Отпустить прошлое — значит суметь сказать вслух «всё прошло».

Эльчин Сафарли

— Выглядишь отвратно.

Файона, как всегда, верно оценила мой внешний вид. Мешки под глазами, растрёпанные немытые волосы, пустой взгляд покрасневших разноцветных глаз, искусанные в кровь губы, раны, ярко веделявшиеся на побледневшей коже, — всё говорило о том, что я всю ночь не спал. К удивлению, я даже не мучился мыслями. Не было сил. Только лежать на холодном полу с открытыми глазами рядом с телом Лютера и смотреть в пустоту. В пустоту, которая наполнила меня, а точнее поглотила все органы, сердце, мозг. И оставила только кожу — корка, похожая на человеческую кожу. Вообще на человека.

— Спасибо, пойду запишусь на фотосессию, — вымученно улыбнулся я, пытаясь соответствовать своему прошлому правильному образу.

Файона не смогла удержаться от несильного смеха, но вот Ирена, стоящая рядом с ней и сжимающая её руку, даже не улыбнулась. Собственно, на это никогда не стоило рассчитывать.

— Ты и вправду плохо выглядишь, Риель, — она взяла моё лицо за подбородок и повертела, осматривая его. — Что случилось?

Когда она отпустила меня, я почувствовал на щеках холодные следы её пальцев. Поёжившись, я отвёл взгляд, чтобы не смотреть в эти озабоченно-любопытные глаза подруг. Мы были в школе, уроки только что кончились, и я собирался уже пойти домой, как вдруг встретил эту парочку, с которой за весь день почему-то не увиделся. Возможно, оно и к лучшему — несколько часов назад я чувствовал себя ещё хуже, чем сейчас. Ещё более пустым, ничтожным и никому не нужным. А в особенности людям. Разве что только смерти.

А елинственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас был — это смерть. Каждый раз, когда я чувствовал, что всё складывалось из рук вон плохо, и был на грани полного краха, я поворачивался налево и спрашивал у своей смерти, так ли это. И моя смерть отвечала, что я ошибался, и что кроме её прикосновения нет ничего, что действительно имело бы значение. Моя смерть говорила: «Но я же ещё не коснулась тебя!» И в этом она была бесспорно права.

Какие безумные мысли меня поселили в этот как всегда туманный серый день.

— Вчера подрался с Брэном, — я выставил перед собой ладонь и начал сгибать пальцы, считая свои провалы. — После чего мне отказал в любви Трант. Дальше я поссорился с Мариам, так как сказал ей, что был влюблён в Транта. А потом выяснилось, что моя собака умерла от старости, а меня не было рядом с ней в последние моменты её жизни. И после этого вы спрашиваете, почему я так «отвратно выгляжу»?

Четыре пункта.

Четыре боли, превратившие моё сердце в месиво из крови и трубочек. Превратившие меня в ничто.

В пустоту.

Глаза защипало, но я не стал плакать. Нет, не потому, что опозорился бы перед спускающимися по лестнице школьниками, а потому, что я так мог полностью сломаться. А мне надо было держаться, быть сильным, преодолеть все преграды, решить ещё кучу проблем. Мир от меня так просто не избавиться.

— Прости, Риель... — Ирена смотрела на меня испуганным взглядом серых глаз.

Файона ничего не сказала, лишь крепко меня обняла. Уткнувшись носом в её кудрявую макушку, я ощутил её запах — новый спортивный зал, смешанный с кожаной курткой и порывом ветра. Горячее тело девушки согревало — не только физически, но и морально. Будто свечка зажглась в пространстве. И вскоре потухла — Файона отстранилась от меня и посмотрела уверенным взглядом.

— Если это так, то про Брэна забудь, я сама с ним разберусь, — решительно начала она. — Транта сегодня снова нет, поэтому поговорить с ним мы не можем, но если мы его случайно встретим, то обязательно побеседуем. Он должен заплатить за то, что тебе отказал, даже ничего не сказав после поцелуя. Это слишком жестоко. Твою собаку надо будет похоронить, а Мариам... Я знаю, ты уже с ней разговаривал насчёт нетрадиционных отношений, но позволь это сделать мне? Я смогу найти нужные слова и помочь ей принять то, какой ты есть на самом деле.

— Ты... правда поможешь мне? — я часто заморгал, не веря в услышанное.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — самодовольно усмехнулась Файона. — Что ты меня бросил, когда я тебе рассказала о своих чувствах. Но ведь мы с тобой никогда не целовались и вообще не были парой, и тем более ты извинился передо мной. А Трант... он этого не сделал, что паршиво. А также ты помог мне с тем, что проболтался о чувствах Ирены.

Она посмотрела на свою подругу, которая тут же покраснела и робко опустила взгляд. Я бы тоже превратился в помидор, если бы на меня посмотрели с такой любовью. Однако я смутился, но только по той причине, что снова начал испытывать вину. Как всегда.

— Удивительно, что моя ошибка принесла что-то хорошее для других, — улыбнулся я, любуясь счастливыми лицами своих подруг.

— Если не считать, что меня избил Брэн, — криво усмехнулась Файона. — А так вообще всё супер.

— Но ты ведь не держись на меня за это обиду? — забеспокоился я.

— Нет, конечно, с чего бы это? — пихнула меня в бок девушка. — Тем более ты уже пытался с ним наладить отношения, но теперь представь его мне. Вообще это я должна перед тобой извиниться за то, что отправила тебя к Брэну, тогда как сама струсила.

— Ты была в шоке и полна боли, — возразил я, тепло улыбнувшись. — Ты имела право снова не биться за своё счастье, тем более что Брэн уже ломился к Ирене в дом.

— Он вчера ночью снова пришёл, — сказала Ирена, переглянувшись с подругой, словно ждала от неё поддержки. — Но мои родители были дома, поэтому смогли прогнать его, пригрозив, что вызывут полицию.

— А вы звонили ему? Пытались решить проблему? — не без любопытства спросил я.

— Он не отвечает, в социальных сетях игнорирует, как и в жизни, если мы с ним случайно сталкиваемся, — не скрывая своей грусти, ответила Файона. — Он просто либо не желает признать свою ошибку, что человек может любить кого угодно, либо же реально думает, что нетрадиционные отношения — самое большое зло в мире.

— Мне кажется, второй вариант вернее, — покачал я головой. — Мы вчера немного поговорили на этот счёт... И Брэн ни на каплю не изменил своего мнения, разве что только больше уверил себя в своей правоте.

— Да полный кретин он, — злобно проворчала подруга, скрестив руки на груди.

— А с Трантом тебе помочь не надо? — Ирена вдруг с искренним переживанием посмотрела на меня.

Сердце в груди непроизвольно дрогнуло от его произнесённого имени. Боль никуда не делась от его отказа, а после вчерашней драки с Брэном эта боль была не только моральной, но и физической. Даже после бессонной ночи и полного опустошения я всё равно глубоко внутри, где-то в темноте, испытывал одиночество и горечь произошедшего. Слишком невыносимо признавать, что во второй раз в жизни мне отказали в любви. Отказали в том, ради чего человек и жил.

— Нет, я сам с ним разберусь, — я устало потёр переносицу и слегка поморщился от боли в синяках.

— Уверен? — нежно спросила Ирена, отчего мне стало ещё больше непривычно видеть её такой открытой и неравнодушной ко всему.

Оказывается, так быстро человек мог измениться, если дать ему то, в чём он так отчаянно нуждался.

— Да.

Ложь.

Очередная ложь.

Я не хотел вообще видеть Транта, не хотел больше его знать. А разбираться с ним — тем более. Конечно, мне было интересно узнать, почему он так резко меня бросил и так ничего и не сказал насчёт нашего поцелуя, но сейчас я вообще не горел желанием этим заниматься. Да и зачем? Чтобы всё выяснить, а потом остаться в одиночестве ни с чем? Чтобы вновь трескаться от боли? Бессмысленно.

Мысли труса. Самого настоящего труса.

Да, я бежал от своей главной проблемы, потому что больше не мог выносить этих тайн, недосказанности, непонимания и сомнений. Всё, я сдавался. И плевать, что обещал самому себе разузнать о Транте всё, что только можно. Возможно, я уже достиг того, что мог узнать о нём. Возможно, ничего нового в нём и не было.

Возможно. Возможно. Возможно.

Везде это «возможно».

— Хорошо, тогда я поговорю с твоей тётей, так что одна проблема, считай, уже решена, — гордо подняла подбородок Файона. — А ещё с Брэном, если он наконец-то соизволит прекратить тупить и обратит на меня внимание.

— Надеюсь, у тебя всё наладится, — добавила Ирена, посмотрев на меня, и улыбнулась.

— Я тоже, — вздохнул я и тихо повторил: — Я тоже...

Подруги пошли вниз по лестнице, чтобы потом пойти на свидание, а я же решил зайти в туалет в опустевшей школе. Ничего необычного, я так часто довольно делал и почти всегда без каких-либо происшествий. Но вот именно, что почти.

Когда я зашёл в уборную, то сразу почувствовал что-то неладное. Но не стал прислушиваться к интуиции и пошёл дальше в кабинку. Когда все дела были сделаны, я решил помыть ледяной водой лицо, точно хотел хотя бы так прогнать из себя лютую пустоту. Чёрт возьми, не помогало. Ничего не помогало от неё избавиться. Слишком много эмоциональных событий произошло в последнее время, которые не оставили в запасе чувств абсолютно ничего. Одно только тихое пространство, в которое так и норовилась проникнуть то ли боль, то ли тьма.

Уперевшись руками в раковину, я поднял взгляд и с отвращением скривил лицо. Слишком ужасно оно выглядело. Слишком ужасен оказался я. Как внешне, так и внутренне — все эти поиски ответов открыли во мне такое безумие, такие тёмные стороны, о которых я почти не подозревал. Мой разум выпустил на волю хаос — и теперь его не остановить.

В зеркале вдруг что-то дёрнулось. Мне хватило доли секунды, чтобы быстро отскочить в сторону и упасть на пол. Ещё бы чуть-чуть — и моя голова бы катилась сейчас по синим плитам туалета. Девочка-призрак разочарованно взвыла, взмахивая ножом почти перед моим лицом.

— Опять ты! — воскликнул я то ли в ужасе, то ли в изумлении.

— А ты кого ожидал? — огрызнулась она, паря в полметре от меня.

— Ну уж точно не такую безумную тварь, как ты, — я набрался смелости, понимая, что сейчас либо умру, либо убью этого надоедливого призрака.

— Сам ты безумец! — надула губы девочка. — И меня зовут Фарра!

Это имя мне ничего не дало, но я вдруг внимательно к ней присмотрелся, с ужасом замечая, что где-то её видел до того, как она захотела подружиться-убить меня. Точно! Она сидела на коленях какого-то парня на серой фотографии в комнате Транта. И эта девочка была дорога ему? Кто она такая? Неужели она и при жизни была такой же безумной и жаждущей дружбы? Я не знал, но на той фотографии она выглядела очень даже мило и приятно.

— А меня Риель, — решил представиться я, чтобы хоть как-то смягчить гнев Фарры.

Но не только поэтому. Мне совершенно не хотелось убивать того человека или даже призрака, который был дорог Транту. Или даже дорог в прошлом.

— Да знаю я кто ты! — воскликнула она. — Господин Теней очень на тебя злиться. И на себя тоже. И вообще на всех.

— Из-за чего? — решил не упустить свой шанс я. Если что, перед смертью хотя бы буду знать какую-то часть правды.

— Из-за своей боли! — Фарра вдруг печально вздохнула. — Ему так больно! Так тяжело! Так мучительно! Он всё страдает из-за любви, а ты к нему с этим тоже лезешь!

Последние слова она уже сказала с искажённым от злости лицом. Девочка сжала в руке нож и высоко взмахнула им, желая меня убить одним ударом. Но я быстро увернулся и перехватил её руку с оружием, когда Фарра попыталась пырнуть меня ещё раз.

— Зачем ты это делаешь? Зачем хочешь убить меня?

Она уже открыла рот, чтобы мне ответить, но вдруг кто-то выхватил из её руки нож, а затем резким движением руки отрубил ей голову. Никакой крови не полилось, а сама голова не упала на пол, лишь немного съехала с тоненькой шеи, пока всё тело не растворилось в воздухе. А вместе с ней и большие глаза, которые изумленно смотрели на меня, и нож, который держал в руке Брэн.

— Ты убил её!

Я вскочил с пола, не зная, что делать и куда себя деть от смешанных чувств. Мне было обидно, что дорогого для Транта человека только что убили, но в то же время я был неимоверно рад, что убийцей оказался не я.

— Я бы и тебя убил, если бы нож не исчез, — в привычной грубой манере бросил Брэн, стряхивая ту руку, в которой держал растворившийся нож. — Она хотела убить тебя. Если собирался помереть, то надо было предупредить.

— Но я тебя вообще не заметил! — возмутился я, позабыв о том, что мы вчера с ним подрались. — Откуда ты вообще появился? Что здесь делаешь?

— А что можно делать в мужском туалете? — нахмурился парень, складывая руки на груди. — Уж точно не тебя искать.

— А ты-то как раз мне и нужен, — я решительно посмотрел в его золотисто-карие глаза.

Лицо собеседника стало злым.

— Опять насчёт Файоны?

— Да, насчёт неё, — кивнул я. — Вчера мы так и не смогли нормально поговорить...

— И сегодня тем более говорить тут не о чем, — огрызнулся Брэн.

—... но я хотел тебе сказать, что прекрати губить любовь, даже если она не касается тебя, — закончил я, не обратив внимание на его слова.

— Файона моя сестра, а всё, что с ней связано, касается и меня, — с высокомерием возразил парень. — С Иреной у неё не будет будущего.

— С чего бы это?

Я говорил на полном серьёзе, но на самом деле удивился его словам.

— Никто не согласится на их брак, если их отношения будут такими же крепкими, как и сейчас. А я уверен, что они будут вместе очень долгое время.

— Так если ты уверен, что они будут счастливы вместе, почему же против этого? — никак не понимал я.

— Сейчас очень немного тех, кто поддерживает нетрадиционные отношения, и ещё меньше тех, кто за однополые браки, — с жутко каменным лицом смотрел на меня Брэн. — Я не хочу, чтобы потом над Файоной издевались из-за этого, презирали и не давали спокойно жить. И тем более я не хочу, чтобы потом Файона не имела собственных детей, а не взятых из детского дома.

— Детям из детского дома тоже нужны родители, им тоже нужна полноценная и счастливая жизнь, — возразил я, совершенно не соглашаясь с его словами.

— Но такой ребёнок не может расти в семье, где нет нормальных отца и матери, — с нажимом сказал парень, точно был раздражён моим сопротивлением. Собственно, я тоже сейчас находился не в полном спокойствии. — Однополые родители не могут дать ему то, что может дать полноценная семья.

— Ещё как может, — отрицательно покачал я головой. — Они ведь такие же люди, как и мы, просто живут вместе, создали свою собственную семью. Они вполне могут воспитывать ребёнка, если его любят и готовы преодолеть все общественные стеоротипы и тупизм людей. Более того, ребёнка может воспитывать даже один человек, если он имеет достаточно сил, упорства, а самое главное — любви. И любви не только к своему ребёнку, даже если он взят из приюта, а любви вообще ко всему, к миру. И Файона эту любовь имеет в отличие от тебя, Жане.

— Не сравнивай Файону и тем более меня с твоей тётей, — с плохо скрываемым презрением сказал Брэн. — Я ведь не тупой, чтобы не понять, что ты говорил о ней. Только ведь одна она воспитывала тебя, так, Ниренберг? И конечно, из своего якобы жизненного опыта ты можешь утверждать, что не только однополая пара, но и даже один человек может воспитывать ребёнка. Но посмотри, каким Мариам тебя вырастила? В твоей жизни явно не хватало отца, раз ты любишь мальчиков.

— Серьёзно? — я чуть не засмеялся от его глупой логики. — Ты думаешь, что это зависит от этого? Что за идиотизм! Это не какая-то болезнь или особенность воспитания, Жане. Это с рождения. Даже не знаю почему так случается. Может, таких, как я, стоит вообще считать особенными. Уж ты-то явно не отличаешься от всех умом и сообразительностью.

— Набрался смелости, да? — прошипел Брэн, сдерживая свою ярость. — Раз вчера выжил, то можешь тут пытать своё везение, да? Имей в виду, мы здесь одни. Я могу тебя и убить. Даже голыми руками.

— Меня чуть не убил призрак несколько минут назад, так что ты меня даже не пугаешь, — махнул я рукой, внезапно почувствовав себя таким расслабленным и будто съехавшим с катушек. — Ты вообще не удивлён тому, что это оказалось что-то мистическое?

— Про этих призраках по всему городу говорят, так что можно и поверить, — с отвращением бросил друг.

— Удивительно, что в это веришь, а в нормальное будущее Файоны нет, — усмехнулся я.

— Потому что она моя сестра. А мне важно, чтобы у неё всё было хорошо. И тем более в будущем.

— Почему ты вообще так зациклился на этом будущем? Никто не знает, какое оно будет. Может, сейчас ты совершаешь ужасную ошибку, раз против отношений своей сестры с Иреной. Может, ты как раз стоишь на пути, где нужно сделать выбор: пойдёшь налево — и Файона будет всю жизнь несчастлива, а тебя будет ненавидеть; если пойдёшь направо — она будет очень благодарна тебе за то, что ты изменил своё мнение ради счастья любимого человека. Тебе стоит либо сделать этот выбор, либо отпустить сестру в большой мир, не боясь за неё за каждый её поступок. И подумать о себе: сам-то ты какое хочешь себе будущее?

— У меня всё под контролем, — заверил меня Брэн, сверля меня недобрым взглядом, в котором, однако, что-то поменялось, будто зародилось семя сомнения. И возможно, благодаря моим словам. — Не надо только лезть в мою личную жизнь. Ты и так достаточно в ней побывал, когда...

Он вдруг осёкся, не желая говорить об этом вслух. Но уже поздно. Не стоило этот разговор заканчивать на самом интересном. Безумная идея? Абсолютно.

— Когда мы были вместе? — осторожно уточнил я.

Брэн впервые за весь разговор отвёл от меня взгляд.

— Не желаю это вспоминать. И тем более об этом говорить.

— Зато я хочу, — смело заявил я. — Скажи, ты хотя бы любил меня тогда? Все эти три недели, когда мы были вместе, ты любил меня? Или делал это только потому, что я мог дать тебе очередную дозу наркотиков?

Парень сжал челюсти, дёрнув головой, отчего его длинные волосы упали на лицо. Но он не стал их убирать или завязывать в хвост. И так ему очень даже шло. Я бы даже сказал, что он с таким видом он был неимоверно красив: светлые волосы, так эстетично закрывающие с одной стороны глаза; широкие тёмные брови, почти незаметная щетина на жёсткой коже, сухие губы, которые могли стать мокрыми, если их поцеловать... В груди вспыхнули прежние чувства, и на несколько секунд я выпал из реальности, забылся в воспоминаниях: ночной костёр — и я с Брэном на капоте заброшенной машины улыбались звёздам; играя в волейбол, я упал прямо на него и рассмеялся, когда его волосы защекотали мне шею, а губы коснулись обнажённой груди; лесной запах вокруг, солнце высоко в небе — и мы вместе, спрятавшись за деревом, тайком от всех целовались и говорили друг другу нежности. Вот ещё один поцелуй, ещё одна ночь, ещё одно воспоминание...

И везде мы были вместе. Счастливы. В любви.

Тогда Брэн пытался ограничить себя от наркотиков, чтобы это дело не переросло в реальную серьёзную зависимость. Чтобы ему ещё чем-то помочь, я предложил поехать в какой-то очень далёкий лагерь на три недели в августе. До этого же целое лето мы проводили время вместе, пытаясь решить проблему с наркотиками и с отцом Брэна, который, прознав о проделках сына, выгнал его из дома. Брэн стал жить у меня, совсем как Файона сейчас жила с Иреной, и за это время мы заметно сблизились. А в лагере — тем более. Там нас никто не знал, никто не замечал наших чувств, да и сами мы не спешили заводить новых друзей. Нам просто нужно было отдохнуть от проблем. Но так как Брэн ещё боролся с зависимостью, я решил взять с собой немного наркотиков. Как только он узнал об этом, а это оказалось в самом начале смены, то после каждого свидания просил у меня немного дозы, но почти каждый раз я ему отказывал. Но вот именно, что почти.

— Я не знаю, — после долгого молчания наконец сказал парень. — Тогда я плохо что соображал. Почти всё время был под кайфом, либо же у меня болела голова. Мало что помню из этого. А про наши отношения с тобой... всё слишком размыто. Не помню своих ощущений, когда мы были вместе, не помню, что чувствовал по отношению к тебе. Вроде бы любил, а вроде бы и нет...

Я не знал, что и думать по этому поводу. Мне почему-то хотелось надеяться, что он и вправду меня тогда любил. Но как человек, ненавидящий вообще любовь в целом, мог любить? И тем более меня? Парня? Человек, который ненавидел подобные отношения? Может, два года назад он не размышлял над этой темой так, как сейчас. Когда мы впервые поцеловались, я не стал с ним разговаривать насчёт ЛГБТ, а дальше так тем более. Я просто был счастлив, что оказался таким не один, что Брэн тоже особенный, как и я. Мне были трудно поверить, что в четырнадцать лет встретил свою вторую половинку.

Но это оказалось не так.

Когда мы приехали из лагеря, кто-то из его друзей узнал про наши отношения, за что Брэна тут же стали презирать. Он был неимоверно зол как на себя, так и на остальных, а в особенности на меня. Он бросил меня, а также рассказал обо всём Мариам, чтобы мне как следует досталось. И так оно и случилось — неделями я страдал от её нотаций и пытался доказать, что могу исправиться. Мне отчаянно хотелось, чтобы всё стало так, как раньше. А про то лето, про тот лагерь, я старался больше никогда не вспоминать.

Со временем мне удалось не чувствовать боль при каждой встрече с Брэном, а затем нам удалось даже стать обычными друзьями. Но после всего случившегося он сильно изменился — стал ещё более груб, нетерпелив, впадал в неконтролируемую ярость, начал следить за своей сестрой, чтобы с ней не случилось такой же грустной истории, как с ним.

Как с нами.

— Хотя бы ответил честно, — я не смог сдержать печальной улыбки. — За это я уже тебе благодарен.

— Так говоришь, будто до сих пор меня любишь, — в неприязни скривил лицо Брэн.

— У нас уже давно всё прошло, разве нет? — пожал я плечами. — Или тебе хочется повторить?

— Да пошёл ты.

Брэн резко развернулся и вышел из туалета, хлопнув дверью. Но даже так, мы оба понимали, что наконец-то смогли сказать прощай своему прошлому.