Удивительно сколько горя дoлжны пpинecти люди дpуг дpугу, пpeждe чeм cтaть, нaкoнeц, cчacтливыми - ecли уж oчeнь пoвeзёт.

Mихaил Beллep

Дверь оказалась открытой, когда я пришла домой. В тот дом, куда не пустил меня Орли.

Прошёл час с тех пор, как Диего уехал с кладбища, оставив меня одну. Одну с мертвецами под слоем земли. Последние десять минут я добиралась до дома, а точнее меня подвезла какая-то добренькая женщина на машине до самого дома. Я отдала ей куртку Диего, нет, не в качестве оплаты, а просто для того, чтобы избавиться от неё. Не видеть её, не чувствовать её запах дождя, не вспоминать при её виде её хозяина, который настолько жестоко поступил со мной, что я до сих пор не могла в это поверить.

До этого пятьдесят минут я мучилась. Страдала. Рыдала. Кричала и умирала внутри. Мои вопли раздавались на всё кладбище, будто желали разбудить мёртвых. Мне было жутко страшно, я чуть ли не теряла сознание от переполнения боли и страха, наверное, я всё же пару раз падала на землю без чувств, но точно не помнила этого. Меня слишком сильно душили эмоции, словно кто-то завязывал на моей шеи петлю. Горе поглощало меня, утопляя в своём вязком чёрном болоте отчаяния, ощущение того, что мне предали, разрасталось внутри меня, уничтожая в душе любые надежды на прежнюю жизнь. А любовь... Она просто убивала сердце. Пронизывала его иглами с нитками, чтобы с помощью них разорвать его в клочья, облить кровью все воспоминания о том времени...

Нет, этого времени никогда не было. Не было того времени, когда мне с Диего было хорошо. Вместе с ним я всегда чувствовала внутри сердца боль и предательства перед Орли, ощущала тревогу за себя и за него. Диего словно окутывал меня своей тьмой, заставлял заблуждаться в собственных чувствах, чтобы потом их в дребезги разбить. Разбить их словами «мне надоело играть с тобой».

Играть. Всё это была просто игра. Чтобы я поверила ему. Он заставлял меня быть рядом с ним, чтобы Орли как можно больше страдал, он чуть ли не подрался с Джемом только для того, чтобы показать мне свою «верность», сделать вид, что он и вправду меня любил.

Ложь.

Всё это была одна сплошная ложь. Обман. Игра. Предательство.

Но я не могла из-за этого злиться на Диего. Да, он поступил со мной так жестоко, что я должна была тут же его возненавидеть. Но мои разбитые чувства противоречили этому. Хоть они и были отвергнуты, растоптаны, но всё же что-то питали к Рейну, надеялись, что тьма, которая была вокруг него, не была и внутри него. Что где-то там, в его сердце, сочилась кровь от его жестокого поступка.

В доме было тихо. Пугающе тихо. Я слышала, как бабушка Томсен, насвистывая, готовила на кухне, словно ничего и не происходило в эти два дня. Несколько секунд я колеблилась, не подойти ли к ней, но всё же решила с ней поздороваться, а то получится как-то неприлично.

- Здравствуйте, бабушка Томсен, - я вошла в довольно маленькую узкую кухню и посмотрела на старушку.

Она не изменилась. Белые волосы, заплетённые в длинную косичку, низкий рост, полноватое тело и лучистые, добрые глаза, от которых тянулись морщины, словно щупальца у осьминога.

- Привет, Глен! - радостно воскликнула женщина и крепко меня обняла, чмокнув в щёку. От этого прочтодушного действия у меня сердце чуть не остановилось. Как же мне в последнее время не хватало ласки... - Внучёк говорил, что ты у подруги. Надеюсь, она тебя не уморила голодом?

На мгновение я растерялась, пытаясь сообразить, о чём говорила бабушка Томсен. Но потом я поняла, что Орли надо было же что-то сказать ей, куда я пропала. И, видимо, ничего лучшего, чем то, что сказала мне старушка, он не придумал. А хотя что можно было придумать, так солгать, чтобы тебе поверили, тогда как ты знал ужасную правду? За это я уважала Орландо, но в то же время чувствовала свою вину, пронзающей всю душу.

- А кого вы имеете в виду? - как можно более дружелюбным и весёлым голосом спросила я, наблюдая за тем, как женщина, оторвавшись от меня, начала профессионально подкидывать блины.

- Ирэн, конечно, кого же ещё? Она не особо любит готовить, - улыбнулась бабушка Томсен и кивнула подбородоком на стопку блинов, которые стояли на столе. - Бери, по глазам вижу, что ты голодная.

Поблагодарив, я положила себе несколько блинов на отдельную тарелку и пошла наверх, к себе в комнату. Интересно, Ирэн и вправду не любила готовить? И откуда это знала бабушка Томсен? Наверное, в несколько лет назад, когда все ещё были младше, они были более дружны, чем сейчас, и ходили друг к другу. И от этого бабушка Томсен знала, где пропадал её внучек и что ел. Насколько я заметила, она то сама очень любила готовить - как ни приходила, она всё на кухне и что-то там готовила.

Моя комната не изменилась. Кровать всё также заправлена и стоит в углу, стол напротив окна, сквозь которое пробивались тусклые вечерние лучи солнца, шкафы на тех же местах. Только запах здесь стал другой. Здесь стало пахнуть мужским адеколоном, лесом и мокрыми камнями. Запах Орли. И это заставило моё сердце биться быстрее, а в душе всё затрепетать. Он приходил сюда. Приходил сюда, чтобы представлять, будто я здесь, вместе с ним, а не с кем-либо другим, чтобы вдыхать запах моей одежды, чтобы лежать на моей кровати и видеть в ней рядом меня, чтобы чувствовать запах моих книг, которые я специально взяла почитать. Орли был здесь и не раз, чтобы успокоиться, чтобы ощущать, как в груди бьётся сердце, а не умирает от боли.

Внезапный грохот сверху заставил меня всю вздрогнуть. Я и не думала, что в этом доме был чердак. Интересно, что там случилось? Наверное, именно из-за этого мучащего меня вопроса я, быстро доев оставшиеся блины, вышла из комнаты и почти что сразу же нашла небольшую деревянную лестницу наверх, по которой я и забралась, открыв при этом дверцу в потолке.

На чердаке оказалось светло и чисто, тогда как я ожидала всё увидеть в пыли и в темноте. Старые сундуки стояли по углам, мешки валялись у стен, на полу лежали какие-то старинные вещи, светильники свисали сверху, освещая почти все углы чердака. Типичный хлам, если не одно обстоятельство - на стенах, образующих крышу, висели картины. Множество полотен, написанных акварелью или карандашами, множество пейзажев Докан Хилла и портретов. На многих был написан один и тот же мужчина, но в разных позах: у него были чёрные взъерошенные волосы, тёмно-зелёные, как лес, глаза, пышные брови, широкий лоб, щетина и с загорелой кожей атлетическая фигура. Мужчина был до жути похож на Орли. Насколько похож, словно...

- Это мой отец, - раздался вдруг голос тихий парня, который сидел на полу и потирал рукой ушибленную об сундук коленку.

Я в ужасе замерла, глядя на него. Я ожидала увидеть кого угодно, даже ту самую Хейли, его сестру, но никак его самого. Внутри всё остановилось, замерло, заледенело от страха. Я не отрываясь смотрела в его тёмно-зелёные глаза, в его опечаленное лицо, в его образ, настолько для меня любимый, что я никак не могла понять, как смогла его променять.

- Я любил рисовать его портрет, в точности воспроизводить любимые черты его лица, его образа, - Орли покачал головой и тяжело встал с пола, немного морщась от боли в ушибленной коленке. - Мне всегда казалось, что когда я рисую отца, то бываю в эти часы ближе к нему, что он даже рядом со мной, а не в загробном мире. Что он жив.

Он говорил это с таким трепетом в голосе, с такой любовью и тоской, что мне хотелось плакать. Я знала, что Орландо любил своего отца, но я не знала, что настолько сильно, что тот для него был настолько важен. Насколько, что он рисовал его портреты, глупо надеясь в глубине души, что его отец жив.

Орли окинул печальным взглядом картины, висящие вокруг на стенах, образющих крышу. Столько труда и времени стоило создать эту галерею картин, прекрасных пейзажев, портретов отца и друзей, среди которых был и Диего. Но я не смогла долго задержать на его портрете взгляд. Слишком много боли принёс мне в последний раз Рейн.

- Как давно ты пришла? - спокойно спросил Орли, смотря на меня потемневшими зелёными глазами, словно пытался прочитать мою душу, заглянуть мне в сердце, отыскать в нём хоть каплю любви к нему. А ведь в нём было даже целое море.

- Минут десять назад, - тихо ответила я, стараясь не дрожать от отчаяния, сжимающего всю грудную клетку.

- Зачем? - его ровный голос словно разрезал воздух.

Несколько секунд длилась оглушающая тишина, в которой я отчётливо слышала, как бешено билось в груди сердце, пытаясь справиться с болью, которой с каждым днём становилось всё больше и больше.

- Господи, прости меня, Орли, - я упала на колени прямо перед ним и зарыдала, закрыв лицо руками. - Прости, прошу! Я не могу так больше жить, жить без тебя! Мне больно думать, что ты страдаешь без меня, мне больно понимать, что я оставила тебя одного, мне больно осознавать, что я натворила с тобой, что натворила с нами, с нашей любовью. Мне больно от всего этого! Я не могу спокойно жить, зная, что ты мучаешься здесь один, что меня нет рядом с тобой. Мне не хватает твоей ласки, твоей любви, Орли! Я... - я прерывисто выдохнула и вытерла рукой слёзы со щёк, но они всё равно рекой лились из глаз. - Я просто схожу с ума от всего этого... Я... Я больше так не могу... Прости меня, Орли...

Крик вырвался из груди раньше, чем я его остановила и снова закрыто лицо руками, вся содрогаясь от рыданий и боли, пронизывающей сердце насквозь. Что-либо ещё чувствовать кроме отчаяния у меня уже не было сил. Сегодня было и так слишком много слёз, страданий и разбитой в кровь любви.

Несколько секунд на чердаке стояла тишина, прерываемая моими всхлипами завываниями, потому что я никак не могла остановить поток удушающих слёз. Я чувствовала, что Орли смотрел на меня, но каким взглядом я не знала. Я не могла посмотреть на него, потому что боялась увидеть в них злость, негодование или, что ещё хуже, ненависть. Я боялась вообще его видеть, каждый раз вспоминая о том, как Диего мне рассказывал, что Орли убил человека. Совершил преступление против такой же девушки, как и я. А вдруг он и сейчас решит сделать то же самое? То же самое, только со мной?...

Тёплые руки обвились вокруг меня настолько неожиданно, что я не сразу поняла, что это Орли меня обнял, упав рядом со мной на колени. Он уткнулся лицом мне в шею, его чёрные волосы щекотали мне лицо, руки крепко обнимали за шею и талию, его грудь касалась меня, отчего я могла чувствовать, как сильно билось его сердце.

- Я прощаю тебя, Глен, - тихо сквозь слёзы проговорил парень, целуя меня в шею и оставляя мокрый след на ней.

В оцепенении я уставилась невидящим взглядом вперёд, не в силах поверить в то, что происходило. Что мои слова подействовали на Орли, что он простил меня, что он поцеловал меня, что он не утратил ко мне любви. Я не могла никак это осознать, разум отказывался от реальности, ведь она обманчива, она могла разбить твои надежды в любой момент, превратить их в пыль. Перед глазами я словно видела белые крылья, вырастающие из спины Орли, точно они превратились из пепла в перья, как я и хотела это сделать. Но я понимала, что это просто моё больное воображение играло со мной, что на самом деле ничего этого не было, но ощущение того, что как будто что-то восстановилось, всё равно не отпускало мою душу.

- Прости меня, Глен, - тихо продолжил Орландо, плечи которого содрогались от рыданий, от которых у меня уже весь свитер был мокрый. - Я поступил слишком жестоко по отношению к тебе! Не пустил в дом в проливной дождь! Я чуть... Я чуть не умер от переживания, от вины на сердце, которая словно уничтожала меня изнутри... Господи, как я страдал! Это совершенно не простительно...

- Я прощаю тебя, Орли, - прошептала я ему в ухо, кладя руку ему на голову и гладя его чёрные мягкие волосы. - Я всё понимаю. Это было наше испытание и мы его прошли, Орли. Мы его прошли.

Он посмотрел на меня красными опухшими глазами, взяв моё лицо в ладони, но до этого снял с меня очки и положил их на пол, чтобы полностью увидеть моё лицо: пухлые щёки, светлые веснушки на щеках, тёмно-карие глаза, бледная кожа и золотые кудрявые волосы, ореолом обрамляющие моё лицо.

- Надеюсь, оно было последними, но так или иначе, я буду тебя защищать. Защищать, как истинный ангел-хранитель, - твёрдо сказал Орландо и жадно впился губами в мои губы, чтобы доказать мне свою верность. Чтобы закрепить поцелуем своё обещание.

Которое я и разрушу.