Ее волосы пахнут карамелью. Дивный, далекий и забытый аромат. Как теплый плед или пред рождественское настроение, когда ты еще совсем ребенок.
Ее глаза цвета штормового неба. Грозного, бушующего и восхитительного. С переливами разных оттенков и манящей красотой, которая таит губительную опасность.
Ее голос — таинственная песня леса, который только что проснулся после зимнего сна. Ее голосом невозможно наслушаться, нельзя не любить. Он вызывает чувственную дрожь и желание записать его на пленку памяти, дабы слушать как можно дольше.
Но я больше не вдыхаю аромат ее волос. Не смотрю в ее глаза и не наслаждаюсь нежным голосом. Я знал, что так будет, но все равно не был готов. Слишком дорожил, слишком любил.
Зрение вернулось не сразу. Сначала белая пелена, потом проблески темных силуэтов. К зрению подключился слух: ритмичное шипение, пульсирующий сигнал и собственное хриплое дыхание.
Я в больнице. И, судя по количеству аппаратов подключенных ко мне сотнями проводов, в палате интенсивной терапии.
За окном ярко светило солнце и лучами пыталось пробиться сквозь задвинутые шторы. Окружение безмолвно говорило, что я нахожусь в госпитале, расположенном далеко от боевых действий. Оборудование современное, интерьер дышал новизной и чистотой. Два дивана, на одном из которых дремал мой старший брат, подтвердили мои догадки о платной палате.
— Дело дрянь, - вслух подытожил я, глядя на спящего в сидячем положении Себастьяна Эскаланта.
Он вмиг распахнул глаза и посмотрел прямо на меня.
— Даже не предваряешь насколько ты прав! — жестко высказался он и резко поднялся на ноги. — Из последних новостей: мать в соседней палате в прединсультном состоянии.
— Что?! - я инстинктивно поддался вперед, но пронзительная боль во всем теле остановила меня. Аппараты тут же протестующие зашумели и я осторожно лег обратно, оглядывая свое перебинтованное тело.
— Такова судьба матерей героев-сумасбродцев! - яростно прошипел Себастьян и приблизился. — О твоем подвиге рассказали в утреннем выпуске новостей, но радости среди членов нашей семьи не нашлось. Мама тут же слегла, а отец превратился в овощ, принимая ударные дозы успокоительного, дабы не лечь рядом. А все из-за того, что у их любимого младшего сыночка несчастная любовь, которую он решил забыть, благодаря участию в войне против терроризма! Чертов идиот!
Я сморщился от высоких тонов его высказываний.
— Может, ты позовешь врачей, раз я пришел в себя? - осевшим голосом предложил я.
Себастьян сделал два широких шага к выходу из палаты и, распахнув дверь, чуть подался вперед и крикнул:
— Эй, кто-нибудь! Здесь один бравый кретин пришел в себя!
— Я почти уверен, что вон та красная кнопочка предназначена для вызова медперсонала не таким громким способом, - пробормотал я, прикрывая глаза.
Чувство усталости придавило меня к постели и сделало веки свинцовыми. Но палату уже напомнили доктора и медсестры. Их голоса звучали по-разному, будто кто-то игрался с переключателями громкости.
— Не торопись отключаться, братец, - раздался рядом голос Себастьяна. - Рапорт об отставке ждет не дождаться твоей подписи.