- Твою мать, Чонгук, щас я много буду говорить, я чувствую. Погоди. - Чимин разливает соджу, сразу опустошает свою рюмку и, навалившись на стол локтями, продолжает. - Да, ты проеб*лся, здорово проеб*лся, и я даже не буду смягчать, потому что это полный пизд*ц. Но есть большое «но»! И звучит оно так: «что, бл*ть, теперь поделать?». Давай серьёзно разберёмся, нееее, смотри на меня, Чонгук, давай разберёмся, что вообще случилось. Случился озабоченный ублюдок Джинхо, который поступил, как последняя тварь, и уничтожил чужие жизни. Уничтожил в прямом смысле, потому что я тебя выслушал, брат, и понял, что ты чудом тут сидишь живой и невредимый, а мог бы сломать шею, прыгая, бл*ть, с поездов. Знаешь, как это называется? Ау-то-аг-ре-с-си-я. Про Тэхёна молчу, потому что он на ноги встал только год назад, спасибо Богуму. - у меня предательски колет сердце, но я слушаю, ощущая, как высыхающие дорожки слез стягивают кожу лица. - Всё пошло через жопу из-за Джинхо, и то, что случилось потом - это чертова игра точек зрения, треклятое недоразумение, в котором нет твоей вины на столько, на сколько тебе кажется. Я ведь понимаю, что ты чувствовал, Чонгук, я же видел, как ты уходил. Когда я посмотрел на твое лицо, то сразу мелькнула мысль типа «он выглядит так, словно Тэхён тр*хается там с кем-то». Но я сразу отмахнулся, потому что знаю его всю жизнь, и он никогда бы... В общем, ты знаешь. И потом, я же видел, какие у вас отношения, Чонгук, я охреневал, да все в кампусе охреневали, потому что вы, бл*ть, там первые два парня, так свободно целующие друг друга в столовой. Они так ошалели, что вы им до жути понравились. Это было нечто, брат, вы оба сделали мои студенческие годы, придурки, вы и ваша гребаная любовь. - он говорит быстро и чётко, и нетрезвость выдают только хаотичные подергивания руками и обилие нецензурной лексики, которая льётся из него тоннами, стоит только достаточно выпить или разозлиться. Это я помню ещё со студенческих лет. - Не знаю, почему, но я после этого какой-то неугомонный, меня распирает от несправедливости, прям охренеть как. Бесит, что половина населения считает, что есть только парни, любящие других парней, и девчонки, обожающие только других девчонок. То есть всех. Типа если ты по мальчикам, то ты по мальчикам в плане совсем. Любить не умеешь, а хочет только тр*хаться. Со всеми, понимаешь? А раз сексуальные меньшинства, то выбор явно не большой, значит, надо на всех бросаться.
И мне вполне понятно, отчего Джинхо оказался такой озабоченной скотиной: он привык думать, что двум геям в Корее будет ой как приятно потр*хаться с кем-то ещё, а вы берёте и отказываете. Но самое ужасное заключается в том, что переспать с Тэхёном его заставила не вся эта х*йня в его башке, на которую я так зол, а элементарная отключка сознания. В тот вечер он тоже был под кайфом. Серьёзно так был, потому что когда я его скинул и начал бить, он как бы уже не соображал, и глаза по пять копеек, я на него посмотрел и понял, что он обдолбан в хлам.
И мне хочется обвинить во всем наркотики, Чонгук, очень хочется, но потом я вспоминаю, что из нас всех ты являлся единственным, чей разум был чист. Ты даже не пил ещё ничего, когда приехал.
Но всё равно лажаешь. Берёшь и лажаешь.
Ты понимаешь, о чем я говорю? Что я не знаю, кого тут можно обвинить. Джинхо, который не мог поверить, что вы, парни, просто созданы друг для друга, и никто вам больше не нужен. Наркотики, которые отключили здравый смысл этому козлу, и он сделал то, что сделал.
Тэхён с наивностью долбанной Белоснежки. Или ты, Чонгук, решивший за секунду, что твой парень тебе изменяет, и совсем не посчитавший нужным в этом усомниться. Знаешь, сколько раз я об этом думал? До хрена! Рассуждал и рассуждал! Кого мне винить в проблемах своего лучшего друга? Я всех могу понять. Даже Джинхо, черт бы его побрал с его узким социальным кругозором. Тэхёна могу понять, потому что он доверчивый, то есть стремящийся к доброте, как за это осудить?
Не могу винить и наркотики, потому что они как бы не сами в нас прыгают, ну, а во-вторых, если бы мир был совершенен, они бы не появились. Словом, это такой же продукт Вселенной как ты и я. Так вот я, - Чимин тычет в свою грудь большим пальцем, - вполне могу понять тебя. Даже больше других могу, Чонгук, потому что знаю, что человек так устроен, что всегда сначала в омут: больно, обидно, страшно. Я не испытывал, но могу представить. Какой тут разбираться или права качать, ты ведь подумал, что он тебя предаёт, то есть, не любит и врёт. Я когда представляю, что вижу Эни в таком же положении, у меня скулы сводит, и, наверное, бля, Чонгук, говорю честно, не знай я всей вашей ситуации, возможно, тоже просто слинял бы. Хрен знает. Наверное, да. В смысле, в сериалах они скандалы заводят и всё такое, но какие тут, блин, вообще слова, когда всё рушится. Так что я понимаю. Чонгук. И знаешь, что? - он снова хватает бутылку и обновляет наши крохотные сосуды. - Давай выпьем, давай-давай, на. - я послушно опустошаю с ним на пару и жду, когда он закусит и продолжит, потому что нуждаюсь в его словах. Нуждаюсь в этом разговоре. Нуждаюсь слишком сильно и, наконец, признаю это. - Самое главное, Чонгук, что Тэхён всё это тоже понимает. Когда он смог впервые обо всем поговорить по совету врачей, я спросил его, винит ли он себя, тебя или Джинхо, спросил его, что он думает. И он сказал очень классную штуку. Сказал, что во Вселенной вообще виноватых нет. Сказал, я цитирую, что если ты посмотришь достаточно близко и разберёшь, станут видны причины, возможно, очень хреновые причины, но они будут уважительными и полностью изменят угол зрения. Главное: присмотреться, понимаешь? Так что даже если он сказал...не знаю, что именно он тебе сказал, но даже если тебе кажется, будто он тебя винит и никогда не простит, ты ошибаешься. Я был с ним все эти годы и знаю, что у него нет к тебе ненависти. Он простил тебя, он даже Джинхо простил, когда узнал потом, что это за человек.

Я опускаю глаза и касаюсь пустой рюмки, по стенкам которой стекают остатки жидкости, оставляя разводы.
Я знаю, что Тэхён добрый.
Даже слишком.
Знаю, что он умеет прощать.
Но не думаю, что достоин этого.
Совсем не думаю.

- Он такой..., - пытаюсь сказать я, - он был такой безрадостный, Чимин, я просто... просто хотел сдохнуть. Сначала он вёл себя вызывающе, обзывал себя и пытался...а потом как будто сломался. Пока он рассказывал, мне казалось, что из него выжили все соки, как будто он больше не умеет радоваться. Для меня это так...я не могу привыкнуть, не могу осознать, я ведь почти четыре года думал, что он ведёт совсем другой образ жизни, я не мог представить, что может произойти что-то такое. И меня не было рядом... Не было рядом, Чимин, потому что я сбежал. Не было рядом, чтобы защищать, чтобы ломать шеи всем ублюдкам, которым только приходило в голову, что они могут им воспользоваться! - не зная, куда направить разрастающуюся злость, я сжимаю пальцы и не сразу замечаю, как лопается рюмка.

- Эй, эй, Чонгук, остынь. Остынь. Всё в прошлом. Постарайся отпустить это со временем, хотя бы ради него: он старается, и ты должен. Просто нужно время.

Я пропитываю салфетку каплями крови на большом пальце и коротко мотаю головой:

- Мне не помогает время, Чимин, я уже проверял. Мне только хуже. А теперь и подавно. Теперь я злюсь на самого себя.

- Он очень боялся, что ты всё это узнаешь. - вдруг произносит Чимин. - Особенно про клубы и связи. Просил ничего не говорить, если вдруг мы с тобой где-то пересечемся.

- И после этого ты хочешь, чтобы я поверил, будто он не считает меня виноватым?

- Он не считает. - просто отвечает Чимин. - Он не хотел, чтобы ты узнал, потому что ему стыдно.

- О чем ты говоришь? За что ему может быть стыдно?

- За то, что он так изменился.

- Он не изменился. Для меня он такой же.

Чимин откидывается на спинку стула и вздыхает, разглядывая меня теперь уже хмельным взглядом.

- Ты сказал ему об этом?

- О чём?

- Что ты по-прежнему любишь его.

Некоторое время я смотрю на него, пытаясь вспомнить, сколько мы уже выпили.

- Ты хоть понимаешь, что ты только что спросил?

- На сто процентов.

- Дерьмовые у тебя проценты, Чимин, если ты считаешь допустимым заваливаться к нему и говорить, что я чувствую, наплевав при этом на то, что между нами произошло. На то, что я позволил Джинхо его насиловать, а потом смотался, как трус, пока он во мне нуждался. На то, что я оставил его одного, когда обещал никогда этого не делать. На то, что он пережил из-за меня. На то, что он теперь любит другого человека. - Я знаю, что не должен избегать этих формулировок, потому произношу. И трезвею. От того, что внутри меня всё ещё упрямо жжется ревность, словно у меня есть на неё право. Только его нет. - На то, что между нами всё закончилось в тот самый момент, как я сел в самолёт три с половиной года назад. Ты спрашиваешь, не решился ли я добавить ко всему этому ещё и свой эгоизм и не сказал ли Тэхену, что люблю его и хочу быть рядом? Серьёзно, Чимин? Я мудак, но не бессовестный.

Чимин молча наполняет свою стопку и подставляет ее мне.

- Мне хватит. - отказываюсь.

И это правда. Алкоголь не пудрит мне мозги, но снимает ограждения. Настолько, что я чувствую, что если бы Ли Богум появился сейчас передо мной, я бы не сдержался. Я бы ударил. Хотя подло и нельзя. Он спас моего человек, он сделал то, что я не смог. Вытащил его из ада и вдохнул жизнь. Я должен быть благодарен. И я чувствую, что благодарен. Только не могу никуда вышвырнуть эту гребаную ревность.

Чимин опрокидывает рюмку вместо меня и тянется пальцами к последнему листу салата, оставленному для закуски.

- Богум - его начальник. - произносит он, разжёвывая и морщась так, словно ему подсунули слишком острое кимчхи. - У него строительная компания «Мериада», может, слышал. Тэхён, типа, его секретаря. Помощник руководителя или как-то так. Богум предложил попробовать, чтобы войти в русло, и Тэхён уже полгода работает. Ему нравится. Он чем-то занят и языковая практика есть, для него это важно, ты же знаешь.

Я просто киваю.

- Богум довольно властный. Бескомпромиссный, как бы. Но в меру. Лично мне с ним тяжело, он слишком претензионный, любит, чтобы всё было, как он видит. А видит он Тэхёна. - не умолкает Чимин, подпирая щеку кулаком. - Не как наркомана, которому нужно покровительствовать и спасать, хотя, может быть, где-то в самом начале всё так и было. А как своего мужчину. Без напора, а вроде бы и с напором. И я даже обрадовался, подумал: это то, что нужно. Богум альфач, китайская, бл*ть, стена, которая нужна моему другу. И для Тэхёна Богум прям хён хёновский: он его уважает, старается не подводить и прислушиваться. Но это не то же са....

- Чимин, хватит. - я прерываю, потому что больше нет сил.

- Погоди, я не договорил.

- Я благодарен Богуму за всё, что он сделал. И всегда буду. Но это не отменяет того факта, что Тэхён теперь с ним, и я....я не хочу даже думать об этом, Чимин, я же тебе говорю: время меня не лечит.

- Тэхёна оно тоже не лечит, вот, в чем беда.

- Пару минут назад ты говорит обратное.

- Сейчас я о другом. О том, что они с Тэхёном пока не вместе.

- Не понял.

- Не вместе, Чонгук, значит, не вместе. Не встречаются, значит.

- Но...

- Вот и я спрашиваю: Тэхён, почему нет? А Тэхён мне говорит: я не могу, я не готов. И Богум уже полгода ждёт, когда же он будет готов.

Внутри что-то переворачивается, и я молчу, ожидая расшифровки, но в черепной коробке бесконтрольно сыпятся мысли.

Он его не трогал.
Он его не целовал.
Он не отдавался ему.
Он его не лю...

Стоп, Чонгук.

Я душу фразы, перекрывая кислород, потому что каждая из них недостоверна. Но, прежде всего, бессовестна.