Посвящается  AseyVix в частности, и всем недовольным такими парочками в жизни в общем ✨
P.s обложка на работу сделана феей qetoshzn, которая считает её неудачной, а мне наоборот она нравится тем, какая есть💘
А как вам?)

Их история начиналась совсем не так, как должна была.
Вообще, если бы кто-то спросил Минджон, то та бы ответила, что она вообще не должна была начаться, но её, к превеликому сожалению самой Ким, никто не спросил. Даже ради приличия.

Просто однажды она, да и все остальные, из тех кто в тот день решил остаться на перемене в аудитории, а не понёсся сломя голову в столовую, заметили как к сидящей на первом ряду Учинаги – в целом очень тихой и спокойной, и главное, что отличало её в глазах Ким от прочих бесполезных одногруппников и сдержанной старосты, немногословной девушки, – подсела совершенно неожиданная личность.

Ли Чэрён была словно взрыв жизнерадостности, и, ну, знаете, той самой активной и чересчур счастливой студенткой-второкурсницей, у которых обычно куча подписчиков в инстаграме и, как минимум, половина университета в друзьях. А вторая же часть должна была быть непременно в ту влюблена.

Это же канон, нет? Для всякой такой ванильной дряни, подобной которой их одногруппницы читают запоем, представляя себя на месте незадачливых книжных девиц.
Но Чэрён, хоть и действительно общалась со многими, и бесконечно светилась, словно вознамерившись ослепить бедную Минджон, и с ней за компанию тех, кто сюда поступил на самом деле учится, кажется о своей ауре "девочки главной героини" подросткового ромфана решительно ничего не знала, ибо...
Ну какой человек, в здравом уме и состоянии, начнёт в самом деле пытаться вывести на разговор Учинагу?

Ту самую, из которой порой даже преподаватели не могли вытянуть ни слова, и настолько незаметной на фоне остальных, что сама Ким, признаться честно, иногда и вовсе забывала, что в их коллективе присутствует кто-то такой, и тем более является её одногруппницей.

Так что, когда на регулярной основе Чэрён стала заглядывать во время большого перерыва к ним, неизменно подсаживаясь к брюнетке на первом ряду, это стало даже интересно.
До тех пор, пока вместе с ней не нарисовалась рядом ещё одна не менее жуткая и раздражительная персона.

И дёрнул чёрт однажды Ким, проходя мимо тех на выход, – потому что ну совсем уже никаких сил это издевательство в виде постоянно воркующей Ли, и всё также безмолвной, хоть на этом спасибо, Учинаги, терпеть не осталось, – и обронить полное ехидства "хоть бы людей постыдились. Мы всё ещё тут, с вами, помните? Прямо совсем рядом, если вы вдруг, знаете, забыли, что в этом кабинете не одни."

И тогда к её, ставшей ежедневной мозолью на глазах, прибавилась и заноза в виде головной потому что Шин Рюджин. Чёртова вездесущая Шин Рюджин, просит настоятельно подметить Минджон.

Если раньше она просто бурчала сидя рядом с Ли, и изредка смеясь над самой неловкой Эри, то теперь она подсаживалась к Ким.
На шестой ряд, прямо совсем рядом с ней, и принималась саркастично рассказывать, как её одногруппница ей все мозги про их тихоню проела.

Минджон постоянно хотелось к ней повернуться, посмотреть убийственным взором, и приподняв бровь в своём фирменном жесте наигранного удивления воскликнуть "ох, а у тебя было, что проедать? Не замечала за тобой."
Но она честно сдерживалась. Каждый раз. Ладно, каждые два раза, на третий ёмко и не стесняясь выражений описав свою точку зрения на этот, несомненно важный, рассказ.

Шин Рюджин, от которой с надеждой предпологалась отвалить, почему-то этого совсем не сделала, и поступила с точностью до наоборот.
Более того, на следующий раз, помимо вечно сияющей, аки солнце Ли Чэрён, и шумной, и, как оказалось, прилипчивой Рюджин, у входа она заметила старосту их группы в сопровождении Хван Йеджи.

Знаете, именно той самой, что состояла в  студсовете, была активисткой, и, куда ж без этого, красавицей с отличными оценками, двумя розовыми прядками спереди, среди копны тёмных волос, и никогда с лица не сползающей, будто прикленной к губам розовым и пухлым, ухмылочки, что так и кричала о хитрости и коварстве.

Та стояла рядом с собранной Ю Джимин, оглядывая их всех весёлым взглядом, а потом прищуривщись по-кошачьи, заостряя внимание на красной макушке Ли и чёрной Учинаги, что опять что-то там склонившись над партой писали, что-то начинала шептать их синевласой старосте.

Что же, абсурд достигал апогея медленно и верно. Вплоть до того, что однажды Минджон, сама не заметив, стала садиться за стол в столовой в компании не учебников и конспектов, а шебутных студенток с хореографического и её одногруппницы.
Это было полномасштабное и необратимое фиаско. Крах всех надежд окончить университет, стать превосходным специалистом в своей вокальной сфере, и забыть все эти годы, как страшный кошмар и вынужденные обстоятельства.

А потом, будто бы до этого всё не было и так крайне ужасно и мучительно, Ли Чэрён и Учинаги Эри начали встречаться. Встречаться, понимаете?
Если вы не можете представить от чего только при упоминании об этом Ким бросало в остервенелую дрожь, то, наверное, вы – святой человек. Неведующий чужих страданий и боли.

Потому что смотреть на это было совершенно, предательски точно, до колик в животе невозможно.
Вот совсем. Ни миниту, ни мгновенье, ни даже малейшую десятую долю секунды.
Они были такими слащавыми, боже, помоги, что от этого рвать и метать тянуло.
Они с Рюджин до поразительно синхронно скрючивались в припадках от отвращения в разных концах коридора, едва их несчастным путям приходилось пересечься, и счастливые Эри и Чэрён встречались ровно посередине, среди огромного потока людей, и не обращая ни на кого внимания, – вы что, в любовной дораме снимаетесь что ли? Ведите себя нормально, Господи. – начинали обниматься.

И другие студенты, – зачем вы только это делаете? Не смейте им помогать. – действительно обходили их стороной, будто это не они только что в второстепенной массовке оказались. Некоторые даже одобрительно свистеть начинали и аплодировать.

Ах, да, Ким Минджон забыла, что учится с идиотами. Её косяк.

Но хуже всего было всё ещё за столом на совместных – какого чёрта? – обедах.
Там эти две новоявленных садистки – иначе как ещё можно объяснить их тягу, заставлять Минджон так отвратительно себя чувствовать, – сбрасывали со счетов всякое стеснение.

Не то чтобы их у него изначально было не с ладошку. Ребёнка.

Они обворожительно улыбались друг другу, посылали пылающие огнём любви взгляды, – откуда она вообще только их значение знает. Лучше бы не ведала, может удалось бы сойти с этого титаника под предлогом, что она их не знает, и видит в первый раз, и садится рядом с ними не станет. – и, фу, боже, легонько чмокались самыми краешками губ на прощанье, когда всегда самые отчаянные и пропитанные этими тошнотворными, нет, правда, от них так и веяло радостью, сорок минут кончались.

Они с Рюджин под конец обычно, как сумасшедшие и в одно место ужалённые подскакивали, и в противоположных сторонах скрывались, только бы больше не видеть этих мерзопакостных картин, от которых глаза кровоточить тянуло даже сильнее, чем от списков дополнительной литературы, коей всегда предостаточно преподаватели поверх основной накидывали, словно студентам мало первого было. А это уже говорило о многом.

Правда, почему-то вовсе не тем, кому бы они это хотели. Вместо этого теперь изредка, – а лучше бы и вообще больше никогда, будут ли её молитвы вообще хоть кем-нибудь когда-нибудь услышаны? Или она для богов, просто так, шутка какая? – к ним подсаживались старосты. И на контрасте со сладкой парочкой, выглядели, почему-то, - такое вообще было реально? - даже ещё хуже.

Потому что, в отличии от Чэрён и Эри, где всё от одного взгляда становилось понятно, эти вели себя куда противнее.
Нет, Минджон даже была согласна как раньше кривится, будто в зеркальном отображении, вместе с Рюджин по разные стороны стола, когда девушки между ними начинали свои флюиды и восторг распространять, нежели становится теперь непосредственно действующим персонажем в многочисленных подколках и шутках Йеджи.

А этим из неё буквально фонтанировало. Прямо неиссякаемо.
И Джимин, на которую с надеждой Шин и Ким взирали, вместо того, чтобы сие прекращать и осаждать поддерживала смехом и ответными. Ответными, сечёте?

Ю Джимин, которая с самого начала учёбы три года назад даже принимать участие в их комедийной сценке приуроченной ко дню учителя напрочь отказалась. Теперь вот сидела себе, на Хван облокачиваясь, и не сдерживаясь хохотала.

Конец света оказался ближе, чем все себе представляли. После двух месяцев таких поседелок, второй пиздец подкрался профессионально и незаметно.

Хван Йеджи и Ю Джимин тоже начали встречаться, – и кто бы мог подумать, что совести у них окажется ещё меньше, чем у воркующих похлеще чем молодожёны в свой медовый месяц Ли и Учинаги? – и демонстрировать это чересчур открыто.
Те совсем не стеснялись целоваться и флиртовать напропалую, чем до писка от восторга доводили вторых, и до белого каления Шин и Ким.

Это было непередаваемо кошмарно.
У Минджон уже даже первой реакцией на звонок оповещающий о начале адской большой перемены стал нервный тик. У Рюджин же всё было, кажется, даже ещё печальнее, ту вообще всю не по-детски колбасило от трогательно горячих, и в тоже время нежно невинных касаний одной старосты к другой. Особенно коробило, когда Йеджи не замолкая несла что-то про новости в студсовете и умудрялась при этом переплётать утром ею же сделанную косу на новую в волосах Ю.
А потом, – какая мерзость, люди, – всегда получала в награду поцелуй в лоб и висок от той.

Ким даже стало жалко соседку по несчастью. У неё опыта наблюдений, благодаря началу столь странного общения между красноволосой танцовшицей и чёрновласой вокалисткой с её группы, было банально больше.

А потом, на одном из обедов, – она что, всерьёз к ним привыкла? – та заметила пустующее напротив место и стало так до смешного обидно, что даже эти две до оскомины надовешие парочки раздражали и бесили чуть меньше. Но потом она краем глаза зацепила понимающую улыбку на губах у Джимин, и дьявольски победную у Йеджи и поняла, что нет. Бесить меньше не стали, просто терпеть это вдвоём было и вправду проще. Всегда радостней знать, что ты не один терпеть не можешь всех окружающих.

Минджон даже против своих моральных устоев и принципов выпросила у Хван номер, и в открытую сделав фотографии сперва милующихся Ли и Учинаги, а потом дерзко позирующих Йеджи и Джимин, отправила на шиновый номер с просьбой, – не мольбой, нет, шипяще заметила та, – не оставлять её одну с этими жуткими личностями, если не хочет скидываться ей на похороны.

Та не хотела, но вовсе не потому, что ей стало совестно, а от того, что она прислала следующей же эсэмэской, Ким вдруг откровенно стало плохо.

"Знаешь, будет жалко если ты умрёшь в моё отсутствие. Я не смогу скинуться на твои похороны, я нищий студент, живущий на лапше быстрого приготовления и энергетиках, но могу пообещать на них придти. Халявная еда плохой не бывает."

И хоть по гневному голосовому, которая Ким послала в ответ записав прямо же за столом, под комментирование одной из старост, она сюда не явилась, от сердца всё же отлегло. Пару дней пока та была в отъезде по семейным обстоятельствам, Минджон спасалась перепиской с ней, и кучей разговоров об обоюдной ненависти некоторых строго определённых личностей.

А в следующий понедельник Шин Рюджин явилась в университет как ни в чем не бывало. Блондинкой и в джинсовом сарафане. Вот так запросто.

Заметив её та помахала рукой, в качестве приветствия, и скрылась в потоке людей на лестнице, спеша, видимо, в аудиторию, ведь до начала лекций оставалось меньше пяти минут, а ей было необходимо на четвёртый.
И зачем Ким, спрашивается, только выучила её расписание наизусть, пока той не было?

Следующая прямо за ней по пятам Эри похлопала по плечу невесомо, поддержку оказывая, а Чэрён сказав, что они смогут ещё сегодня встретится – кто бы сомневался? – на обеде, упорхнула бабочкой по той же траектории, что и её одногруппница ранее, пожелав им хорошего дня, а своей девушке ещё и отправив воздушный поцелуй.

Это странное чувство, с самого утра поселившейся в её груди, как бы она того не хотела, к обеду не рассосалось от слова совсем.
А на нем всё стало только хуже. Хотя уже, наверное, было и некуда.
Рюджин, сидя как всегда напротив, улыбалась ей, морщила нос на Ли и Учинаги, цокала языком и огрызалась на очередные подколки Йеджи, и всё это было просто слишком для психики Минджон.

Где-то в разгаре дисскусии старост, и сопения в телефон других девушек, та вдруг прям посреди разговора предложила ей тоже что-нибудь бахнуть в своей внешности и "ну, ты выглядишь будто реально на похоронах, знаешь? Твой чёрный цвет меня в тоску вгоняет, а мне и этих придурочных с лихвой хватает, кто бы от них освободил. Хочешь тебя тоже в блонд перекрашу? У меня ещё краска осталась."
И Ким Минджон, неожиданно даже для самой себя, искренне согласилась.

А потом, в комнате общежития у Рюджин, любуясь на свой только что приобретённый блонд, почти такого же оттенка как у той, вдруг отчётливо поняла, что попала.

Крупно, и, кажется, серьёзно.