Дазай просыпается и видит перед собой темноту.
Где-то сигналят машины, лают собаки, люди ругаются, толкаются и спешат, отгоняя Дазая потоком от чего-то. Он куда-то шёл, верно?
Лицо опаляет адским жаром, он вслушивается и не понимает ни слова: никто не говорит тут ни на одном из существующих земных языков.
Эта толпа тащит его в стороны, пытается размазать по стене. Он сопротивляется, пытается идти вперёд в неизвестном направлении, выставив перед собой руки, чтобы иметь хоть какое-то представление о происходящем вокруг.
Ему наступают на ноги, давят, пинают всей толпой. И это просто адски больно.
Боль огненными всполохами отдается в ладони и пальцы, из-за чего те теряют чувствительность.
Дазай идёт вперёд, становится все больнее с каждым шагом, пока тупая боль не бьёт по всему телу.
Его швыряет, тащит по асфальту, счесывая кожу и волосы до кровавого месива, ломает кости и разбивает красивый греческий нос.
Рядом охают, кричат.
Не видя ничего, Дазай чудом понимает, что его сбила тяжёлая машина и проехалась сверху.
От боли Дазай просыпается снова и теперь он во вражеском плену. Его пытают в сотни раз изощрённее, чем он в свое время пытал в Портовой Мафии.
Это тоже больно. Казалось, скручиваются и одновременно дробятся на микроскопические части кости, суставы и хрящи, рвутся сухожилия. Кожу обливают раскаленным железом, по открытым, кровоточащим мышцам ведут побелевшим от накала лезвием ножа.
Дазай кричит, но от малейшей вибрации голоса лопаются голосовые связки, а трахея затапливается кровью, холодной и ядовитой.
Он захлёбывается, вырывается, но кровь заливает открытые раны и он на миг теряет сознание.
И снова просыпается.
Сейчас в своей квартире, в своей постели, на глупо-сентиментальном сатиновом покрывале в крупный розанчик. Розанчик розовый, мутный, а само покрывало серо-грязное.
Он же приводил сюда кого-то, разве нет? Если приводил, то наверняка эта женщина ушла, не желая оставаться лишней минуты с таким, как он.
Это слишком привычная мысль бьёт его электрическим током, сжигая всё, кроме самоистязания.
И, конечно же, принося адскую боль.
Теперь он, восставший из пепла, - маленький ребёнок. Он тянет мать за подол юбки, и это действие ранит его. Он плачет в голос, а женщина тащит его за волосы и кидает в пустой подвал, словно швыряет не ребёнка, а тряпичную куклу.
Дазай чувствует, как ломаются кости, а надрывный детский плач, почти крик, потому что сил не хватает, давит на больную голову так, что из ушей льется кровь. Лопнули барабанные перепонки.
Такие сны мучили его каждую ночь. На утро он вставал абсолютно никакой, с трепещущим сердцем, которое, казалось, выпрыгнет из груди. Глаза метались по комнате.
Кошмары затягивали его в свои обманчиво-нежные сети. Каждое утро он опаздывал потому, что просыпался очень поздно. Сил практически не было, и он просто лежал, смотря пустыми глазами в потолок и включив телевизор, чтобы ненароком не заснуть снова.
Рабочий день проходил медленно, а потом снова начинался кошмар.
Этот раз не стал исключением.
Дазай уже привык к кошмарам, но они становились всё хуже и изощрённее, мучили его все сильнее и больнее.
Соседи несколько раз жаловались на крики и грохот, на что Осаму лишь вежливо отвечал, что это не их дело.
Сегодня он блуждал по коридорам несколько часов.
Из пола торчали ножи, и Дазай шёл по ним. Со стен смотрели жуткие демоны, каких нет ни в одной религии.
Под их пристальными взглядами он шёл вперёд, не зная, куда именно. Коридоры давно стали для него единым целым, слились.
Жуткая жара сжигала его до костей, превращая его в кусок варёного мяса.
А потом эти демоны со стен накинулись на него, смотря голодными глазами, и рвали, рвали своими тупыми зубами на части, принося такую страшную боль, что Дазай потерял способность мыслить. Он вцепился зубами в руку от боли, сгорбился и в очередной раз проснулся.
Холодные руки лежащей рядом девушки приводили его в чувство.
Дазай метался по кровати, плакал в голос, вскрикивал, бодал лбом изголовье кровати.
Она тянут к нему свои ледяные пальцы, всполохами лунного света из открытого окна. Прижимает его голову к мягкой груди, нежно оглаживает мокрый от пота лоб, ерошит встрёпанные волосы. Дазай даёт волю чувствам, обхватывая её силуэт руками. Она целует его в макушку, по-матерински крепко держит его.
На запястье - браслет, работающий от тока крови. Очень болезненный и своеобразный подарок Дазая.
Сейчас он ищет и находит в ней успокоение, даже если это всё - часть того водоворота кошмаров, преследующего его каждую ночь.
Просто дайте ему проснуться.

***
Ребята я всё
Мне нужны идеи, пока я читаю этнографию республики, дабы хоть что-то сделать в черновиках. А так, напоминаю, что я жду идеи для сборника драбблов с читателем
Ваша,
Алекс