«Что миновало, то забыть пора,
И с сердца сразу свалится гора.
Все время помнить прошлые напасти,
Пожалуй, хуже свежего несчастья»

Уильям Шекспир «Отелло»

Я очнулась с невыносимой болью в спине. С трудом открыв глаза, я обнаружила, что лежу на кровати в больничной палате. Дышать было не столько тяжело, сколько не совсем комфортно. Виной этому была интубационная трубка, которая не позволяла мне закрыть рот. Недалеко от двери сидел наблюдающий дежурный. Он спал. Принимая во внимание его присутствие, я сделала вывод о том, что нахожусь в реанимации, ведь исключительно в палатах этого отделения обязательно двадцать четыре часа в сутки должны были дежурить младшие медработники, чтобы, в случае чего, немедленно доложить врачам о состоянии пациента. Но, судя по всему, некоторые, не особо порядочные работники, использовали свои дежурства исключительно, как достаточно хороший повод, чтобы выспаться. Хотя это и не было для меня, как и для любого другого врача, секретом. Правда, если раньше такие мысли являлись лишь беспочвенными домыслами и единственным реальным объяснением того факта, что в ночное время суток в этом отделении смертность была намного выше, чем в дневное, сейчас же это все получило свое логическое подтверждение. Вместо того чтобы исправно выполнять свои обязанности, дежурные медсестры и санитары просто спали, а утром, по окончании смены, с чистой совестью шли домой заниматься своими делами.

Конечно, бывали случаи, когда таких безалаберных работников заставали на рабочем месте спящими. Но это было настолько редко, что я, проработав в этой больнице последние тринадцать лет своей жизни, даже не вспомню подобного. Обычно это все оставалось в стенах больницы, а сотрудника просто и без всякого лишнего шума увольняли.

Я мысленно сделала пометку, что, когда приду в нормальное состояние и смогу поговорить с нашим главным врачом, нужно будет обязательно рассказать об этом весьма неприятном происшествии...

Из-за интубационной трубки я не могла произнести практически ни звука, за исключением тихого мычания, поэтому решила осмотреться, чтобы найти хоть какой-нибудь предмет, способный стать для меня источником шума, которого будет достаточно для того, чтобы разбудить своего смотрящего.

Рядом с моей постелью стояли всевозможные аппараты, начиная от стандартного кардиомонитора, на котором непрерывно шла ломаная линия, показывающая работу моего сердца, и, заканчивая аппаратом ИВЛ*, который был подсоединен к интубационной трубке, ведущей в мою трахею, и непрерывно качающий в легкие воздух...

К сожалению, при осмотре обстановки ничего, что можно было бы использовать, рядом не оказалось, да и сомневаюсь, что сейчас мне бы хватило сил для броска, чтобы предмет смог преодолеть всю палату, но... Возле кровати стоял пустой штатив для капельницы.

За счет шести дополнительных ножек его устойчивости позавидовал бы любой человек, ведь перевернуть эту довольно легкую конструкцию было на деле намного сложнее, чем можно было представить. Тем не менее, с третьей попытки мне удалось это сделать.

Когда я его уронила, дежурный не просто проснулся, а подпрыгнул, да так, что я бы не удивилась, допрыгни он до потолка и пробей его... Его бейдж гласил: «Тобиас Канн, стажер». Увидев, что на меня наконец-то обратили внимание, я приподняла руку и указала пальцем сначала на него, потом на себя, на свое горло, аппарат ИВЛ и, затем, на дверь, тем самым говоря, чтобы он позвал дежурных врачей, и они вытащили из меня эту трубку.

Оставалось надеяться, что он меня понял.

Примерно через пять минут, которые я провела в полной тишине, нарушаемой лишь писком мониторов, в мою палату вошли братья Итон. Судя по лицам, можно было предположить, что их тоже разбудили.

— С добрым утром! – сонным голосом сказал Алекс, едва ворочая языком.

— Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Альберт. Его состояние было намного лучше, чем у брата, что позволяло мне сделать вывод: либо он еще не ложился, либо проспал достаточно, чтобы выглядеть более-менее отдохнувшим и работоспособным. — Нас назначили твоими врачами.

Из-за отсутствия возможности говорить, я сомкнула большой и указательный пальцы на руке, тем самым, говоря им «О'кей». Показав на трубку, я взглядом кота из мультфильма «Шрек» попросила вытащить ее.

— Извини, но в ближайшие сутки...

— Минимум, — уточнил Алекс, прервав своего брата.

— Да, минимум, — согласился тот. — Мы не можем этого сделать. И ты, как врач, должна это знать, — продолжил говорить со мной Альберт.

В ответ, я махнула рукой в его сторону, после чего стукнула двумя пальцами по тыльной стороне запястья другой руки, спрашивая таким образом, сколько прошло времени с того момента, как я очутилась здесь...

— Двое суток. Инфаркт миокарда. Если бы твои дочери вовремя не среагировали, то... – Алекс замолк, не завершив собственной мысли.

И без дальнейших его объяснений, я поняла, что, не будь в тот вечер моих дочерей дома или не услышь они грохота, который раздался в момент моего падения, сейчас я была бы уже мертва.

— Тебя должны были положить в кардиологию, но из-за состояния, решили начать с нас, — вмешался Альберт, меняя тему разговора. — Тебе просто повезло, что по пятницам дежурит наша больница. Хотя бы с работой проблем не будет. – Он усмехнулся. — Стабилизируем состояние, и поедешь к сердечникам. Вот бумага и ручка. Будут вопросы – пиши. — Отдав мне планшет с листами, братья принялись за проверку показателей аппаратов.

«Я была в коме?» — появилось из-под моей руки на листке в первые секунды, с того момента, как ко мне попала ручка.

Правда, держать ее моим ослабшим мышцам было не просто, я старалась не показывать этого.

— Да. В медикаментозной. Вечером мы начали тебя выводить, — коротко бросил Ал, внося записи в мою карту.

«Который час? И день?»

— Двадцать девятое апреля. Пять утра, — ответил он, посмотрев на часы.

«Где мои дочери?»

— Уехали вечером домой. Нам еле удалось их увести. Они все эти двое суток сидели подле твоей палаты, потому что внутрь мы их не пускали, — подал голос Алекс, отрываясь от мониторов.

«Как они?»

— Очень напуганы и переживают, — отрываясь от бумаг, сказал Альберт, возвращая мою больничную карту в изножье кровати.

«Когда придут — пусти их».

— Теперь, когда можно быть в полной уверенности, что ты не умрешь у них на руках, пустим, — продолжал отвечать на мои вопросы Альберт, в то время как Алекс заканчивал осмотр, время от времени прерывая нас проверками реакции моих зрачков на свет и справляясь о моем состоянии. — Хватит пока с вопросами. Сейчас придет медсестра, возьмет у тебя кровь, потом даст снотворное, чтобы ты смогла спокойно и нормально отдохнуть.

«Хорошо».

Когда с проверками было покончено, братья попрощались со мной и покинули палату, оставляя Тобиаса вместе со мной. Когда мы остались наедине, он посмотрел на меня и, увидев мой полный гнева взгляд, не произнося ни единого звука, вернулся в кресло, которое несколькими минутами ранее использовал в качестве личной зоны отдыха, и уткнулся в книгу, название которой мне, к сожалению, не удавалось разглядеть из-за разделявшего нас расстояния.

Спустя пять минут после их ухода, пришла медсестра. Взяв две пробирки с кровью для исследований и поставив укол, она, как и остальные, быстро покинула мою палату.

Препарат начал действовать даже быстрее, чем я успела подумать о том, что именно она могла мне вколоть. Единственная мысль, которая запомнилась мне перед тем, как я упала в объятия Морфея, это надежда на то, что препарат, как и сама больница, смогут защитить меня от Их прихода...

----------

*Аппарат ИВЛ — аппарат Искусственной Вентиляции Легких.