Так горячо.
Мне жарко.

Слезы душат, и я понимаю, что сотрясаюсь всем телом.

Тэхён ещё здесь, рядом, я слышу его обрывочное дыхание.
Боюсь поднять глаза.
Не знаю, что говорить.

Просить прощения?

Какой безобразной мне кажется эта идея. Оскорбительно само допущение того, что я могу получить какое-то прощение.

Я уже не вижу паркета. В глазах - калейдоскоп, в которых Тэхён берет в рот у мерзких незнакомцев и страдает от ломки в подвале.
К горлу подкатывает, и я качаю телом, пытаясь остановить рвотный позыв.

Но не получается.

Мне нужно встать. Придерживаясь за край стола, я поднимаюсь.
Да, Тэхён здесь.
Сквозь водяную плёнку я различаю его силуэт. Но не смотрю.

Иду вдоль стены. По-моему, задеваю картину. Вроде бы она не падает.

Коридор.
Спальня.
Поворот в гостиную.
Ещё дверь.
Открываю.

Из меня лезут драконьи трупы вперемешку с кислой жидкостью, и сквозь пульсации в ушах я слышу, с каким мерзким плеском они приземляются в унитаз.

Я сплевываю несколько раз и смываю, опускаясь на пол. Чувствую, как капли пота ползают в волосах, словно насекомые.

- Чонгук....

Моё имя срывается с его губ и летит прямо в меня, потроша грудную клетку.
Вырывая сердце.
Я чувствую в его голосе дрожь.

Он плачет.

Я закрываю глаза и пытаюсь дышать.

- Мне жаль, что ты всё это услышал. - зачем-то говорит он.

И я зачем-то горько усмехаюсь от неожиданности.

- Почему?

Но он не отвечает.

Я опускаю голову и лихорадочно ей качаю, как чертова кукла на приборной панели автомобиля.

- Тэхён, я н....

- Можешь ничего не говорить? - резко прерывает он.

Это заставляет меня поднять голову и встретиться с ним глазами.

Он стоит на пороге, снова обхватывая себя руками, и ловит мой взгляд своим - незащищенным и откровенным. Меня это убивает.

- Не смотри на меня так, Тэхён. Смотри так, как я этого заслуживаю.

Он отворачивается в другую сторону и вытирает рукой мокрые щеки.

- Я сказал, что во всём виноват ты. Но это...ты должен понимать, что это не так. Прос....

- Это так.

Он сжимается еще сильнее, словно пытается стать меньше.

- Везде моя вина. Я повел себя, как импульсивный мудак, поддался обиде и сжег все мосты. Не хотел больше тебя видеть, не хотел слушать и объясняться. - твержу я слишком быстро, чтобы голос не сорвался. - Сконцентрировался только на себе. Как я это умею. Я просто ушёл. Пока эта мразь.... - опускаю голову и снова закрываю глаза. - Я даже не знал, что это Джинхо. Даже не посмотрел, просто...ушёл.

Не знаю, сколько мы молчим, прежде чем меня накрывает необузданное чувство опустошенности. Меня как будто не должно быть, но я почему-то еще есть. Свое тело кажется неудобным, чужеродным, словно я выкрал его у кого-то, и только теперь меня настигла совесть.

Я поднимаюсь и иду к раковине. Над ней зеркало, но я в него не смотрю. Прополаскиваю рот, мочу лицо и некоторое время стою, опираясь руками: жду, пока вода стечет с подбородка.

Когда оборачиваюсь, Тэхёна уже нет.

Я нахожу его на кухне. Он сидит за столом, откинувшись на спинку стула, и смотрит на молочно-розовое небо в преддверие рассвета.

Я подхожу ближе и замечаю на столе бумажный пакет темного бордового цвета.

- Тэхён. - начинаю я, чувствуя, что меня продолжает мутить, и я пытаюсь найти слова, я пытаюсь соединить их в предложения. - Я не жду твоего прощения. Но, прежде чем я оставлю тебя в покое, хочу, что ты знал, что я сожалею обо всем, что сделал. О своей глупости, гордости и эгоизме. О том, что оставил тебя...с ним. Что оставил тебя со всеми остальными. За то, что должен был быть твоей опорой, а оказался никем. За то, что жалел себя все эти годы. Одного, бл*ть, себя... За то, что не защитил тебя, когда должен был. За то, что ты прошел через всё это из-за меня. Я не засл....

- Это тебе. - перебивает он резко и смотрит на бордовый пакет. Тянет к нему руки и двигает ближе ко мне.

Я замираю, стараясь не задохнуться.

- Тэхён.

- Я покупал их каждый год в начале сентября. Может, у тебя такие есть, но ты всё равно возьми.

Я перевожу взгляд на пакет, и до меня доходит.

Это слишком, Тэхён.

Зачем ты это делаешь.

Я делаю пару шагов назад, подсознательно стремясь к тому, чтобы между мной и этим бумажным пакетом оказался весь мир.

- Просто знай, что мне ужасно жаль. - повторяю я сжато, сообразив, что он не хочет слушать мои разглагольствования. Но потом что-то во мне снова надрывается, и я говорю, говорю, говорю, пока больно и тошно. Пока еще жив. - Чертовски жаль, Тэхён. Что...это всё случилось, что тебе не повезло...со мной. Если когда-нибудь сможешь простить меня, я... Нет, это не то, что я хотел сказать.... - бормочу, отступая к двери и не сводя глаз с его профиля. - Не нужно прощать, просто будь счастлив, ладно? У тебя есть люди, на которых можно положиться, действительно надежные люди, и я хочу, чтобы они всегда были рядом с тобой. Не сомневайся в других из-за меня, не....не губи себя, ты ведь...единственный в своем роде, «эксклюзив», так ты всегда говорил? Так и есть, Тэхён, так и есть... И тогда, и сейчас. Ты всё еще такой же, слышишь? Не забывай об этом. Никогда.

Я замолкаю уже на пороге и вижу, как Тэхён сжимает пакет, и тот трещит под его пальцами, образуя вмятины.

- Ты должен забрать это. - произносит он с тяжелым дыханием.

- Прости, но я не могу.

- Я покупал их для тебя. - твердит он упрямо, не сводя глаз с предмета. - Забери.

- Тэхён...

- Забери! - исступленно кричит он, а потом опускает голову и добавляет уже тише. - Пожалуйста. Просто бери и уходи.

Я не заслужил подарков. Не заслуживаю ничего.

Но не могу сказать «нет» еще раз. Только не теперь, когда его напряженная сдержанность сменяется незащищенностью, до того откровенной, что кажется, будто кочуют полюса, и его «пожалуйста» вдруг звучит, как последняя воля заключенного, совершившего нечто непоправимое. Словно это он испортил мою жизнь, а не наоборот.

Вот, как он ведет себя, избегая моего взгляда, преподнося мне подарки и умоляя их принять.

Видеть такое невыносимо.

Но я подхожу и забираю пакет. Тэхён опускает руки на колени и снова отворачивается к окну.

Я смотрю на него какое-то время и чувствую, как руки тянет к его телу до аномальной пульсации.
Тянет к беспорядочным русым прядям, спутанным на затылке, к раскрасневшемуся лицу с влажными ресницами, родинкой на носу, видимыми скулами и мокрыми губами. К шее, наполовину спрятанной за воротом тусклой синей футболки, очень похожей на мою. К широким плечам и рукам с длинными и вечно холодными пальцами. Ко всему остальному, что спрятано под одеждой и излучает единственное в своем роде тепло, поднимающее и мою температуру.

Я хочу обнимать его и гореть, избавляя от боли и страданий, которые сам же причинил. Хочу чувствовать его в своих руках, во всем теле, снова наполняя тем, что там должно быть - живой душой.

Но я не могу.

Не заслуживаю.

Не имею права.

И вот здесь приходит в голову своеобразная мысль. Всего на миг мне кажется, что его тело тоже ему не принадлежит. Что он просто живет в нем двадцать семь лет и на самом деле выглядит совсем не так.

Мы выглядим совсем не так.

Словно самое время размышлять об этом, я вспоминаю почти с надеждой, что никто по-прежнему не знает, откуда родом наша суть. А если так, мне можно просто дождаться, когда я умру и узнаю. А потом просто попробовать стать лучше и найти его снова. Я ведь буду помнить об ошибках этой жизни? Я должен.
Я постараюсь.

Когда-нибудь потом. Может быть, даже не в следующей жизни, но я всё исправлю.

Буду способен.

Буду заслуживать.

Буду иметь право.

Я обещаю, Ким Тэхён, я буду лучше.

Прости, что не в этот раз.

- Прости меня.

Говорю и ухожу.
С кухни. Из квартиры. Из лифта. Из подъезда.

Меня знобит в холодном салоне машины, но я не включаю печку и не трогаюсь с места.

Беру бордовый пакет и вынимаю оттуда четыре толстовки с логотипом моего любимого бренда. Адидасовские. Все они разные, и ни одна не совпадает с теми, что уже у меня есть.

Потому что я слишком привык, что выбирал их с Тэхёном, и как только он исчез из моей жизни, я прекратил заходить в этот магазин.

Четыре обалденные толстовки, которые я не надевал в примерочной, чтобы выйти и услышать его фирменное «охрененно».

Четыре толстовки. По одной на каждый из прошедших за эти годы дней рождения.

Я сжимаю их в руках и сижу в машине, пока не разбредаются молочно-розовые облака, не просыпаются люди и не начинают будить этот город звуками кофемашин, двигателей и подошв.

Сижу, пока не начинает хрипеть горло и не становится болезненно жарко.