Ну что, а теперь настало время настоящих историй!

***
DanSplickr

Алекс переехал со своей мамой совсем недавно. После смерти отца им пришлось продать родной дом, который был явно не по карману горюющей матери. А это ведь единственное место в жизни маленького мальчика, где не было одиноко. Здесь всегда окружали теплом и заботой, всегда возились и нянчились, как с годовалым ребенком.

Но после того, как он кинул маленькую горсть сухой чёрной земли на гроб своего папы и та глухо ударила по древесине, все изменилось. Теперь он никогда не чувствовал себя одиноко.

Каждый раз, когда часы пробивали двенадцать, Алекс начинал прислушиваться к каждому звуку. Ни один шорох не проходил мимо его острого слуха. Если бы его семья была в полном составе, то он бы уже мирно посапывал в своей кроватке. Но не сейчас.

Как только ему стоило подумать, что все уже хорошо и пора спать, тут же доносился странный звон... Звон колокольчиков. Этот звук был практически безмолвен на фоне всепоглощающей тишины. Но с каждой секундой он рос, все ближе подступал к уху, ставая невыносимо громким, безжалостно терзая слух и пытаясь собою заменить сердцебиение мальчика. В какой-то момент ребенок переставал слышать все, кроме этого оглушающего звона.

Заплаканный Алекс бежал сквозь скользкую тьму к своей маме, прыгая на кровать и громко плача. Он обнимал её так крепко, словно боялся, что она пропадет, испарится и его руки сомкнутся вокруг клочка воздуха. Ночнушка мамы становилась насквозь мокрой из-за рыданий мальчика. Всхлипы и нервное подергивание частей тела заканчивались порой после получаса, а иногда и этого было недостаточно.

Мама постоянно удивлялась, что же так сильно напугало её девятилетнего сына, что он аж заикался, не в силах составить толковое объяснение. Но когда он замирал и тихо говорил "послушай", ею ещё больше овладевало непонимание. Чадо шептало что-то о громком звоне, но мать не слышала ничего подобного, как не пыталась.

После каждой такой ночи вдова Жанетт Дюбоа отправляла своего ребенка обратно в кровать, целуя во влажный лоб и успокаивая своим ласковым нежным голосом. Он действовал, как снотворное, и мальчик быстро засыпал. Но даже когда она уже собиралась уходить, во сне Алекс постоянно, почти одними губами шептал только единственную фразу:

— Я же говорил, это колокольчики... Я же говорил...

Теперь они покинули то место. Место болезненных, труднозабываемых воспоминаний и длинных, труднооплачеваемых счетов за свет, газ и прочее. Наверное, последнее стало основной причиной смены жилья. Хотя, истерики сына тоже не давали покоя Жанетт. Только самой себе она могла признаться, что после потери мужа тоже чувстовала себя как-то странно. Будто не жила в том доме никогда и все, что её окружает - обман и заблуждение.

Новый дом был намного меньше, чем предыдущий, но все равно казался огромным для двоих его жителей. Всего два этажа и дряхлый чердак, в котором наверняка уже просверлили дыры пару десятков крыс, а на полу застыло несколько сантиметров толстого слоя пыли. Вокруг жилья находилась небольшая живая изгородь и почти увялая усадьба. На ней все же царили некоторые растения, вроде можжевельников, острых изумрудных кустарников и сотен вьюнов, щекочущих камянную тропу, ведущую ко входу в сад. Как такие строения ещё стоят, почти утонувшие в заростях хеленой живности, не складываясь, как карточные домики, - загадка.

— Мам, как думаешь, здесь будет лучше? — Алекс встревоженно смотрел прямо в глаза своей матери, присев рядом на небольшой кушетке.

— Да, конечно лучше, — Жанетт обняла сына и поцеловала в щечку.

После нескольких секунд молчания она тихо шепнула ему на ушко:

— Ты уже ничего плохого не слышишь? Никаких звонов и подобной ерунды?

Мальчик заметно напрягся, но все же ответил:

— Да. Я больше не слышу никаких звуков.

Мать ещё несколько секунд тщетно пыталась разглядеть в глазах чада страх или сомнения, но все же, удовлетворенная ответом произнесла:

— Хорошо.

                            ***

Первую ночь в новом месте Алекс встретил со страхом. Он и так плохо спал, а сейчас и вовсе закинул все отчаянные попытки хотя бы сомнкнуть глаза. Старая комната была намного уютнее и теплее. Здесь же тонкое одеяло совершенно не согревало ребенка, пропуская сквозь себя ледяное дыхание воздуха.

Взгляд мальчика устремился на настольные часы, что тикали во тьме, являясь единственным источником звука. Если не прислушиваться к этому тиканию, то оно исчезало вообще, не доставая до слуха.

Вдруг посреди тишины Алекс услышал тот самый звон. Опять он... Звон колокольчиков...

Ребенок повернул голову к двери его спальни. Это ужасающее сотрясание воздуха прозвучало во второй раз. Откуда оно? С какого места оно вибрацией отдается и перемещается по дому? Мальчиком овладели потоки вопросов и он сел на кровать, опираясь холодными ладошками о её края. Ещё раз прислушавшись, ступил одной ногой на пол.

— А! Что это?!

Ребенок отпрянул от пола в ту же секунду, как почувствовал почву под собой. Ведь он вступил в какую-то воду. Он заметил, как в полутьме поблескивала влажная поверхность деревянных досок. Но откуда эта влага? Тем более, на втором этаже...

Алекс как можно осторожнее зашагал к двери. Ему хотелось побыстрее добраться к комнате матери и там скрыться от всех проблем. Мокрый пол скрипел под ногами, как ему казалось, очень громко. Вот он уже открыл дверь, что со скрипом отворила вход во тьму.

Комната Жанетт находилась в конце узкого коридора. К ней оставалось несколько метров. Вот уже видна блестящая золотистая ручка.

— Мам?..

Прозвучал аналогичный первому скрип. В опочивальне, что её освещал лунный свет, было пусто. Абсолютно пусто! Ни единой души или даже намека на то, что здесь было живое существо.

Мальчик запрыгнул на большую кровать, выбрасывая с неё одеяло, подушки, пытаясь найти свою собственную мать. Но все бесполезно. Её нет! Но что же доказывать бедному девятилетнему чаду, которое, сбивая костяшки пальцев, колени и локти в кровь и задыхаясь от страха, будет метаться в поисках единственного живого родного человека.

К глазам подступили горячие слезы. Не может детская психика пережить такое ужасное событие. Реки детского плача обжегали нежную ранимую кожу. Глаза Алекса устремились в открытое окно, из которого доносился свист весеннего ветра.

Вдруг мальчик услышал тот самый звон. Он словно приследовал его, не давая покоя и чувства безопасности. Звук доносился с первого этажа, куда и последовал ребенок. Он хотел найти свою мать, во что бы то ни стало...

Ещё с лестницы он увидел свет от лампы на потолке. Он рассеивался во мраке, но успевал дотронуться лучами до окружающих предметов. А освещал он какие-то непонятные документы. Они были раскиданы по полу и выглядели очень старыми: пожелтевшие листья бумаги, в некоторых местах с прожженными черными дырами, множества непонятных разных почерков, чернила которых практически выцвели за долгие годы.

Алекс поднял парочку и обнаружил, что это вовсе не документы, а... бирки. Да, это бирки, которые вешали за большой палец на ноги трупам в морге. Их тут сотни и все одинаковые. Только надписи разные.

Глаза мальчика бегали по буквам и на удивление быстро улавливали их смысл. На каждой карточке были написаны имена, фамилии, даты и причины смерти.

«София Амбер. 22 января 1880 года. Удушение.»
«Эрик Карлсон. 10 мая 1865 года. Пулевое ранение в сердце.»
«Амелия Росс. 17 сентября 1874 года. Сорок три ножевых ранений в живот.»

Таких бирок было не сосчитать. Но среди них Алекс нашел три особенных.

«Генри Дюбоа. 11 сентября 1921 года. Утопленник.»

При прочтении последней надписи Алекс вздрогнул. ЭТО ЖЕ ЕГО ОТЕЦ! И ЕГО СМЕРТЬ! Слезы снова хлынули сплошным потоком, убегая вниз по шее. Что это значит? Откуда это здесь?

На следующих двух было написано его имя и имя мамы - Жанетт. На маминой картке причина смерти - «травмы шеи, позвоночника и ног». А на его бирке причины, как и даты, не было.

Мальчик почувствовал хододок, пробежавший волной по его спине. Он обернулся и увидел открытый вход в подвал. Оттуда снова прозвучал своядщий с ума звон колокольчиков. Только теперь к нему присоединился ужасный запах разлагающихся трупов. Эта дикая вонь все острее забавлялась с нюхом Алекса, доводя его почти до обморочного состояния.

Несмотря на все рвотные позывы, одинокое дитя ступило на хододную ступень, ведущую в подвал. Их оставалось ещё большое множество, но с каждым новым шагом их становилось все меньше, а душераздирающий аромат становился ближе и насыщенней, оттдаваясь легкими оттенками свежей мертвечины и гнилых кусков плоти.

Мальчик не сразу нащупал выключатель, но когда ему это удалось, он прищурился от яркого потока лучей, от которых отвык в темноте лестницы. Здесь было множество предметов, непонятных для ребенка.

Посреди помещения стояло что-то похожее на операционный стол, больше походящий на стол в морге. Так вот откуда весь этот запах.

На нем лежал чей-то труп, сверху покрытый белой тканью, что неточно просвечивала изгибы худощавого тела. Человек был необыкновенно бледным, сливаясь с плиткой на полу.

Вместо стен в подвале были большие ящики с железными ручками. Позже Алекс додумался, что в них тоже хранятся трупы. Они используются в качестве холодильников, неитрализующие неприятный запах, исходящий от мертвецов. Но со своей задачей они справлялись плохо, ведь вонь до сих пор давила на мозг.

Мальчик внимательно осмотрел всю комнату, пытаясь найти источник этого невыносимого звона. Где же колокольчики?

Когда он уже собирался уходить, то услышал характерный звук позади себя. Он напоминал практически беззвучное открывание двери.

Стоило ему повернуться, как он заметил полуоткрытую дверцу от одного из ящиков. Неужели тут настолько сильный ветер, что способен отворить тяжелую дверцу? Очевидно же, что кто-то толкнул её изнутри...

Вот она открылась ещё шире, утолщая темный промежуток, находящийся внутри этого ящика. Ещё несколько толчков и дверца полностью отворилась.

Взгляд Алекса застыл на черном квадрате, из которого не доносилось ни единого звука.

Вдруг из тьмы вылез конец указательного пальца. Он был таким же бледным, как и тело на столе. За ним показалось ещё два пальчика, потом ещё два, и все вместе они обвили стенку ящика, опираясь на него.

Вторая рука неведомого трупа выползла наружу по кисть, держась за железную дверь. Посиневшие, набухшие вены украшали её, дополняя ужаса в округлившихся глазах мальчишки. Вскоре к рукам присоединилась и правая нога мертвого человека, медленно выползая наружу. Но вот что-то металлическое блеснуло на свету. Это же

Колокольчик... Звон колокольчика...

На пальце человека был колокольчик, который глухо пискнул, пошатываясь со стороны в сторону. Какое-то время труп так и сидел во тьме, иногда, словно медленный паук, перебирая пальцами. Вдруг из темноты как гром прозвенел голос:

— Ты так и будешь стоять или может подойдешь ближе, мальчик?

Холодный хрип ускорил и усилил движение адреналина в крови Алекса и тот, спотыкаясь, побежал вверх по ступенькам. Сзади слышалась какая-то возня и все тот же звон колокольчиков. Только теперь их было несколько. Может больше десяти.

За ним вдогонку бежало двое-трое трупов, хрустя своими хрупкими костями, спотыкаясь и перебивая друг друга. Настолько их сводил с ума запах живой человечины.

Мальчик ещё не знал, где же спрятаться от этих трупов. А ещё больше в забвение его приводило непрерывное калатание и звон. Когда же этот ад закончится?

Вдруг он вспомнил о том, что в спальне его матери не было закрыто окно. Да, именно оно! Туда Алекс и решил бежать, ведь к нему оставалось всего пару метров.

Вот ребенок, задыхаясь от нехватки воздуха, залетел в комнату и сразу же закрыл дверь на замок. Он плотно прижался к ней, ища, чем бы можно было прижать её ещё сильнее. Но, как на зло, ничего подходящего не было. Кровать бы он и на пару сантиметров не сдвинул с того места, учитывая, что её кто-то давно пригвоздил к полу.

Вдруг с внешней стороны двери почувстовался мощный толчок. Из-за него мальчик еле удержался на ногах, чтобы не отлететь. Теперь он точно понимал, что долго так держать оборону не сможет. Eщe один толчок и дверь заметно изогнулась. По всей видимости ломилось уже двое-трое...

— Алекс, милый, открой дверь! Это я! — среди всего безумия звонов, услышал материнский голос мальчик.

— Мам? Мам, почему ты там? Ты одна из... — ребенок запнулся, не способный соединить два противоположных для него слова.

— ...Труп, да. Но ты не бойся! Просто почувствуй этот запах... — безумно кричала его мать.

— Мама! Перестань говорить такое! Мама, я не смогу открыть тебе дверь...

После этих слов не послышалось ответа. Как и сильных толчков. Все затихло, даже звон колокольчиков. Алекс развернулся и подошел к окну. Он сел на подоконник, свесив ноги вниз. Нужно было выбираться из этого безумия.

Вдруг дверь вылетела, трескаясь и ломаясь на сотни кусков. От неожиданности и испуга ребенок не удержался и соскользнул вниз. Его тело пролетело менее двух секунд, приземлившись на твердую землю. В нос сразу забился терпкий запах почвы. Все конечности вмиг заболели так сильно, что первые минуты Алекс и вовсе не мог двигаться, пытаясь успокоить ужасную агонию и боль.

Все же, он поднялся на ноги, немного пошатываясь и падая на ровном месте. Глаза метались по окружению, пытаясь найти выход из этой усадьбы. Острые листья каких-то растерий кололи босые ноги, жаля их и хлестая до крови.

Сзади уже был слышен звон колокольчиков. Тот самый. Алекс  даже не оборачивался. Он лишь бежал вперед. Бежал, спотыкаясь и падая, но все же бежал. За изгородью находилось небольшое кукурузное поле. Оно уже засохло, зачахло, но спрятаться в нем ещё можно.

Сухие листья хрустели под ногами, цепляясь за кожу мальчика. В этот момент погони он задумался, как быстро и абсурдно все произошло. Сначала смерть отца, потом переезд, потом эти колокольчики. А теперь живые трупы. Это похоже на сон. Нет, это похоже на самый настоящий кошмар.

Вот уже виден конец, казалось бы бесконечного поля. Но вот ужн видна небольшая дорога - единственный путь к спасению. Эта тропа наверняка ведет к какому-нибудь поселению. По крайней мере, ребенок хотел в это верить.

О, Господь, он увидел человека! Живого, настоящего человека. Он шел впереди, слишком далеко, чтобы услышать крики Алекса, но достаточно близко, чтобы добежать к нему. Наконец спасение улыбнулось мальчику. Оно дало шанс выжить.

Внезапно ребенок остановился. Он стал на месте, не в силах сдвинуться ни на шаг. Что-то держало его в одной позиции. Его конечности похолодели, кости и сухожилья до боли затвердели, а тело затекло, словно застывший воск.

Он повернулся назад, ожидая своей смерти. Да, теперь он не бежал от неё. Она догнала его. Она нашла его, как нашла бы и среди людей, среди открытой помощи. Она загнала его в угол, поймала в смертоносный капкан.   Хотя, нет... Она и не гналась за ним. Она и не загнала его в угол, не поймала в капкан, нет, нет...

Она всегда была рядом. Всегда. С каждым звоном колокольчика. С каждым шагом. С каждым вдохом, и с каждым выдохом. Он всё это время вдыхал её - сквозь поры на коже, сквозь ноздри и рот. Он вдыхал этот убийственный трупный запах ещё со своего рождения. Смерть не просто выбрала его. Смерть его создала! Смерть слепила его с смолы и грязи, создавая иллюзию нежной детской плоти. Да не было этой плоти никогда! Не было...

Вот из кустов вышла его мать. В рваном платье, грязной липкой ткани. За ней вышел и отец. С него до сих пор капала вода из того самого озера, в котором он захлебнулся и пошел ко дну. Его мокрая одежда блестела в лучах раннего солнца. Лицо опухло и побледнело, а изо рта ручейком плыла вода вперемешку с кровью и рвотой. За ним вышла какая-то незнакомая женщина с перерезанными, вскрытыми венами. Бордовая кровь давно почернела и засохла на руках.

Так из заростей к Алексу подошло десять-двадцать незнакомых трупов людей. Они стали возле него кругом, держась за руки. От них всех исходил сильный гнилой запах. Но теперь для мальчика он был настоящим ароматом...

Мама подошла к нему ближе и сказала, обжегая его лицо своим холодным дыханием:

— Ты всегда будешь нас слышать, Алекс. Ты будешь знать, что мы рядом, даже когда нас нет. Ты был прав, этот звон существует. Но не все способны его услышать, милый. Я буду рядом, пускай и неживая, поверь. Ты всегда будешь чувстовать моё присутствие. Но...

— Что, мам? — ребенок неловко обнял её и услышал шепот над ухом:

— Ты уверен, что не хочешь пойти с нами? — теперь её голос звенел подобно тем колокольчикам.

— Да.

— Что ж, тогда прощай. Знай, когда ты вдруг слышишь странный звон - это мой голос.

— Прощай, мам.

Алекс отстранился от мертвой матери. Напоследок она поцеловала своими скользкими губами его в лоб. Он почувстовал это прикосновение, но мурашек по телу не было. Теперь он не боялся этого.

Сзади послышался чей-то голос:

— Эй! Мальчик, ты почему здесь один?

Алекс повернулся и увидел того самого человека, которого недавно хотел позвать на помощь. Это была невысокая девушка, лет двадцати. Она несла в руках какие-то цветы, наверняка сорванные неподалеку. Её лицо прямо-таки светилось от радости естественным румянцем.

— Ты потерялся? Может провести тебя домой? — девушка посмотрела ему в глаза, потом её взгляд скользнул вниз.

Он остановился на ссадинах от падений, грязи и пятнах от травы. Она удивленно вскинула брови, но все же повторила вопрос:

— Где ты живешь?

Алекс показал указательным пальцем в сторону его дома, из которого недавно бежал изо всех сил.

— Пошли, я тебя провожу.

Она взяла его за руку и повела перед собой. Сам мальчишка посмотрел назад и увидел стоящих родителей. Они улыбались и звенели колокольчиками на своих ногах. Скорее всего они уже подготовили сюрприз в доме, чтобы как можно "уютнее" встретить новую гостю.

— Ты о чём задумался? — спросила девушка, глядя своим невинным и добродушным взглядом.

— Да так, ни о чём. Ты любишь звон колокольчиков?..