Чонха и Сонун не разговаривают почти две недели. Сперва кажется, что они просто вернулись в тому, с чего начали — снова ненавидят друг друга. Но на самом деле в этот раз все иначе: ведь если прежде они постоянно подкалывали друг друга, поддерживая дух здорового соперничества, то сейчас они не разговаривают и даже не смотрят друг на друга. И, как оказывается, это тяжело.

Чонха не считает себя виноватой. Точнее, она пытается убедить саму себя в том, что она не виновата. По крайней мере, всякий раз, когда она видит в дальнем углу коридора в школе Сонуна, она тут же напоминает себе, что все сделала правильно. Она не может быть с парнем, которого любит её сестра, — это неправильно.

Сначала Чонхе кажется, что она легко с этим справится. Подумаешь — она без проблем ненавидела Сонуна много лет, так что опыт у неё имеется. Но на самом деле все оказывается куда сложнее: какие-то несчастные две недели полностью все меняют. И теперь ей никак не удается вспомнить, как именно можно ненавидеть Сонуна. Потому что, наверное, трудно ненавидеть человека, в которого влюблен, верно?

Но Джису...

Единственный луч света, который видит Чонха в своем будущем, где Сонун уезжает в Австралию, — это Джису, которая больше, кажется, не ненавидит сестру. Когда Чонха возвратилась домой в тот день, сразу стало понятно, что вся улица слышала, как они с Сонуном ругались, — и Джису, естественно, тоже. Нельзя сказать, что случилось чудо и Джису резко превратилась в добрую и заботливую старшую сестру — нет, такое только в сказках бывает. Но зато она перестает смотреть на Чонху волком и даже несколько раз спрашивает под видом того, что интересуется папа, не хочет ли она выпить чаю?

Не поймите неправильно, Чонха очень рада, что Джису относится к ней хорошо. И то, что Джису сменяет гнев на милость, говорит о том, что она поступила правильно... Ведь говорит же?

Но Чонхе все равно паршиво. Каждый раз, когда она видит Сонуна, ей становится не по себе. Вот и сейчас, когда она выходит к своему шкафчику после последнего на сегодня урока алгебры, она замечает Сонуна, выходящего из учительской в сопровождении директора и учителя Чхве. Она машинально поворачивается к ним спиной и делает вид, что ищет что-то в шкафчике, когда те останавливаются неподалеку.

— Уверен, юноша, мы еще услышим о ваших успехах, — величественно говорит маленький пухленький директор в очках, уважительно поглядывая на Сонуна. — Вы должны гордиться своим учеником, учитель Чхве.

Учитель Чхве несколько раз качает головой, словно о чем-то раздумывает.

Директор меж тем смотрит на наручные часы.

— К сожалению, мне пора идти, — торопится он. — Ха Сонун, желаю удачи в Австралии — уверен, вы продемонстрируете все те достоинства характера, которые мы прививали вам столько лет.

С этими словами директор уходит, а Чонха прячется за спинами других учеников, которые стоят поблизости, и внимательно прислушивается

— Значит, ты уже точно решил ехать? — спрашивает учитель Чхве.

— Да.

— Я надеялся, что ты передумаешь, — ненавязчиво замечает учитель. — Я был бы рад знать, что ты принимаешь обдуманное решение... а не убегаешь.

Чонха удивленно роняет учебник и тут же кидается его поднимать.

— Я не понимаю, о чем вы, учитель, — тем временем довольно резко отрезает Сонун.

Учитель Чхве устало потирает лоб.

— Когда твой самолет? — спрашивает он.

— Завтра. Но я уезжаю в Сеул уже сейчас.

— Так быстро... — тянет учитель. — Хорошо, — наконец говорит он, —так или иначе, ты  молодец. Я согласен с этим индюком-директором — мы еще услышим твое имя.

— Спасибо, учитель. — Сонун низко кланяется.

Они прощаются, и Сонун выходит из школы.

На глаза Чонхи наворачиваются слезы. Неужели это происходит на самом деле? И неужели все вот так закончится?

— Эй, подсолнечное дите, за это время можно было успеть пересмотреть все вещи в шкафчике.

Чонха от неожиданности вздрагивает, когда слышит голос учителя. Девушка торопливо стирает слезы с глаз и поворачивается к нему.

— Айда, покажу кое-что. — Учитель Чхве призывно машет рукой, приглашая девушку следовать за ним.

Пожав плечами, Чонха идет следом за мужчиной, который заходит в свой кабинет живописи.

— Что вы хотели мне показать? — спрашивает Чонха, шмыгая носом.

— Сонун говорил тебе, что я помогал ему оформлять заявку на конкурс?

Чонха утвердительно кивает и наблюдает за тем, как учитель тяжело поднимает один из холстов, стоящих в углу комнаты. Сам холст накрыт сверху тканью, и Чонха понятия не имеет, что под ней может быть.

— В общем, он не показывал мне свою работу, — продолжает учитель Чхве. — А сегодня решил подарить оригинал.

Чонха пожимает плечами, старательно изображая безразличие.

— Думаю, тебе стоит на это посмотреть, — не обращая особого внимания на это «безразличие», говорит учитель. — Помнишь мои слова про подсолнухи и горы? Про то, что вы с Сонуном застряли в своих рисунках? Я отнюдь не отказываюсь от своих слов, потому что вы действительно по-разному подходите к искусству и вам было полезно поработать вместе — о чем свидетельствует ваша прекрасная картина на Стене. Но, как я сейчас понял, этот «урок» был нужен скорее тебе, чем твоему другу.

— Это еще почему? — не понимает Чонха.

— Сама посмотри, — вместо ответа предлагает учитель и сдергивает ткань с холста.

Чонха ахает, прикрывая рот рукой.

С холста на неё смотрят подсолнухи: огромное поле ярких желтых подсолнухов, среди которых выделяется фигура девушки в простом «деревенском» бежевом платье. Девушка стоит спиной и поворачивает голову, будто её окликнул кто-то за пределами картины — она кажется одновременно удивленной, но вместе с тем обрадованной. Кудрявые волосы девушки развеваются на ветру, а в руках она держит корзину с подсолнухами. Ничего не скажешь — картина настолько атмосферная, что от неё невозможно отвести взгляда. Неудивительно, что она заняла второе место: от неё так и веет нежностью и теплотой — тот, кто её рисовал, вложил в неё частичку своей души.

Учитель Чхве позволяет Чонхе вдоволь насмотреться на работу, прежде чем подает голос:

— Невероятно, правда? — с хитрой усмешкой говорит он. — Что скажешь?

— Скажу... — Чонха судорожно вдыхает, — что этот Ха Сонун окончательно меня задолбал.

Учитель Чхве кажется удивленным.

— То есть?

— Нет, я все понимаю: ну да, рисует этот социопат свои депрессивные горы — пожалуйста, на здоровье. — От переизбытка эмоций Чонха начинает ходить по кабинету и размахивать руками. — Но нет же! Ему этого мало! Десять лет — десять лет я выслушиваю от этого энергетического вампира уничижительные комментарии в сторону подсолнухов. И что в итоге?! У него даже не хватило совести уехать по-человечески... Вот тебе, пожалуйста, подсолнухи на прощанье! Чтобы ты меня не забывала и вспоминала об этом всю свою жизнь... Нет, ну что за козел! Ну что за козел! Таких еще поискать! Ну я ему...

Чонха какое-то время продолжает ходить туда-сюда, пока в какой-то момент устало не падает на один из стульев.

— И что мне теперь делать? — Она опускает голову, запуская руки в волосы.

Учитель Чхве ласково улыбается:

— Боюсь, я не смогу тебе помочь — решать тебе. Но я бы на твоем месте хотя бы поговорил с Сонуном: будет досадно, если последним вашим воспоминанием станет та ссора на крыльце.

— Вы не понимаете, — глубоко вздыхает Чонха, — дело не во мне, а в... Неважно, забудьте.

Учитель хлопает в ладоши и встает.

— Ну что ж, тогда на этом закончим — у меня еще полно дел.

Чонха встает, понимая, что ей пора. Она подходит к двери, но тут задумчиво останавливается, положив руку на ручку.

— Учитель? — Мужчина уже успевает сесть за стол и начать перебирать бумаги, и поэтому удивленно поднимает голову. — Учитель, откуда вы знаете про ссору на крыльце?

Учитель Чхве усмехается:

— У меня глаза повсюду... — таинственно шепчет учитель, дергая бровями. — Ну и твоя сестра заходила — просила помочь.

— Джису?!

— У тебя есть еще сестры? — вопросом на вопрос ответил учитель.

— Но зачем Джису...

— А вот это у неё спрашивай, — отрезает учитель.

Чонха послушно выходит из класса и идет по коридору, не обращая внимания ни на что вокруг — в голове так и кишат мысли.

По этой причине она весьма удивляется, когда перед ней останавливается высокая фигура Кима Сокджина.

— Привет, Ким Чонха. Как поживаешь?

Со дня вечеринки Ким Чонха говорила с Сокджином еще несколько раз. Это, между прочим, существенно подняло её социальный статус в школе — что называется, «контактная крутизна»: раз с Чонхой общается такой крутой парень, стало быть и она, наверное, тоже крутая. Вот такая вот логика.

— Привет, Джин, — рассеянно здоровается девушка. — Нормально. Ты как?

Парень неловко потирает шею и озирается по сторонам.

— Отлично. Слушай, я хотел тебя спросить...

— О чем же?

Видеть то, как главный красавчик школы смущенно смотрит себе под ноги, — бесценно.

— Эм, в общем, это насчет... Типа, Джису ведь твоя сестра, да?

Чонха выгибает бровь.

— Типа, да.

— Ага... Слушай, а ты не знаешь, типа, она с кем-то идет на танцы, нет?

Чонха задумчиво потирает подбородок.

— Насколько я знаю, нет. А что?

Джин тут же неожиданно светлеет.

— О! Да нет, ничего такого, — улыбается он. — Спасибо, Чонха!

Парень посылает ей воздушный поцелуй и тут же убегает прочь.

***

Когда Чонха возвращается домой, она застает сестру на кухне.

— Чаю? — тут же интересуется Джису.

— Спасибо, — кивает Чонха, присаживаясь на пол за стол.

Пока Джису готовит чай, Чонха пытается придумать, с чего бы ей начать разговор.

— Джису-онни, я была у учителя Чхве...

Сестра с невозмутимым лицом ставит перед сестрой чашку и садится напротив, отпивая из своей.

— И что? — интересуется она.

— Он сказал, что ты приходила к нему, — поясняет девушка.

— И что?

— Зачем... зачем ты к нему ходила?

Джису ставит чашку на стол.

— Глупый вопрос — просила помирить тебя с Сонуном.

Чонха громко кашляет, когда чай попадает не в то горло.

— Помирить?

— Ты сегодня туго соображаешь, — как ни в чем не бывало замечает сестра.

Чонха опускает взгляд на свои руки, сложенные в замок.

— Я думала, ты любишь Сонуна...

Джису глубоко вздыхает.

— Это трудно объяснить, — начинает сестра. — Я сама до конца этого не понимаю. Просто... В тот день, когда ты кричала на Сонуна на улице, я все слышала. В том числе и то, что он сказал, что любит тебя.

— Нет, Джису, это не так...

— Нет, это так, — отмахивается Джису. — Я всегда это знала, но мне не хотелось этого признавать. Ты не замечала, но я видела, как он на тебя смотрел, — он постоянно смотрел на тебя, когда ты рисовала на вашей дурацкой Стене. И его взгляд... В общем, глупо было упираться — все было понятно. — Сестра снова отпила из своей чашки. — Но суть не в этом. Просто когда ты в тот день сказала ему, что терпеть его не можешь, я ничего не почувствовала. Знаешь, казалось бы, я должна была обрадоваться, потому что ты его отшила, или, наоборот, расстроиться, потому что он сказал, что он меня не любит. Но я ничего не почувствовала — совершенно ничего. Мне было наплевать. Я не знаю, но в тот момент все показалось мне таким глупым: почему мне нравился Сонун? У нас с ним действительно нет ничего общего! Стыдно признавать, но нам бывало и поговорить-то было не о чем — просто молча шли друг с другом в школу.

Чонха с удивлением слушает рассказ сестры. Так долго они с ней не разговаривали уже очень давно.

— Я чувствовала себя так странно, — признается Джису. — Но точно знала, что должна исправить то, что натворила, потому что...

Джису явно не в силах сказать это вслух, но Чонха и так понимает — она чувствовала себя виноватой.

— В общем, я долго не решалась, но в конце концов пошла к этому вашему учителю, — вместо этого говорит Джису. — Ну а дальше ты знаешь.

Пораженная рассказом, Чонха долго смотрит в одну точку, размышляя.

— То есть, тебе не нравится Сонун, верно? — уточняет Чонха.

— Нет, — говорит Джису. — Наверное, мне просто хотелось, чтобы ему нравилась я, а не ты. Тебя ведь все всегда любят больше: знаешь, мама, — Джису шумно сглатывает, — всегда говорила, как она гордится тем, что её дочка умеет так рисовать и все такое. Вот и все.

Они замолкают. Они никогда раньше не говорили о матери со дня её смерти.

— Знаешь, что еще говорила мама? — в конце концов говорит Чонха. — Она говорила, что мечтала бы о том, чтобы я стала хотя бы наполовину такой же аккуратной и послушной, как ты, и перестала мазать обои краской и едой.

Джису издает смешок.

— Помнишь тот раз, когда ты покрасила соседскую кошку в фиолетовый? — улыбается она. — Я все думала, кто прибьет тебя первой: соседка или мама?

— Больше всего мне досталось от кошки, — вспоминает Чонха.

Они смеются и снова затихают. Но в этот раз тишина совсем другая — умиротворенная.

— Ты скучаешь по маме? — спрашивает Чонха.

— Каждый день, — печально улыбается Джису.

Они еще очень долго говорят, пока за окном окончательно не темнеет. Тогда на кухню приходит отец.

— Я рад, что мои девочки помирились, — с порога заявляет он.

Джису и Чонха возмущенно вскрикивают.

Отец поднимает руки, мол, сдаюсь.

— Да, я подслушивал, — признается он. — Но мне простительно: я давно ждал этого дня.

Девочки решают великодушно простить его, и все вместе начинают накрывать на ужин.

— Может, ты позвонишь Сонуну? — предлагает Джису.

Отец в этот момент пытается раньше времени слямзить со стола кимчи, и Джису шлепает его по голове деревянной палочкой. Чонха с нежностью смотрит на них, и в этот момент ей впервые кажется, что мама никуда не уходила.

— Не сегодня. — Она качает головой.

«Сегодня я буду со своей семьей».