Даже подумать бы не могла, что все может обернуться именно так — болезненно, спонтанно и шокирующе.

Днями раннее...

— Боже, Алекс... Я знаю, кто это. Господи, я знаю, кто это!!! — кричу я, когда в голову врезается ничтожно тяжелая мысль, так больно резающая меня.

Это ужасно. Просто уму непостижимо! Мозг отказывается воспринимать все образы, всплывающие в голове, но те настолько реалистичны и логичны, что хочется выть — потому что это не может быть правдой.

Мир не может поступить со мной так! Я не могу быть такой глупой, не замечая во всем этом ничего подозрительного. Алекс не может быть таким непроницательным, не заметив того, что было почти очевидным. Мы не могли так оплошать, пропустив подозреваемого, который был у нас под носом — все эти годы!

— Алекс, — почти со слезами на глазах, закрыв рот ладонями, произношу я, болезненно смотря на кулон, который так сильно сейчас ранит меня. — Боже мой...

— Венера, что? Что, говори! — кладет тот мне руки на плечи, слегка тормоша, будто в нетерпении.

А в голове только все эти годы, когда мы были так близки. Когда я доверяла все секреты, которые так ненадежно хранились в той голове. Которые так чертовски злорадно крутились в мыслях — но не в моих, а в самых темных и мстительных.

Даже подумать бы не могла, что все может обернуться именно так — болезненно, спонтанно и шокирующе.

Прокручиваю в голове всю ту цепочку, которая привела меня к правде.

Кажется, впервые я потеряла кулон в бутике. Я просто сняла его, чтобы померять какую-то новую вещь в нашем скромном магазинчике. Просто сняла его ради удобства. Конечно же, моя рассеянная голова не догадалась надеть того обратно — я просто вышла и забыла на пару минут о существовании кулона, который потом стал для меня таким значимым. Прошло всего несколько минут, а его не было, словно тот пропал, хотя я четко помню, что никаких посетителей не было. И потом он нашелся — мне вернули руки, которым я так доверяла.

Еще несколько раз я теряла кулон в бутике, словно какое-то проклятие — и каждый раз его по волшебству возвращал тот самый милый голос. Я верила этому голосу, рукам и глазам, которые так же доверительно смотрели на меня. И мне хватило ума больше не таскать кулон где попало, но, похоже, это не помогло.

Ведь я снова потеряла его на вечеринке — и мне его снова вернули.

Франческа.

Каждый раз она возвращала мне кулон, который каждый раз терялся столь странно и безалаберно, словно я никогда не ценила свои украшения. Это было глупо, подозрительно — но черт бы меня побрал, потому что ни разу я не подумала об этом!

Ни разу, черт возьми, я не нашла в этом ничего подозрительного, то ли ослепленная Алексом, то ли ослепленная ее глазами. Вера и привязанность — вот что заставляло меня даже не думать о том, что этот человек мог хоть как-то быть замешанным в том, что сейчас происходит.

Это было нереально!

И лишь сейчас, сквозь пробивающие слезы и непонимающие глаза Алекса, я понимаю, насколько мне больно. Насколько я разочарована в себе, людях, коллегах и во всем остальном, словно Франческа так много значит для меня. Но больше убивает не этот факт, а факт того, что я знаю ее ни один год. Она хранитель, и была им всю жизнь. А это значит, что с самого начала та желала мне смерти. С самого начала хотела, чтобы я терзалась так, как терзаюсь сейчас. Хотела, чтобы мучался Алекс.

Все это было притворством, которое одновременно и злит, и заставляет пускать слезы от несправедливости. Она никогда не была моей подругой. Никогда не брала мою работу, чтобы мне стало легче. Никогда не хотела, чтобы я повеселилась в выходные. Все это было чертовым цирком, в котором я, похоже, участвовала, сама того не подозревая.

Все эти мысли я выложила на Алекса, который так пораженно смотрит на меня. В процессе я замечаю, как тот болезненно корчится, ведь сам понимает, что такое упустить было просто позором и самой главной ошибкой — видимо, мы слишком отвлеклись на его приступы и собственные переживания, которые так сильно сблизили нас. Чувствую его крепкие объятия, так мечтающие успокоить меня и усмирить мое дрожащее тело.

Но слишком сложно принять все это за несколько минут. Хотя, наверное, я никогда не смогу принять это — как всегда, просто научусь с этим жить. Порой все просто «учатся с этим жить».

— Алекс, что нам теперь делать? — в отчаянии спрашиваю я, просто упав на пол, облокотившись о диван, на котором однажды проснулась — тогда я еще не знала, что меня ждет.

И не знаю теперь, обрадовалась ли я всему этому тогда.

— Сначала надо убедиться.

— Алекс, прошу, ты сам все понимаешь, таких совпадений не бывает!

Конечно, он все понимает — но сказать о том, что твоя подруга и коллега все это время была хранителем и хочет тебя убить, слишком сложно. Поэтому тот пытается хоть как-то утешить меня, но, наверное, понимает, что это бесполезно, поэтому просто и ясно произносит:

— Нам нужен план. Время и место, где мы сможем втроем поговорить и хотя бы попытаться узнать, почему она это делает.

— Думаешь, она вот так вот тебе расскажет?

Тот пожимает плечами, явно неуверенный в своих словах.

— Выбора у нас нет...

— А потом? Когда узнаем? Ты знаешь, что делать?

По взгляду Алекса я понимаю, что он хочет мне сказать, но так боится моего человеческого хрупкого сердца. Но тут все ясно.

Убить.

Уничтожить.

— Придется убить Франческу, да? — вздыхаю я, обреченно посмотрев в пол.

Но Алекс отрицательно мотает головой, чем привлекает мое пугающее внимание.

— Прости, Венера, но нет... Если мы убьем Франческу, то она переселится в другое тело — и в любом случае будет с той душой, которая живет где-то в Сиэтле. Это будет бесполезно... Но если мы убьем земную душу, хранителем которой та является, то она переселится куда-нибудь на другой материк — и это может быть через несколько десятков лет, потому что души могут задерживаться на небе, как и хранители с ними. Поэтому так она нас не достанет. Ей больше не посчастливится, и она не найдет нас — уж не знаю зачем.

Тут сердце замирает, глаза перестают моргать, дыхание замедляется — то самое чувство, когда смешивается страх и безысходность. Когда знаешь, что должна сделать это, но так тяжело шагнуть, будто впереди капканы. Хотя еще хуже — впереди неизвестность, за которой может скрываться что-то хуже капканов. Например, потеря самого близкого человека.

— То есть нам придется убить человека? — с замиранием сердца спрашиваю я, с такой болью посмотрев на Алекса, отчего тот так же безысходно падает на пол, облокотившись о мое плечо.

— Я не хочу заставлять тебя принимать решение, но оно за тобой... Если мы убьем человека, то все будет как раньше.

— Как это раньше? Раньше, когда я не помнила тебя? Или раньше, когда мы просто наслаждались друг другом?

На это Алекс промолчал. И я не знаю, хочу ли сейчас ответа — наверное, просто пытаюсь делать вид, что мы что-то в силах решить.

— Если же нет, — продолжает хранитель, — я потеряю свою хранительскую силу и просто уйду. И сейчас я волнуюсь не за себя, а за тебя, Венера. Потому что, как показывает практика, земные души недолго живут без хранителей...

— Получается, я должна решить, убить незнакомого мне человека ради нашего спасения или нет?

Слышу тяжелый вздох, который я издала бы сама, если бы не была занята высматриванием трещин на стеклянном столе. Это все кажется безумием, поэтому я теряю разум.

— Венера, — взвывает Алекс, уткнувшись лбом в мое плечо, — я так не хочу взваливать все это на тебя... Но я не могу решить все за обоих. Не заставляю тебя принимать решение прямо сейчас, но знай, что времени мало.

И я просто собираю всю силу в кулак, прокручивая свою жизнь, в которой были и черные, и белые полосы. Готова ли я рискнуть этим? Готова ли все это потерять, если у меня есть выбор?

Никогда не думала, что скажу это, потому что всегда считала себя гуманным человеком. Но жизнь учит думать о себе. К тому же если у меня есть шанс сохранить себе и Алексу жизнь, то почему я должна просто смотреть на то, как она уходит?

Поэтому, страстно поцеловав Алекса, который так же охотно отвечает на поцелуй, я уверенно произношу — пусть сквозь слезы и тяжелые вздохи:

— Не готова потерять тебя и жалеть потом всю крупицу оставшейся жизни, Алекс... Скоро показ, именно там мы и узнаем того человека, которому не суждено жить.

Я сказала это твердо, будто вся боль пропала, но на самом деле внутри я кричу и рву сердце от такого решения.

Алекс лишь грустно улыбается, до боли сжав мою ладонь.