вчерашнего дня.