Kaждый волен пpидумать ceбе сказку и жить в ней. Иногда только этo и спасает от серых будней.

Лана Лэнц

Домой я пришёл уже ближе к ночи. Точнее, мне так казалось, что на улице уже стояла глубокая ночь, тогда как было всего лишь где-то пол десятого вечера. А в особенности ночь хорошо ощущалась ближе к окраине города, где я и жил: низкие дома не больше пяти этажей, освещающие своими окнами улицу, конечная станция метро, в которое сейчас почти никто не заходил, чистое и пока беззвёздное небо, которое всегда открывало свою внешность только поздним вечером и держалось до самого рассвета. Его, правда, почти и не увидишь — серые облака быстро возвращались на свои законные места, а туман начинал окутывать Фоглэнд. Только ночью всё это пропадало, чему я всегда удивлялся.

Я так поздно вернулся, потому что посетил библиотеку для поиска историй о Сандерелисе, но ничего полезного не нашёл. Узнал, что он был основан не так уж и давно, а стал считаться именно городом вообще недавно. Раньше Сандерелис считался обычной деревней, в которой всегда любили рассказать байки и пугать маленьких детей страшилками. Видимо, это настолько там прижилось, что подобные истории рассказывали вплоть до разрушения этого города. Но больше ничего не говорилось о Сандерелисе. Где бы я ни искал, какие бы книги не перерыл, ничего не было. Нигде.

Может, просто Сандерелис не был столь популярным, чтобы о нём писали и раскрывали все тайны? Вполне вероятно. Всё-таки что можно было рассказывать о довольно маленьком городе? Удивительно, что в библиотеке нашлись несколько книг про него. В интернете, правда, было больше информации, но не намного. Но и эта информация мне не принесла ничего полезного, никак не продвинула моё дело по отношению к Трантеру. Жил ли он в Сандерелисе? Бывал ли в нём? Что о нём знал, думал?

Одни сплошные незнания и полное отсутствие ответов.

Домой я пришёл уставший и остывший, как бы я ни пытался себя подбодрить тем, что, возможно, Мариам нашла что-то новое. Мариам была моей тётей и воспитывала меня с рождения, потому что моя мать повесилась, когда узнала, от кого именно родила ребёнка — жестокого и беспощадного убийцы, который лишь случайно переспал с ней после пьянки и поспешно женился на моей маме, но никак не был готов к семейной жизни с ребёнком. Возможно, моей маме даже повезло, что мой отец не стал её избивать или извращённо издеваться над ней, а выбрал иной путь — в очередном кровавом преступлении его поймали и упекли в тюрьму на пожизненный срок. За никому ненужным младенцем стала присматривать сестра моей матери — Мариам. Так я и рос, узнав печальную историю своих родителей, когда мне было всего десять лет.

Грустно? Ещё как.

В тот день я не мог заснуть, думая о том, что всегда каким-то шестым чувством ощущал, что я с Мариам не близкие родственники. В нашей внешности не было ничего схожего, но из-за того или даже благодаря тому, что я всю жизнь воспитывался ею, у нас были похожие характеры — оба энергичные, целеустремлённые и старающиеся держаться на позитиве.

А какой я стал бы, если бы жил со своими настоящими родителями? Может, мама бы в любом случае повесилась, возненавидев своего мужа и бросив сына на произвол судьбы, и тогда бы я подвёргся жестокому воспитанию своего отца... И стал бы таким же? Возненавидел весь мир за то, что я никому не нужен? Стал убивать людей, не вынося того, что им жилось куда лучше, чем мне? Покончил бы с собой, как мама?

Я не знал. Но подобные версии меня всегда пугали.

Возможно, каждый из нас был бы другим внутренне, если были бы другие родители, другое воспитание, другие возможности, другой мир. Всё могло бы стать другим, ведь очень многое зависело от воспитания. От судьбы. От родителей. Если им плевать на тебя, но ты силён духом, то твоё дело взять себя в руки и самому проложить дорогу к счастливой жизни. Если родители дарили тебе всё самое лучшее, то твоё дело не потерять человечность во всей этой роскоши, сохранить чувство доброты и щедрости по отношению к другим людям.

Если ты хочешь жить, ты должен бороться. Нет, не с другими. А со своими слабостями. С собой.

Интересно, боролся ли так же Трант? А если да, то за что он боролся? Зачем? Как?

Мысли о нём унесли меня в сегодняшнее утро, в тот момент, когда он вошёл в наш класс с таким видом, словно хотел один запереться в четырёх стенах и никогда не вылезать из своих мёртвых грёз. Может быть, там ему было куда лучше, чем где-либо ещё.

— Ты что-то скрываешь от меня?

Я несколько раз моргнул, не сразу вернувшись из школьного кабинета в свою двухкомнатную квартиру, а точнее на кухню, где я сейчас с Мариам ужинал. Я удивлённо на неё посмотрел, не совсем понимая, что именно она от меня хотела.

— Что?

Её полностью веснушчатое лицо озарила озорная улыбка, когда она убрала за ухо локон длинных светло-золотистых волос. В этот момент я не в первый раз заметил, какой тётя была красивой: тёмно-розовые губы, идеально прямые брови и ровный нос; грациозное тело, которое порой казалось нескладным из-за довольно высокого роста; со стороны кожа казалась загорелой, но на самом деле такое впечатление производило лишь множество веснушек по всему телу; острые скулы, словно кто-то случайно дёрнул кисточкой, когда рисовал портрет, и большие болотного цвета глаза, взгляд которых всегда притягал умом и добротой.

И ничего общего со мной, даже не было никаких похож черт лица, цвета глаз, волос или что-нибудь другого. Возможно, это было вполне нормально, ничего странного, но когда я вглядывался в Мариам, почему-то складывалось ощущение, что мы далеко не родственники. К чему бы это? Не знаю. Но я любил её, даже если она всего лишь сестра моей родной матери. Мариам за всю мою жизнь стала для мамой, хотя я этого ей никогда не говорил. Стоило бы уже сказать? Наверное. Но уверен, она это наверняка чувствовала.

— У тебя было такое лицо, будто ты подумал о чём-то совершенно счастливом, но очень личном, — ответила Мариам.

Я сильно смутился. О чём-то счастливом? Это она о Трантере, что ли? Потому что только о нём я мог думать... Как? Как-то особенно? С чувством счастья или безмятежности? Наверное, да. А как ещё о нём думать? Трант представлялся для меня сундуком тайн, но в этом сундуке хранились не только его мрачные секреты, но и само сердце, как у Дейва Джонса из «Пиратов Карибского моря». Он казался чем-то непостяжимым, как звёзды на ночном небе — до них мне никогда не добраться, как и до Транта. Так ли это? Если да, то от этого становилось невыносимо грустно.

— Да нет, я просто подумал об одном человеке...

Я не мог нормально говорить и всё пытался не показывать своего смятения, чтобы избежать лишних вопросов от тёти. Кто знал, что могло забрезти в её голову.

— Давай, выкладывай, — она пододвинулась ближе ко мне и положила локти на стол.

Я ещё несколько секунд решался и справлялся со своим замешательством, слыша, как взволнованно билось сердце.

— В общем, у нас сегодня в классе появился новенький...

— Ты о нём с таким лицом думал? — лицо Мариам стало вдруг серьёзным, глаза настороженно следили за моим лицом, тогда как я изо всех сил старался не покраснеть.

— Да, но... Этот парень уже был в нашей школе ещё позапрошлом году, но ушёл по неизвестно какой причине и неизвестно куда.

Тут тётя слегка расслабилась, но старалась не подавать этому вид и улыбнулась уголком губ. Но мне этого уже было достаточно, чтобы избежать неприятной ситуации, как это было в прошлый раз...

— И как же его зовут? — учтиво спросила Мариам.

— Трантер Нефф, — когда я произнёс его имя вслух, мне стало на одно мгновение так душно, словно кто-то включил печку из самой преисподни у меня на кухне. — Может, ты его помнишь?

Девушка нахмурилась, явно силясь вспомнить, где слышала это имя, но после тщетных попыток покачала головой.

— Имя знакомое, но я никак не могу понять, где встречалась с ним раньше, — признала Мариам и посмотрела на меня таким же взглядом, какой бывал и у меня, когда что-то очень сильно хотелось узнать. — Не расскажешь о нём?

— Рассказал бы, если сам бы знал о нём хоть что-нибудь, — я не смог утаить нотки разочарования в голосе. — Раньше я им никогда не интересовался, но когда он сегодня заявился к нам в школу, в нём явно что-то изменилось, хотя он сам весь стал другим как внешне, так и внутренне.

— Так вот почему ты о нём думал! — облегчённо воскликнула Мариам. — Тебе просто интересно узнать, что с ним случилось, от чего он изменился, так ведь?

— Да и ничего больше.

Я не мог сопротивляться её надежде в голосе и во всём её виде. Я не мог снова разочаровать свою «маму», как это было в прошлый раз. Я не мог ей не показать, что со мной всё нормально, что я в порядке, что я самый обычный парень и не болен какой-либо болезнью гомосексуальности. Что я такой, как все — с нормальной ориентацией, с нормальными влечениями, нормальным состоянием души. Нормальный. Так ведь, да? Я нормальный? Так ведь?

А разве это вообще так?..

— Я рада, — Мариам не сдержала широкой улыбки. — И что ты о нём узнал?

— Трант стал ещё более скрытным, чем до этого... Так что ничего особенного, — с печальным вздохом ответил я.

Свет погас — энергия ушла. На меня вдруг напала скука: совершенно не хотелось говорить ни о Транте, ни о том, что случилось в школе. Эти мысли о том, что произошло со мной ещё очень давно, эти воспоминания, которые я пытался в себе подавить все эти годы и даже сейчас... Всё это вмиг испортило мне настроение и заставило грустить. Такое редко со мной бывало и чаще всего из-за серьёзных проблем, а не из-за каких-то там мыслей, так что сейчас это оказалось даже удивительным.

— Ну-ну, не вешай нос, мы с этим ещё разберёмся, — Мариам заметила моё состояние и ущипнула меня за нос, после чего громко рассмеялась.

Я улыбнулся и даже не стал ей говорить, что, когда она так делала, мне жутко это не нравилось. Сейчас был не тот момент, когда надо выяснять, что нравилось мне, а что нет.

— А что там с Сандерелисом? — я спросил это даже более бодрым голосом, чем ожидал.

— С ним появляется всё больше и больше странных историй, — на лице Мариам появилось такое выражение, которое у неё возникало, когда ей нетерпилось поделиться новостями. — К примеру, когда я снова туда ездила с Себастьяном, то заметила, что сколько бы времени до этого не было, часы всё равно показывают 3:43.

— Может, это время гибели города? — тут же заинтересовался я, понимая, что нигде такой информации не найду, даже в интернете, только от своей любимой тёти.

— Я тоже так решила и, думаю, так оно и есть, — кивнула она. — Сандерелис погиб ночью и, наверное, как раз в это время...

— А что ещё странного?

Мариам махнула рукой и заворожённо уставилась в окно на ночное небо, на котором уже стали появляться первые звёзды.

— А дальше всё как в ужастиках: стрелка компаса становится бешеной и не показывает ни одну из сторон, в воде гигантского озера совершенно никто не живёт, тела так и не найдены, а вокруг, в особенности в лесу, слышны странные звуки и завывания, словно везде летают призраки.

— А там до сих пор светит солнце? — жадно ловя каждое её слово, спросил я.

— Нет, там все скрыто тучами, но когда солнце появляется... — Мариам нервно поёжилась и вытянула руку вперёд, показывая покрасневшую кожу, — оно странно жжёт, точно пытается уничтожить всех, кто стоит на месте гибели.

— Это... странно.

На душе стало так тревожно, точно я заходил в дом, полный призраков и гнилых чудовищ. Светлая веранда, которое щедро заливало солнце, но там, за дверью — всё темно и жутко. Там ходили самоубийцы, чёрные ведьмы, проклятые дети и кровавые демоны. Там — что-то тёмное, нечто инородное. Там — зло.

Так и с Сандерелисом. За весёлыми лицами, безмятежной историей и солнечными днями скрывалась тьма, которую никто не видел из-за слишком яркого света. Слепые люди не замечали притаившегося зла, скрытого в их родном городе. Да, мне стало казаться, что это некое зло уничтожило город, некие сильные паранормальности, нечто сверхъестественное, инородное. Судя по тем странным историям, которые мне рассказала Мариам, эту версию можно было даже не считать бредом. Я был уверен, что в ту роковую ночь Сандерелис умер не от простого землетрясения. Возможно, в тот момент его посетил сам дьявол во плоти.

— А что ещё странно... — задумчиво начала тётя, всё так же смотря в окно, подперев подбородок рукой. — Мы не сразу с Себастьяном это заметили, но повсюду были трещины, тянувшиеся от озера дальше в лес. И из них жутко воняло чем-то гнилым, — она поморщилась, вспоминая неприятный запах. — Не знаю что в них и почему так пахнет. Но и это ещё не всё: как и во всех ужастиках, мы попытались включить радио, но ничего кроме шума и даже каких-то криков мы не услышали.

— Крики умирающих людей?

Дрожь по всему телу оставила маленькие пупыршки на коже. Страшно? Да. Так, будто я сам побывал там. Безумные крики, истошные вопли, мольбы о пощаде — словно сейчас я стоял посреди разрушающегося Сандерелиса, а впереди меня женщина в слезах обнимала ребёнка и даже не замечала, как на них падал горящий дом. Вокруг тьма, в небе кровавая луна и шум приближающейся воды — река вышла из берегов, заливая всё вокруг и с жадным удовольствием топя всех живых существ. Мужчины пытались спасти детей и женщин, люди в панике бегали от дома к дому, не зная, где искать спасение, как защититься и что делать.

Они не знали, что происходило. Они ничего не знали. Не знали, что умрут в этот день.

Все до единого.

— Скорее всего, хотя я даже не знаю, как такое возможно... — на лице Мариам застыло выражение сочувствия и даже скорби.

— Мы им ничем помочь сейчас не можем, — мне захотелось как-то утешить тёту, поэтому я положил руку на её пальцы и крепко их сжал.

Она вдруг твёрдо на меня посмотрела после нескольких секунд раздумий.

— Нет, мы им можем помочь, ещё как можем.

— И как же? — удивился я.

— Разгадать тайну гибели Сандерелиса, понять, почему даже после его смерти осталось столько всего странного, и почтить их память, — решительно сказала Мариам, встав из-за стола. — Я знаю, что завтра в нашем городе будет проводиться церемония похорон всего Сандерелиса, но считаю, что этого не достаточно. Души умерших не успокоятся, пока мы не выясним в чём дело.

— Ты думаешь, что слухи о призраках имеют долю правды? — тихо уточнил я, точно в нашей комнате появились потусторонние силы.

— Возможно, так оно и есть, — с серьёзным лицом ответила она, —но в любом случае уже напрягает то, что соседний город полностью погиб. Это всё равно внушает некий страх перед таким количеством умерших людей.

— Тебе страшно? — неосознанно спросил я с таким чувством на душе, точно в меня засунули множество гусениц, от каждого шага которых мурашки шли по всему телу.

Мариам остановила на мне затуманенный взгляд от глубоких размышлений, и я даже обрадовался, что она не услышала мой вопрос, потому что я даже не знал, зачем его задал. Видимо, просто так сильно распереживался или встревожился, что не уследил за своим языком. А может, этот вопрос мучил мою душу? Всё-таки мне было важно знать, насколько моя тётя страшилась всей этой ситуации с Сандерелисом, готова ли она постоять за себя и защитить меня или же ей было так же не по себе, как и мне.

— Да, но я боюсь неизвестности, — наконец ответила Мариам. — Самый основной страх человека — неизвестность. Человек никогда не знает, что там находится за пределами его понимания. И именно за этот страх цепляются все остальные, в том числе и страх темноты, страх смерти и так далее.

Я удивлённо посмотрел на Мариам, не ожидая от неё такого порыва философских мыслей, и нахмурился, задумавшись. Конечно, она была права. Там, где тьма, там где ничего неизведанно, где ничего нет, — там страшно. Страшно от неизвестности. Человек не знал, что его поджидало в темноте, что с ним будет после смерти, что с ним случится в четырёх стенах в одиночестве, что его ждало в будущем. Может, он через неделю умрёт, но сейчас беззаботно проводит время, откладывая всё на потом, точно зная, что ничего страшного не случится. А оказалось совершенно не так. Нам неизвестно будущее, неизвестно, что таилось под занавесом смерти, неизвестно о жизни во Вселенной и о тайнах мироздания, неизвестно много чего, это можно продолжать бесконечно. И вряд ли мы об этом когда-нибудь всё узнаем, и, возможно, поэтому заключался наш главный страх. Но человек на то и человек, что он стремился познать абсолютно всё.

— А ты мне будешь рассказывать всё то, что узнала о Сандерелисе? — я вдруг вспомнил, как полдня сегодня проторчал в библиотеке в поисках информации об этом городе, тогда как моя тётя рассказала о нём очень многое за двадцать минут.

— А тебе зачем? Просто интересно? — весело улыбнулась Мариам, придя в себя после размышлений, и села обратно за стол напротив меня.

— Ну... — я опустил смущённый взгляд. — У меня такое подозрение, что Трант как-то связан с этим погибшим городом, потому что он многое что скрывает, а ещё чем-то похож на того единственного выжившего.

— А вот это уже интересно, — просияла Мариам. — Да, я буду тебе рассказывать новые достижения по моему расследованию, если такие будут, но при этом ты будешь рассказывать мне то, что узнал о Транте. Идёт?

— Конечно, — я довольно заулыбался и, чмокнув её в щёку, двинулся в сторону своей комнаты, пока не остановился на пороге и не повернул голову в сторону тёти. — Кстати... Давно хотел спросить: между тобой и Себастьяном что-то есть?

Мариам вдруг помрачнела и так странно посмотрела на меня, что я испугался, хотя даже не знал из-за чего, и поспешил скрыться в своей комнате. Тётя мне так и не ответила, и я задумался почему. Может, она что-то скрывала в своей личной жизни? Конечно, я жил с ней уже много лет, но никогда не спрашивал, что было в её жизни до моего появления и трагедии в моей семье. Знал всего лишь, что она на отлично училась в школе и хорошо закончила институт, после чего получила любимую работу. Но ей было уже как тридцать шесть лет, а за это время в её жизни наверняка что-то случилось. Но что?

Не включая свет, чтобы сохранить ночной мрак, я с грустным вздохом сел на пол и ласково погладил своего крупного, но уже довольно старого куваса по кличке Лютер. Его шерсть уже не была столь густой и мягкой, как когда-то, но всё так же приятно щекотала кожу. Пёс тихо спал, слегка постанывая, но с виду даже не подавал признаков жизни. Эта мысль заставила меня задуматься над тем, что все мы смертны. Но даже так...

Чего бы этого ни стоило, даже если это будет моя жизнь, я дал себе общение узнать о Трантере Неффе всё, что только можно.