«— Я тут подумала... а как бы я провела последний день своей жизни? Что бы я сделала? Наверное, посмотрела бы все фотографии в альбомах, а затем — и в телефоне, чтобы всё вспомнить и «прожить жизнь с начала». Выложила бы прощальный пост, разослала бы каждому свои последние слова. Отправила бы по почте своему одному очень дорогому читателю все свои черновики — пусть сохранит. И обязательно увиделась бы со своими подругами. Быть может, сходила бы с ними в клуб, как я давно и хотела, определённо сходила бы в аквапарк и точно прыгнула бы с парашютом, даже если от этого умерла бы. Погуляла бы ночью с включённой на полную катушку музыкой... и, наверное, познакомилась бы с каким-нибудь незнакомцем, надеясь оставить на нём свой первый и последний поцелуй. И под конец, наверное... наверное, позвонила бы отцу. И простила бы его. Простила бы всех. И саму себя.

Тяжёлое дыхание напротив — Дэн глубоко проникся к моим словам, словно уже сам давно думал над тем, как бы провёл свой последний день жизни. Жаль, что мы никогда не узнаем, что сегодня действительно живём последние двадцать четыре часа. Быть может, именно столько нам не хватает, чтобы исправить всё. И как люди умирают, если столько всего есть в мире, столько всего неизведанного, столько всего... для чего хочется жить? А мы умираем.

— Так давай, слышишь? — Дэн трясёт меня за плечо. — Давай.

— Что? — встречаюсь с его взглядом, полным веры.

— Жить так, словно сегодня последний день».

— Я такой горячий.

Дэн болтает ногами, лёжа на горячем песке, застрявшем в его каштановых волосах. Мило морщится, ёжится, словно в постели, и любуется раскинувшемся маленьким озером.

— Эй, Дэн, вставай.

Я со смехом пытаюсь пихнуть его в бок, поближе к тени дерева, нависшего над узким берегом. Но парень лишь в ответ смеётся и валит меня на себя.

— Ну дай ещё полежать!

— У тебя солнечный удар! — меня всю обжигает (морально и физически) от его горячей кожи. — И ты обгорел. Уходи с солнца!

Дэн садится и показывает кулак солнцу.

— Может оно меня и «ударило», но
это битва, и я выиграю её!

— Так, теперь я точно его тащу.

Наоми хватает его за ноги и по песку волочит к прохладной воде.

— Эй, отпусти! — верещит Дэн, дёргаясь. — Помогите!

Но вместо помощи я беру его за руки и вдвоём с Наоми бросаю его в воду. Так весело мне не было уже очень давно, словно в лёгкие попали перья, что щекотали изнутри. И не у одной меня: никогда не видела Наоми улыбающейся от уха до уха. Потёртая кофта обмотана вокруг широких бёдер, короткие рукава футболки открывают слегка розовые от загара руки, зелёные волосы блестят на солнце — девушка кажется как никогда открытой, будто все её страхи разом пропали этим солнечным днём.

— Слушай, Наоми, — я заставляю себя перевести взгляд с купающегося Дэна на девушку. — Ты бы стала молчать о любых чувствах, пока не узнала, что они взаимны?

Щёки мгновенно теплеют, словно на них упали лучи солнца, однако я скрываюсь в тени. И украдкой наблюдаю за Дэном — этим неунывающим парнем, что бултыхается в воде так, словно в ней все плюс тридцать градусов, а не минус сто.

— Нет, — без долгих размышлений так равнодушно отвечает Наоми, что я вновь гляжу на неё.

— Нет?

Я искренне удивляюсь, ведь я всегда тянула с моментом признания столько, сколько угодно, но так никогда и не решалась. Страшно, а ещё ждала, пока мне объект возлюбленности сам мне во всём признается. Но... такого никогда не было. И будет ли?..

— У меня не получается долго скрывать своих чувств, — криво усмехается Наоми, заправляя локон зелёных волос за ухо. — Ты ведь это сама видела. Хочется плакать — плачу; хочется веселиться — веселюсь; хочется признаться... что ж, признаюсь. Мне хватает буквально одного дня, чтобы понять, нравится мне человек или нет, хотя таких я встречаю в жизни очень мало, ведь всем куда интереснее меня унизить, чем узнать, что я чувствую. Но опустим это. И если этот человек мне нравится, то я уже через неделю, в принципе, могу ему в этом признаться. До этого момента я могу делать какие-нибудь намёки, приставать, флиртовать, но раньше недели точно не признаюсь.

— Вот так быстро? И открыто? — ещё сильнее поражаюсь я, совершенно не ожидая такого от Наоми. Она ведь всегда казалась такой сломанной... и ненавидящей всех.

— Ну да, — она выглядит поразительно спокойной после того, как вечно ходила злой. — Я считаю, что глупо скрывать какие-либо чувства слишком долго: а вдруг пропадут, а вдруг ты умрёшь, а вдруг в мире наступит война, а ты так и не узнаешь ответа? Раньше для меня это было что-то запрещённое... и я всегда боялась, что об этом узнают, а сейчас, как видишь, наоборот, я хочу, чтобы человек знал, что он уже не просто друг или знакомый. А некто ближе. И в чувствах нет ничего постыдного — это круто, что тебе кто-то нравится. Это значит, что ты живой и способен испытывать настоящие эмоции, а сейчас в мире равнодушия это вполне ценно. К примеру, моя первая любовь: я ему призналась спустя две недели.

— Две недели как-то быстро, я считаю, — задумываюсь вслух. —Может, это была не любовь, а просто.... влюблённость?

— Нет, — Наоми резко отводит взгляд в сторону. — После его смерти я убивалась, истерила на протяжении больше трёх лет. Забросила себя, стала «жирухой», ни с кем не общалась, а ещё и перевелась в другую школу. Не удивительно, что ко мне тут же стали обращаться как с дерьмом, а истинную причину никто не удосужился у меня узнать. А я... до сих пор не могу до самого конца оправиться.

Под конец её голос ломается. Зелёные глаза становятся темнее, словно воспоминания наглали тучи над просторной поляной. Она ёжится то ли от дуновения ветра, то ли от сильных переживаний прошлого, и собирается надеть кофту на себя, но я хватаю её за руку и заглядываю в лицо.

— Я тебя понимаю, Наоми. Ты никогда не узнаешь, что на самом деле чувствует другой человек. И важно не обесценивать чужие чувства. Все мы разные. И каждый из нас переживает одну и ту же ситуацию по-разному.

Наоми впервые смотрит на меня с благодарностью, а затем — о чудо — улыбается уголком губ, точно так же, как часто это делает Дэн. Пожимает в ответ мои пальцы, будто мы только что познакомились, и опускает руку. Возможно, мы действительно сейчас познакомились по-настоящему, узнали друг друга ближе, хотя учились вместе несколько лет. Вот так и бывает с людьми — живёшь с человеком бок о бок, но ничего не знаешь о нём... пока просто не приходит время: либо забыть, либо узнать.

И выбор только за тобой.

— Ты хочешь признаться в чувствах Дэну, так ведь?

Смущаюсь, но не могу не ответить под пристальным взглядом Наоми, которая, конечно, догадалась, с какой именно я целью начала этот диалог.

— Мы знакомы совсем недолго, но у меня такое ощущение, что уже целую жизнь мы любим друг друга. Может, это просто влюблённость... как у меня бывает.

— Мне кажется, Дэну ты тоже нравишься, — она хмуро наблюдает за двоюродным братом, что уже собирается выходить из воды. — Даже очень.

Взаимно.

Неужели это действительно взаимно? Неужели я правда кому-то нравлюсь? Что кто-то в меня даже... влюблён? Это так странно... до одури странно, будто в меня пихнули немыслимой небылицей, которая на самом деле существует. Словно кто-то увидел магию в реальности и рассказал об этом всем, а я не могу в это поверить — иначе просто всё мировоззрение перевернётся. Очень сложно жить с тем, что раньше тебе казалось попросту невозможным.

Порой мне так хочется любви. Хочется просто человека, который любил бы меня...

Мне одиноко без такого человека. Без любви.

Я просто хочу любви. Настоящей, долгой любви...

Если мы все хотим любви, то почему просто не любим?

Неужели... неужели это действительно случится?

— Эй, а вы чего не купаетесь? — как щенок, трясёт головой Дэн и подходит к нам.

— Мы не носим каждый день плавки в отличие от некоторых, — закатывает глаза Наоми.

— А ты помнишь, что у нас по Списку? — обращается он ко мне, подмигивая.

— Но... вода же холодная! — возмущаюсь, не желая промокать насквозь в одежде, как ьвло задумано.

— Что за список? — не понимает Наоми, и Дэн неловко водит босой ногой по песку.

— В общем... мы тут кое-что задумали... что надо жить как-то веселее и разнообразнее, словно этот день — последний. И составили Список, что можно сделать за лето...

— А меня взяли, чтобы я не скучала? — как-то зло спрашивает Наоми.

— Не моя идея, — тут же выставляю себя невиновной, поднимая руки вверх как при аресте. — Это всё Дэн.

Тот мнётся под недобрым взглядом сестры. Он тоже знает сестру так же мало, как и я — жизнь в разных городах порой не позволяет людям общаться друг с другом так, как хочется. Что бы другие ни говорили, а расстояние всегда мешает близости. Настоящей близости. Два раза я пыталась завести отношения на расстоянии, но... это мука. Хочется разговаривать с любимым человеком каждый день, обнимать его, целовать, ходить рука об руку и просто быть рядом. А как это сделать, если единственный способ общения — это социальные сети? Ведь между вами многие и многие километры...

Вот так и с Дэном. У него не было возможности поддержать двоюродную сестру физически в те моменты, когда ей было больнее всего. Ему отчаянно хотелось ей помочь, но своя собственная жизнь ему мешала в этом. И только этим летом ему удалось вырваться сюда, ближе к сестре... и, быть может, даже ко мне.

— Понимаешь... — Дэн набирает воздуха в лёгкие, чтобы выдать длинную речь и поддержать не только Наоми, но и меня. — Ты ведь тоже там, в глубине души, хочешь наслаждаться жизнью. Мне кажется, что тебе не хватает движения в жизни, красок, эмоций, ощущений. Мне кажется, что в тебе слишком много боли...

— Мне плевать, что тебе кажется, — шипит Наоми. — Я ухожу.

Она отворачивается и собирается уже уйти, но Дэн твёрдо хватает её за плечо и разворачивает к себе. Всегда поражаюсь его быстрой реакции.

— Ты вольна уйти, Номи, но прежде, чем ты это сделаешь, я хочу тебе сказать, что твоя боль — это важно. Вся твоя карта шрамов, покрытая невидимыми для всех слезами, — это всё отголоски твоей боли. И она весит очень много, куда больше, чем пытается убедить тебя общество, и это всё, что ты должна понять. Никто не знает, сколько внутри тебя боли, но там, в глубине, твоя история — история одиночества, история становления тебя, история, которая важна и которую не стоит бояться. Потому что это нормально. Понимаешь? Это нормально — чувствовать боль. Испытывать её всем своим естеством. Это нормально, ведь каждый, каждый имеет свою карту ран и сломанных рёбер. Потому что это нормально — говорить о боли, признавать её, осознавать, принимать, чтобы после когда-нибудь отпустить. И чем скорее, тем лучше, но даже если не отпустить — это не стыдно. Никогда не будет стыдно, понимаешь? Потому что твоя боль важна. И всё, что тебя касается, — важно.

Никогда не видела Дэна таким серьёзным, таким... взрослым. Будто он пережил войну, революции, королей, голод и разруху; будто видел миллионы и миллионы людей, века и поколения, видел будущее и прошлое, но самое главное — видел нас насквозь.

Такой он, Дэн Абель.

— Спасибо.

Наоми коротко его обнимает, внезапно осознав, как важны были для неё эти слова, как важна оказалась поддержка, которой она никогда ни от кого раньше не получала. А сегодня, многие года спустя, у неё наконец-то появился шанс просто жить, а не давиться кровью.

Не с каждым такое случается.

— Ну что, будем жить?

Дэн берёт сначала сестру, а потом и меня за руку, и на мгновение у меня останавливается сердце от счастья. Мы втроём переглядываемся — весёлые, вдохновлённые, полные ожидания чего-то большего, чем есть сейчас.

Полные желания жить.

— Будем!