Я купаюсь в реке самодовольства. Выключив монитор, я останавливаю просмотр вчерашней записи видеонаблюдения из квартиры последней-из-рода-Солер. Делаю несколько контрольных пометок, выделяя ее слова, которые скоро станут для нее ключевыми. Потянувшись, разминаю затекшие мышцы шеи и спины.

Какая тоска! Все происходит настолько предсказуемо, что даже скучно. Мой продуманный до малейших тонкостей план включает двадцать две возможности развития событий. Я знаю, что буду делать, если Себастьян Эскалант применит силу и вернет Солер сразу или заскулит и упадет перед ней на колени, умоляя о прощение и финансовой пощаде. Другие действия просчитаны на случай ее внезапной слабохарактерности и бесхребетности, которая может проявиться, узнай она всю правду. Но все оказывается напрасно. Они выбрав самый облегченный путь, не замечают, что взяли меня с собой.

Я встаю из-за стола, подавляю в себе желание опять посмотреть на символичное оружие, обманчиво мирно лежащее в том же ящике.

Скоро я выстрелю из тебя, мой союзник!

Сигнал мобильного сообщает о новом сообщении. Я перевожу на него взгляд, и мое настроение падает на несколько ступеней ниже. Меня ждет встреча с человеком, который шестнадцать лет назад рассказал мне правду и помог обрести истинное предназначение.

Покидаю свой кабинет, чтобы увидеться с тем единственным, кто действительно знает меня и делит со мной одну кровь.

***

Вопросы стучали во мне. Безответные и безголосые. Как вернуть прежнее желание быть в этом мире? Как воскресить хрупкую надежду на то, что это желание вновь загорится в душе?

Моя жизнь переполнена кошмарами, которые переступили границу сна и вошли в реальность. Разум устал перерабатывать жуткие новости и уже отказывается воспринимать происходящее всерьез. Сердце онемело от боли. Душа глубоко погрузилась в темный мир, где нет рассветов и закатов, где ветер не ласкает пряди волос, а воздух не пахнет дождем.

Судьба, может, хватит? Раскроешь свои карты и дашь мне... Нет, не победу! О помиловании прошу тебя, судьба!

Мои руки испачкали мелки пастели. Я рисовала, встречая рассвет. Потрясения, пережитые мною за последние дни, наконец, нашли выход – они изливались на чистые холсты.

Чувства. Эмоции. Воспоминания.

Я рисовала, будто это – мой воздух. Я рисовала, будто это – весь смысл мира.

Хотя почему будто?

Да, это был мой мир - погрязший во мрак или вспыхивающий рассветным пламенем.

Сегодня вечером будет бал, на котором меня представят королю и королеве Испании. Мой дебют. Мой первых выход в свет. Ледяное предчувствие сковывало все внутренности при одной только мысли, что невинные люди могут пострадать из-за моего согласия появиться на балу.

Я закончила рисовать кровавый рассвет и вытерла руки. Глаза болели от напряжения вызванного ночным творчеством. Я пару раз зажмурилась, чтобы немного облегчить страдания и устало помассировала шею.

Солнце вступало в борьбу с дождливыми тучами ноября. Оно с наслаждением побеждало их и ласкало лучами стены моей студии.

Я открыла окно, впуская свежий утренний воздух. Холод игриво проникал в комнату, насыщая окружающие предметы. Я глубоко вдохнула прохладу и попыталась смириться с мыслью, что необходимо поспать.

Поджав губы, я отошла от открытого окна и вдруг замерла. Мой взгляд наткнулся на отцовский блокнот, который так беззаботно лежал на одном из столов. Сердце сжалось от болезненных воспоминаний и поборов новый приступ отречения, я двинулась к нему.

Мои пальцы скользнули по мягкому кожаному переплету с затертыми углами. Несколько дней назад этот блокнот составлял все мое богатство. Теперь у меня есть банковский счет с цифрой в шесть нулей, какая-то недвижимость и титул. И я уверена, что многие не поймут или осудят, узнав, что этот блокнот так и остался для меня самым дорогим в мире наследством. Я прижала его к груди и прерывисто задышала, борясь с очередным приступом слезливой тоски.

Мой прежний мир, я по тебе скучаю! Родители, для меня вы родные навсегда! Мама, ты оставила мне восемь заповедей, которые стали мои фундаментом.

И теперь, я уверена, что в пятницу последнего месяца года ты рассказала бы мне правду. Но, увы, не успела.

Есть одна навязчивая, непокорная мысль, которая все чаще и чаще всплывала в сознании. Утратив родных, обретая угрозу для себя и окружающих, я продолжала изнывать от любви к мужчине, которому эта любовь не нужна...

Так нужна ли я этому миру? Неся смерть и нераскрытые тайны я, кажется, готова потеряться там, внизу, среди масс печальных надгробий, символов когда-то мечтающих людей.

***

- Ну, рассказывай! Как подготовка к балу? Волнуешься?

Латти ободряюще улыбалась и потянулась за своей чашкой с теплым чаем на травах. Она только покормила моего будущего крестника и уложила в колыбельку, которая стояла рядом. Вставать ей пока запрещали доктора из-за риска нарушения сохранности швов.

Я расположилась в кресле у ее постели, попивала ароматный чай из кремовых чашек на квадратных блюдцах и пыталась перенять ее оптимизм.

- Хорошо. У меня толпа помощников и советчиков. Думаю, все пройдет удачно.

Проницательные серые глаза молчаливо выведывали все мои тайны.

- Мне звонила Ронни, - мягко сказала она. – Говорит, что ты так и не отвечаешь на ее звонки. Я обещала, передать тебе, что они с братом скучают по вашим встречам.

Поджав губы, я посмотрела в свою чашку.

- Я тоже.

- Тогда в чем же дело?

Мой тяжелый вдох был паузой, перед исповедью.

- Дело в их незащищенности, Латти. Ребят никто не охраняет, и я переживаю за них. Пока нам лучше не видеться.

- Зоя?

Я подняла взгляд на лицо Златы.

- Это ведь не все причины, правда?

Не выдержав натиска ее прозорливости, я взглянула в окно.

- Я не могу больше верить, - прошептала я. – Никому. Я должна быть... недоверчивой. И проще делать это на расстоянии с людьми, которые мне небезразличны.

Повисла тишина. Я понимала, как неприятно слышать ей это признание, но и утаить его не смогла.

- Это тяжело, Зоя, – в ее голосе неприкрыто звучало сочувствие. – Должен быть хоть кто-то, кому ты можешь открыться!

- Больше всех я верю тебе, Виктору, Гаспару и Ксавьеру. – грустно сказала я.

- А как же Себастьян? – охнула она.

Я вздрогнула от звуков имени, которое неуловимо вносит в яркое воображение его взгляд, мелодию голоса и теплоту его объятий.

- Я люблю его, Латти, - тихо ответила я и перевела на нее взгляд. – Но мне кажется, что эта любовь меня и убьет.

***

- Учти, детка, второй вальс за мной! – говорил мне через динамик Ксавьер.

Автомобиль вез меня домой, где уже ждали мастера по визажу и парикмахерскому делу.

- Почему второй, а не первый? – нахмурилась я.

- О, ты же не в курсе этих дурацких традиций! – жизнерадостно сообразил он. - Первый танец с прославленной дебютанткой принадлежит королю или кронпринцу. Что-то вроде право первой ночи, поняла?

- Ого!..

- Но в твоем случае, это право переходит к Себастьяну, – пояснил Ксав.

- Что?! Почему?! – воскликнула я, ощущая знакомый бег мурашек предвкушения.

- Во-первых, он - гранде очень старинного испанского рода, который раньше был королевской династией. Если бы не безупречные манеры и полное отсутствие тяги к власти то, скорее всего, в Испании была бы другая правящая королевская семья с непримечательной фамилией Эскалант. Насколько мне известно, ваши семьи были очень дружны и поговаривали, что вскоре будет союз между Эскалантами и Солер. А так как, твоя семья тоже носитель королевской крови, то путь к власти стал бы абсолютно беспрепятственным.

- Да, я читала об этом. Но не придала значения, – опешила я.

Хотя чему тут удивляться?

Себастьян Эскалант рожден, чтобы восседать на троне. Один лишь его вид вгоняет либо в красноту смущения, либо в бледность ужаса.

- Во-вторых, ваш брак с Себом был благословлен предыдущим королем, который, к тому же, остерегался вас - достойных, но безразличных к престолу соперников.

- Понятно, - недовольно пробурчала я.

На протяжении двух мадридских недель я посещала уроки бальных танцев, изучая полонез, вальс и танго. Учителя меня хвалили, и я надеюсь, что они льстили хотя бы наполовину.

Ох, как же хочется, чтобы Себастьян танцевал, как слон с перебитой ногой!

***

Белое платье легкими волнами из шифона и шелка ниспадало до самых носочков таких же туфелек. Мои волосы подобрали и уложили локонами в задуманном беспорядке, украсив изящным гребешком. Руки по традиции были затянуты в высокие белоснежные перчатки. Бриллиантовый гарнитур, который мне достался от... женщины, родившей меня, сверкал на шее и в ушах.

Хм, интересно, чтобы я испытывала, не будь этой смертельной угрозы? Была бы я счастлива, находясь на вершинах девичьего успеха, получив все то, что желают другие девушки: деньги, известность и красивого мужа?

Порой мне жаль, что я не так проста, как другие. Если бы я смотрела на вещи так, как смотрят те, кто окружают Себастьяна, жизнь стала бы проще.

«Это просто секс, Зоя!.. Миллионы пар так живут! Почему же мы не можем?!»

Я вышла из комнаты и тут услышала доносившиеся из гостиной знакомые голоса.

Да, гости в моей квартире не особо ждут приглашения!

- Добрый вечер! - поприветствовала я герцога и герцогиню Торегросса, а также их младшего сына – Виктора.

Я невольно поддалась разочарованию, заметив, что Себастьяна здесь нет.

- О, Зоя! – радостно воскликнула Ньевес в темно-красном платье, прерывая разговор со своим мужем и Виктором. – Как же ты прекрасна!

Мужчины, одетые в черные фраки и белоснежные рубашки с жилетами, обернулись, и окинули меня оценивающим взглядом.

Ньевес подошла ко мне и обняла.

- Я восхищен! – улыбаясь, закивал Виктор.

- Как же ты похожа на мать! – удивляясь, сказал Давид, но тут же спохватился и потянулся к моей руке, чтобы поцеловать в знак приветствия. – Графиня, вы невероятно красивы!

- Спасибо, - смущаясь, пробормотала я и, вспомнив, присела в отрепетированный реверанс. – Ваша светлость!

- Превосходно! – засмеялся он.

- Милая, - сжав мои руки, сказала Ньевес. – Традиционно сопровождать на бал дебютантку должны ее родители...

Я читала об этом в книге посвященной науке о бальном этикете, поэтому и не удивилась, увидев здесь семью Эскалант.

- Мы понимаем, что настолько близкими для тебя мы никогда не станем, - продолжала герцогиня. – Но хотим попросить о шансе занять крохотное местечко в твоем сердце.

Я на мгновение растерялась, подбирая ответные слова.

- Ваше присутствие для меня бесценно. Спасибо!

- Ох, милая! – снова обняла меня Ньевес.

- Зоя, - подошел ко мне Давид с бархатной прямоугольной шкатулкой в руках. - В день дебюта твоей матери на ней была эта диадема.

Он приподнял крышку, открывая моему взгляду изящное украшение. Камни сверкали разноцветными бликами, безупречно преломляя падающий свет и подчеркивая свою исключительную драгоценность. Они складывали замысловатый узор, который у одного края золотого ободка приподнимался к центру и спускался у другого.

- Еще одна традиция, дорогая, – мягко сказал Давид, вынимая диадему из шкатулки и приподнимая ее над моей головой.

Он был прав, ведь согласно установленному дресс-коду дебютантки на бал должны прибыть исключительно в белых платьях, перчатка и диадемах. И только на моей голове будет украшение родной матери, которая погибла от рук убийцы.

Женщины, которая для меня никогда не станет родной.

Я послушно склонилась, предоставляя герцогу возможность надеть диадему.

- О, совершенно! – восторженно охнула Ньевес.

Моя вялая улыбка явно огорчила ее, но на выручку пришел Виктор.

- Так, Зоя! Давай-ка сделаем селфи для моей Златы и Алекса! - жизнерадостно потребовал он.

Виктор обнял меня за плечи одной рукой и наставил на нас камеру своего смартфона:

– Они сгорают от нетерпения увидеть тебя!