Всё меняется в жизни, всё проходит. Любая катастрофа со временем теряет глубину, подобно тому, как затягивается рана на коже. И то, что казалось раньше непереносимым, оборачивается пусть и драматическим, но вполне приемлемым опытом, без которого ты бы никогда не узнал того, что знаешь сейчас. Не стал бы тем, кем ныне являешься.

Татьяна Коган

Ночь освежала.

В этот раз она только освежала. Не опьяняла, но радовала — наконец можно было вздохнуть полной грудью, не боясь навлечь на себя недовольство каких-либо призраков. Прекрасные запахи: мокрый асфальт, листва, свежие булочки, чьи-то приятные духи — вселяли ощущение лёгкости, как и шелест опавших листьев, мерцание фонарей, шум колёс редко проезжающих машин, тихий щебет птиц и радостный смех далёких звёзд. Прекрасное ощущение свободы, словно только сейчас я смог освободиться от оков, от этих цепей, убивающих меня изо дня в день.

Я улыбался.

Я всегда любил улыбаться — так я мог дать понять другому человеку, что всегда найдётся повод для секунды радости, всегда можно взять себя в руки и посмотреть на ситуацию с другой стороны. Глядишь — и не всё так уж и плохо. Есть свои плюсы, свой свет. А это уже означало, что можно позволить себе улыбнуться. Хотя бы на мгновение. Чисто для себя.

Но я улыбался долго. Давно так не наслаждался темнотой ночи, не видел эту яркую луну и не менее яркие звёзды. И ещё более давно не улыбался искренне. Для меня прожить день без улыбки от чистого сердца — уже долго и давно. Почему? Потому что жить без веселья тяжело. Как и без света.

А как давно жил без света Трантер? Казалось, что он всегда был его лишён, а лучи солнца обходили его стороной за километр. Но он ведь не заслужил такого — каждому человеку положено хотя бы одно мгновение счастья в жизни. А было ли оно когда-нибудь у Транта? Хотелось надеяться. В какой там раз? Я уже давно запутался в миллионах.

Мы шли с Трантом по тротуару мимо невысоких домов далёких окрестностей ночного Фоглэнда. Вокруг было довольно безлюдно, однако по пути всё же встречались несколько человек поодиночке или в компании двух-трёх друзей. Я больше не ощущал напряжения парня, не чувствовал его тёмных волн энергии, не испытывал ни страха, ни неловкости, ни волнения. Я словно оказался в своей тарелке, точно уже привык к постоянному присутствию Транта рядом с собой и обязательно с правой стороны. Не знаю, почему так сложилось, но когда мы сидели за одной партой или гуляли, он всегда был справа.

Мы вызвали скорую, и я видел, как Трантер что-то говорил врачам, временами указывая на меня и на Карин, которую потом отвезли в больницу. Не знаю, что он им там сказал, но ко мне никто с вопросами лезть не стал, чему я оказался даже рад: в тот момент я был не в состоянии отвечать на что-либо и сочинять какую-нибудь там историю, почему мать моего друга была ранена и лежала без сознания. Да, именно моего друга. Пора уже было признать Транта своим другом. Я столько всего узнал о его жизни, о его характере, сам раскрыл ему часть своей души, что мы уже вполне хорошо сблизились, чтобы дружить. А когда он расскажет мне свои тайны... Тогда можно было думать о чём-то большем, чем просто дружба.

Да, а почему бы и нет? Я это вполне заслужил после того, что сделал для Транта. Всё ради него.

Всё.

— А ты сам не ранен?

Трантер, казалось, только сейчас очнулся после всего этого кошмара и обратил на меня внимание. Но за это я не был на него в обиде. Я даже не был на него обижен или зол за то, что он чуть ли не убил свою мать. Я сам тоже был виноват в этом: снова пришёл к парню в гости, намереваясь всё выяснить, а в итоге стал надеждой Карин на спасение. Ведь правда, она специально спровоцировала своего сына, чтобы тот вышел из себя и при мне напал на мать. А для чего? Чтобы было больше свидетелей, чтобы я рассказал полиции, друзьям, Мариам, а та в свою очередь поведала об этом где-нибудь на работе, и через несколько дней об этом случае уже будет знать половина жителей Фоглэнда. Что сын избивал мать, а не наоборот, как это часто бывало. И тогда Транту придётся очень тяжело...

Но я этого не хотел. И твёрдо решил, что никому ничего не расскажу.

Никому и никогда.

— Я? Да нет, чувствую себя вполне хорошо, — широко улыбнулся я. — Свежий ночной воздух придаёт сил. А тебе стало легче?

— Да, — сдержанно кивнул Трантер, — насколько это возможно.

Он покосился на меня, его очки блеснули в свете фонарного столба, и я в который раз подумал о том, что без них он выглядел бы ещё красивее. Но я подавил желание снять их, как бы мне этого ни хотелось. А хотелось уже очень и очень давно.

— Ты выглядишь куда лучше, чем час назад, — я слегка смутился. — По крайней мере, не так зловеще и странно.

— Не напоминай, — поморщил в неприязни лицо Трант.

— Но ты мне обещал всё рассказать, помнишь? — с улыбкой заметил я.

— Да, помню, — холодно ответил он. — Просто не описывай то, что видел.

— Хорошо... — я огляделся вокруг и с бодро спросил: — А куда мы идём?

— Увидишь, — коротко ответил парень и через пару секунд добавил: — Думаю, для тебя это будет сложно, но ты постарайся помолчать, пока мы не придём в нужно место.

— А это так обязательно?

Трант смирил меня мрачным взглядом, на что я прикусил язык и посмотрел на небо. Звёзды, какие прекрасные звёзды среди бесконечной пустоты. А но фоне их тёмная гора и расползающиеся в стороны множество крупных и небольших холмов. Несколько белых облаков лежали на их вершинах, словно меховой шарф знатной дамы. Только вот эта дама оказалась той ещё маньчкой.

Я снова перевёл взгляд на звёзды и вспомнил абзац из той книги, которую мне подарил Трант: «Если подумать, какова вероятность, что среди технологически развитых живых организмов во Вселенной — даже если они встречаются крайне редко, мы можем считаться первобытными, то наилучший выход для нас — внимательно следить, не появятся ли сигналы, которые пошлют нам другие цивилизации, потому что посылать их гораздо дороже, чем получать. Развитая цивилизация предположительно обладает легким доступом к бесперебойному исисточнику энергии, например, черпает её из своей звезды. Именно такие цивилизации скорее будут посылать сигналы, чем получать. Поиски внеземного разума принимают различные формы. В наши дни самый высокотехнологичный метод — это применение хитроумного электронного детектора, ультрасовременные модели которых отслеживают миллиарды радиоканалов в поисках сигнала, который выделится из космического шума. Когда и если нам удастся обнаружить внеземной разум, это радикально изменит отношение человечества к самому себе, а как именно — предсказать невозможно. Остается надеяться, что не все остальные цивилизации ведут себя так же, как мы, поскольку, если все будут только слушать, никто не примет никаких сигналов и мы коллективно придем к заключению, что никакой другой разумной жизни во Вселенной нет».

Как давно я не размышлял на тему инопланетян! Казалось, это было тысячу лет назад, когда я в последний раз о них думал. Но сейчас вполне подходящее время, всё равно заняться пока нечем. А думать о Транте, о призраках или о том, что случилось, у меня уже не было сил. Пора рассуждать о своей любимой теме. Интересно, если инопланетяне всё же существовали, то как они выглядели? Может, у них не было даже каких-либо конечностей, потому что технический прогресс им это заменил? Или у них было сто рук и сто ног? А были ли глаза? Или, может, они выглядели как из фильма «Прибытие»? Хотело бы мне с ними встретиться. Да хоть с кем-нибудь, неважно.

— Мы пришли.

Я так замечтался о том, что было бы, если события «Прибытия» были бы реальными, что не заметил, как мы подошли к забору самого дальнего в городе кладбища. Того кладбища, где я встретил ночью Транта. А сейчас с ним шёл туда. И тоже ночью. Что ж, давно пора привыкнуть, что ночь — время открытий и действий.

— Мы шли на кладбище? — удивлённо спросил я, смотря на парня. — Зачем?

— Перелезай, а потом расскажу, — бросил он, выжидающе глядя на меня в ответ.

Пожав плечами, мол «как скажешь», я полез через забор, как это делал ещё несколько дней назад, когда собрался выследить виновника новых могил. Может, Трант в этот раз захотел моей помощи в этом деле? Хотя это странно. Собственно, сейчас абсолютно всё было странным. Когда я как можно тише спустился на землю, я уже собрался звать своего друга, как вдруг увидел его сбоку от меня в пару шагах. От удивления я раскрыл рот, но ничего говорить не стал, решив подождать объяснений. Наверняка он просто появился из тьмы, как тогда на кладбище он в ней растворился. Вопрос в другом: как он это делал? Что это за тёмная магия такая вне Хогвартса?

— Она спасла меня.

Я удивлённо моргнул, не понимая, о чём говорил Трант.

— Что? Кто?

Он посмотрел на меня грустным взглядом чёрно-голубых глаз, не выдержал моего взгляда и отвёл его в сторону на каменные плиты, которые жутко освещались полной луной.

— Тьма.

Я нахмурился, осознавая, что одна часть моей души согласна с этим, а вторая с яростью оказалась против.

— Нет, она тебя только губит, — выбрал я второй вариант и скользнул взглядом по его печерневшим ногтям. Парень это заметил и убрал руку в карман чёрного пальто.

— Ты не понимаешь, — покачал головой он и пальцем поправил съехавшие с переносицы очки. — Она спасла меня во время крушения Сандерелиса.

Несколько секунд я смотрел на него в недоумении, не моргая, пока в один момент в голове не щёлкнуло.

— Так ты... тот самый единственный выживший?

— Да, — тихо обронил Трант, словно всеми силами желал, чтобы это было не так.

На меня словно вылили ледяной воды, ночной воздух стал невыносимо холодным. Я дышал медленно, словно боялся спугнуть реальность, которая могла вот-вот от меня убежать, как заец убегал от охотника. Всё будто замедлилось, тишина стала мёртвой, почти осязаемой, точно на плечи легло одеяло из жидкого титана.

Я отказывался в это верить. Отказывался.

Да кому лгал? Только самому себе. Разумеется, на горизонте сознания всегда маячила идея о том, что Трантер был тем самым выжившим. Она появилась ещё тогда, когда он зашёл к нам в класс, когда мы встретились с ним на кладбище, где он растворился во тьме. После этого догадка укрепилась, но я так далеко забил её в угол, что почти о ней забыл. Просто не хотел в это верить. Как и сейчас. Почему? Потому что...

— Но... зачем ты тогда убил тех людей из деревни? Почему на них набросился?

Я изо всех сил пытался смотреть на него не как на жестокого убийцу или монстра. Но я не смог скрыть страха перед ним. Просто не мог.

Столько историй ходило вокруг этого единственного выжившего. Многие думали, что он герой, другие считали его погибелью всего мира — раз он смог разрушить один город, то сможет проделать это и с другими. Тех несчастных, на кого он накинулся, похоронили, но на следующий день обнаружилось, что их тела пропали. А другие говорили, что никто не пропадал, были лишь выкопаны могилы. Когда Мариам приехала туда, то уже всё было нормально, но местные так и не рассказали ничего внятного. Некоторые признавали себя этим выжившим, но в последствии их разоблачали во лжи. И так его и не удалось найти. Но вот он теперь стоял передо мной собственной персоной — сам Трантер Нефф.

— Я тогда был ещё одержим тьмой, — слова давались ему тяжело. — Я был не состоянии о чём-либо думать, ничего не соображал, спрятался в себе от боли, тогда как снаружи мной повелевало зло. Поэтому я тогда напал на тех людей. Поверь мне, я бы ни за что в жизни не убил бы человека, однако в тот момент тьма желала ещё больше крови и смертей. Она всегда желает только этого. Как и сегодня с моей мамой: в этот момент это был не я...

— А Господин Теней, — закончил я за него, видя, что он вряд ли сможет произнести эти слова.

Но теперь я не чувствовал себя как в вакууме. Не смотрел на друга как на убийцу или нечто похуже. Я испытывал к нему понимание, правда, знал я ещё не так уж и много. Но я надеялся, что Трант не такой уж и плохой человек, как казался или каким себя считал.

— Не стоит об этом говорить вслух, — холодно возразил Трантер. — Призраки слишком любят это... прозвище.

— Что это за призраки, о которых ты всё время говоришь?

Лицо собеседника помрачнело, он печально посмотрел на свои выкопанные могилы, где он хоронил память о своих друзьях и любимых.

— Жители Сандерелиса. Их тела...

— Не нашли, — подсказал я.

— Да, — кивнул он. — От того гигантского озера, которого теперь вместо Сандерелиса, расползается множество трещин. Глубоко в них хранятся все тела как людей, так и животных.

— А озеро? Почему оно такое гигантское, если там раньше была только небольшая река? — с любопытством спросил я, понимая, что все самые интересные вопросы будут ещё впереди.

— Это я сделал его таким с помощью своей силы, как и всё остальное, — ответил Трант.

Я удивлённо выгнул бровь.

— В смысле силы? Как?

Парень не ответил, а лишь взмахнул рукой, вынув её из кармана пальто. Земля на мгновение задрожала, а через пару секунд рядом с новыми могилами появилась ещё одна, которую только что создал Трант. «А если бы это не я создавал новые могилы?» — вспомнил я наш прошлый разговор на кладбище и теперь понял смысл его слов. А также понял много что: я тогда не услышал, как появился Трант, потому что он пришёл из тьмы; он не использовал лопату и не копал могилы, потому что он их создавал; он был тогда неестественно зол на Брэна в школе, потому что был под влиянием тьмы; солнце жгло его кожу, потому что оно никак не могло пробиться сквозь мрак, который окружал место гибели Сандерелиса, отчего там тоже всем жгло кожу; в лесу вокруг озера обитали призраки жителей, которые не пожелали навестить Фоглэнд и пугать здесь людей.

Слишком много. Слишком. Столько открытий за раз, столько догадок, что я удивлялся, как у меня не треснула голова. Но ведь это ещё не всё. Впереди предстоял ещё долгий разговор, во время которого у меня наверняка тоже будут кипеть мозги.

— Теперь многое стало понятным, — я слабо улыбнулся, давая понять, что не держу зла или обиды на Транта.

— По тебе видно, — сухо усмехнулся он в ответ.

— Но... — я пытался собрать мысли в кучу и прийти в себя, — откуда у тебя такая сила?

Парень покачал головой.

— Слишком долгая и запутанная история, которую я сейчас не в состоянии рассказывать. Давай что-нибудь полегче... И менее больное.

Я прикусил язык, только сейчас вспомнив, что Трант потерял всех своих друзей и знакомых и что на него не стоило сейчас так давить. Тем более мы пока были всего лишь друзьями...

— Хорошо, — я нахмурился, пытаясь определиться, какой следующий вопрос задать. А их было тысячи и тысячи. — Но ты ведь не всегда обладал этой силой?

— Да, я был таким же обычным парнем, как ты, — с горечью пожал плечами собеседник. — Знаешь... Ты даже мне напоминаешь меня прошлого. Такой же любопытный, как и я когда-то был. Только вот это любопытство завело меня совершенно не в ту сторону... Смотри, чтобы с тобой не случилось того же самого.

В груди нещадно защемило.

Поздно. Как же поздно ты это сказал, Трантер. Слишком поздно.

Я поставил на себе крест ещё тогда, когда впервые за полтора года тебя встретил. Уже тогда я подписал себе смертный приговор. Уже тогда можно было догадаться, чем всё это кончится. Но я отгонял от себя эти мысли, всё больше ослепляясь собственной влюблённостью. Так горько, словно душу намазали горчицей, а сверху налили водки. Такая же отвратительная мешанина сейчас творилась у меня внутри. Удивительно, что я не был рад, что с каждым днём становился всё черней, а значит, всё ближе к Транту. Может, ночью я становился не столь зависимым от него? Может, в ночной темноте мой свет был куда сильнее?

Хотелось бы в это верить.

«Ты даже мне напоминаешь меня прошлого. Такой же любопытный, как и я когда-то был», — эти слова согревали грустную душу. Так грели в груди, что становилось даже жарко, словно постепенно разогревающийся двигатель ракеты. Ещё немного — и сердце улетит в космос, а из ушей повалит пар. Это было очень приятно для меня, даже если Трант совершенно не собирался мне сделать комплимент, если так можно было это назвать.

— Я постараюсь, — надеясь на то, что в темноте не видно было моё смущение, улыбнулся я. — А эта сила... Это ведь просто дополнение к твоей тьме?

В мёртвой тишине его тяжёлый вздох прозвучал как резкий порыв ветра прямо в уши.

— Это и есть тьма. Всё, что можно посчитать за магию или мистику, является тьмой. Я могу ею управлять, перемещаться через неё в другие места, но иногда она берёт над моим разумом верх. Как сегодня, например.

— Но ты ведь сопротивляешься этому? — с беспокойством спросил я.

— Конечно, — Трант задумчиво глядел на фотографию, которую достал из другого кармана пальто. — Но иногда она бывает слишком сильной, отчего я не могу ей противостоять. В такие моменты мне нужно увидеть кого-то, кто мне дорог, или услышать какие-нибудь утешающие слова, которые помогли бы мне вернуться в нормальное состояние.

— А на фотографии тот, кто тебе дорог? — я кивнул в сторону чёрно-белой картинки, не имея возможности увидеть того, кто там изображён.

Трантер медленно перевёл взгляд на меня, после чего посмотрел на фотографию и убрал её в карман. Его пронзительные глаза снова встретились с моими.

— Да, я ношу с собой несколько фоток, чтобы... — он на мгновение задохнулся от боли, но смог справиться с ней, — чтобы в моменты «одержимости» вспомнить что-то хорошее и найти в своём бесконечном мраке лучик света.

Парень замолчал, не в силах продолжать говорить из-за нахлынувших на него воспоминаний. Я предположил так, потому что он закрыл глаза, словно перед ними проносились картинки прошлой жизни, и по щеке прокатилась одинокая слеза.

Как же мне было больно смотреть на его страдания. Чертовски больно. Но кто нам сказал, что мы приходили в этот мир для того, чтобы быть счастливыми? Слишком глупая мысль. И совершенно невозможная для нашего жестокого мира.

— Но ведь ты мог навредить не только мне или своей маме, но и всем тем, кто учится в школе, — заметил я, стараясь говорить как можно мягче. — Зачем ты вообще пошёл в школу?

— Мне было невыносимо находиться наедине с самим собой, со своей тьмой, — Трант резко открыл глаза, и его холодный взгляд пронзил ночной воздух. — В такие моменты слишком много боли возникало в груди, я не мог дышать, а тьма снова пыталась взять надо мной контроль. А когда я видел всех своих бывших одноклассников... Мне было легче, я будто становился самим собой в четырнадцать лет.

— А твоя мама?

— А что она? — грустно усмехнулся он. — Она меня избивала, когда я ещё был в Сандерелисе. Я слишком к ней равнодушен, чтобы искать у неё помощи. Тем более каждый раз, когда я её видел, тьма кипела во мне слишком сильно. Слишком опасно.

— Обещай, что ты больше не будешь пытаться её убивать, — решительно сказал я, зная, что не стоило так делать. Но мне не хотелось, чтобы Трант стал ещё кого-нибудь убивать.

Тот нахмурился.

— Конечно, я не хочу её убивать, что бы она мне ни сделала. Ты был прав, когда мне говорил, что она всё равно моя мать. Но я не могу обещать тебе того, что тьма не захочет её убить. Но я постараюсь.

— И этого достаточно, — я дружелюбно улыбнулся, чувствуя ещё одну радость от того, что мой друг признал мою правоту.

— Тогда ты пообещай, что никому ничего не расскажешь из всего произошедшего и из нашего разговора. Никому и никогда, — Трант казался неимоверно серьёзным и мрачным.

— Обещаю, — с готовностью кивнул я.

— Хорошо, я тебе верю.

— Но если ты выжил, то как ты попал в Фоглэнд? — вспомнил я вдруг его историю. — Ты соврал мне?

— Да, ты прав, — тяжело признал Трант. — Отец не отправлял меня ни в какую деревню. Я был в ту ночь в Сандерелисе, видел все эти разрушения, но как я уже говорил, тьма спасла меня. Я тогда гулял с другом возле реки, которая во время землетрясения вышла из берегов и чуть не утопила меня. Но я смог спастись во тьме. Переместился в ближайший населённый пункт, которым оказалась та деревня, где я... убил тех людей. Утром я уже смог пробудиться, после чего решил покрыть остатки Сандерелиса водой и убрать тела людей. Мне не хотелось, чтобы они потом плавали и гнили в воде...

Он снова замолк, не в силах больше говорить. Вспоминать. Мучиться. Умирать с каждым ударом боли. И так не воскресать.

— Я тебя понимаю, — кивнул я, и вправду изо всех сил стараясь его понять.

Я сделал несколько шагов, чтобы положить руку на плечо друга. Мне хотелось сказать что-то ещё, но слов не было. Да и не нужно. «Когда тебе плохо — прислушайся к природе. Тишина мира успокаивает лучше, чем миллионы ненужных слов», — вспомнил я слова Конфуция и только сейчас осознал, насколько они оказались правдивы. На кладбище было настолько тихо, словно Гарпократ¹ окутал нас оглушительной тишиной. И эта тишина успокаивала, укладывала все мои мысли в постель и убаюкивала беспокойство, смятение, боль. Облегчала душу и притупляла остроту грусти и одиночества.

Видимо, Трант испытывал то же самое, что и я, потому что его лицо расслабилось, он перестал нервно теребить пальцами ткань пальто, плечи опустились, отчего возникло впечатление, что он слегка сгорбился. В таком состоянии он был ещё красивее, чем всегда. А если ещё представить его без очков...

Я и не заметил, как моя рука медленно сняла с него очки и положила их в карман куртки. Трант на это удивлённо посмотрел на меня, но ничего говорить на этот счёт не стал. Его пристальный взгляд тёмно-голубых глаз, подсвечиваемых светом луны, изучал меня: черты лица, гетерохромию, множество веснушек, причёску коричневых волос, широкий нос и несильный загар.

Когда он заговорил, внезапно улыбнувшись, моё сердце сжалось от порыва любви.

— Знаешь, давно хотел тебе сказать, что тот безумный трюк с рельсами мне очень помог. Я реально почувствовал себя живым, ощутил такой прилив эмоций, какой ещё никогда не испытывал. И это состояние длилось несколько дней подряд, давая мне надежду на лучшее, на новую жизнь. И даже тьма почти не омрачнила это. Так что я готов снова и снова благодарить тебя за это, Риель.

Мне хотелось кричать от радости. Хотелось просто визжать, ни о чём не думая, словно мой кумир приехал лично ко мне и похвалил за какой-то поступок. Просто хотелось умереть на месте. Весь мой спектр эмоций сейчас состоял из ярких красок: волнение, восторг, счастье, удивление и даже лёгкое помешательство.

— Ты можешь не благодарить меня, а просто...

Я не мог говорить, слишком сильно волновался. Щёки горели, как и всё лицо, сердце в груди отбивало радостную чечётку, ладони вспотели, и я побоялся, как бы не оставить мокрое место на плече друга.

Тот смотрел на меня с лёгким недоумением.

— Что-то сделать для тебя? — предположил он, так внимательно смотря на меня, что я был готов провалиться сквозь землю от стыда.

Наверняка Трант уже заметил мои красные от смущения щёки! Даже если вокруг была ночь, он стоял прямо передо мной, так близко, что...

Я не смог выдержать и поцеловал его. Поцеловал его так, как представлял себе это во снах, поцеловал как в первый и последний раз, поцеловал его со всей любовью, которую сейчас к нему испытывал. Губы его оказались ужасно холодные и обкусанные, но это не мешало мне получать удовольствие. Естественно, ведь я, казалось, всю жизнь этого мечтал!

И каково было моё удивление, когда Трант ответил мне! С жадностью впился в мои губы! Я старался не думать о том, что сегодняшний день, каким бы плохим он поначалу ни был, выдался самым счастливым. Не думать о том, что я ужасно вспотел, что сердце стучало слишком громко, отчего всё тело отдавалось дрожью. Я ни о чём не думал, стараясь сконцентрироваться только на нашем поцелуе. Я сжал его плечо ладонью и положил руку ему на талию, что в быть ближе к Транту. Ближе к его телу, к его душе, к его сердцу.

Ближе. Ближе. Ближе.

Я захлёбывался в любви, тонул в ней, но не желал из неё выбираться. Зачем? Моя зависимость от Транта оказалась не такой уж и бесполезной, ведь он ответил на мой поцелуй. И только тут до меня дошло: сам Трантер Нефф мог целоваться с мальчиками? Разве он гей? Нет, у него ведь была когда-то девушка. Бисексуал? Наверное.

Не важно, какая у него ориентация. Важно то, что я ему нравился. Нравился? Нравился.

Я был готов с ним целоваться вечность, но Трант медленно отстранился от меня, глядя мне в глаза счастливым взглядом.

— Я давно заметил, что ты влюблён в меня.

Как же мне хотелось ударить себя по лбу! Конечно, он заметил. Уже все заметили: и Ирена, и Файона. Брэн наверняка тоже.

— А... ты? — говорить было тяжело, я задыхался от волнения. — Ты влюблён в меня?

Трант загадочно улыбнулся и неожиданно с нежностью убрал локон моих волос, упавших на потный лоб. От его прикосновения всё тело было готово взорваться от любви.

— Можно сказать и так.

В следующее мгновение мы снова поцеловались. Так нежно и страстно, с таким трепетом, что у меня закружилась голова от всего этого. Как будто всё нереально. Ведь этого не может быть, чтобы Трант мне ответил, но именно так оно сейчас и происходило. Он тянулся ко мне, потому что был ниже, приподнимался на носочках, чтобы в полной мере ощутить вкус моих губ. Мы целовались не слишком умело, всё-таки ни у него, ни у меня в этом деле не было большого опыта. Но даже так я был на седьмом небе от счастья.

Когда я открыл глаза, Транта уже не было. Он растворился во тьме.

__________
¹ Гарпократ — древнегреческое название египетского бога. В древней Греции и Древнем Риме его называли богом молчания и тайн из-за неверного истолкования его статуй и изображений.