Длинный ноготь выстукивал гипнотический ритм по костяному черепу, оправленному в серебро. Княгиня терзала браслет на своем запястье.

Карету трясло, завывал ветер. За окном грохотало, и сполохи молний рассекали чернеющее небо. Бескрайняя тьма туч грозила обрушить на землю ливень в любой момент.

— Такая непогода, — поджимала губы княгиня, поудобней устраиваясь обнаженными по случаю бала плечами на бархатной спинке сиденья. — Не стоило нам ехать.

Княжна сидела в карете напротив матери и от волнения всю дорогу дергала перчатки на кончиках пальцев. Девушка подскакивала на кочках, а сердце ее — подскакивало в груди от томительного ожидания.

— Шутишь? — голос княжны дрогнул. — Пропустить прием у Ее Величества? Теперь, когда мне наконец позволено выйти в свет?

Она выпалила это быстро, слегка запинаясь от волнения и дорожной тряски.

Впервые. Впервые за всю жизнь Танаре позволили выйти из стен замка. Нарядили в роскошное платье со шлейфом из брусничного фатина, уложили волосы башней из белых кос. Танара до сих пор прокручивала в голове волнительный момент: как она вышла на порог замка, а слуга отворил перед ней дверь кареты, и девушка забралась на обитые бархатом скамьи. Дверь родного дома тогда впервые закрылась за ее спиной, выпуская молодую княжну под вольное небо. В мир, прежде для нее закрытый, и оттого особенно влекущий.

Скоро, совсем скоро она увидит королевский дворец. И саму королеву. И ее дочь. И еще одно очень важное для нее лицо... А также огромное множество других персон, с кем прежде никогда не имела знакомства.

Танара переживала не на шутку: прежде ей не доводилось встречать никого из знати. Мать, пара изредка наведывающихся родственников да брат — вот и все, с кем она общалась за всю жизнь в замке. Разумеется, за исключением слуг. Их дом всегда был полон прислуги, а Иерра Лала являлась к княжне по первому зову, и помогала ей с прическами и корсетом.

Но все это было не то. Они были свои. А там — ждали чужие. Ждали другие, незнакомые и неизвестные.

Танару тянуло к ним особенно сильно. Неизведанность манила ее. Лишала покоя, заставляла представлять прием. Воображать, как там все будет устроено, и кого она сможет встретить. Что скажет, если к ней подойдут, и какие слова услышит в ответ.

В груди отчаянно стучало. Еще немного. Чуть-чуть — и она все увидит. Все сбудется. И княжна в облаке брусничного фатина войдет в свет.

Или выйдет?..

Танара задумалась, как было правильней выразиться.

Главное — не ошибиться во фразах во дворце. Какой позор будет ляпнуть что-то не то в светской беседе...

Княжна приложила ладонь в прохладной перчатке к тревожно вздымающейся под корсетом груди, и та отозвалась легкой болью. Никогда раньше шнуровку не затягивали так сильно.

Танара схватилась за край декольте, тщетно пытаясь расслабить давление. Зря, зря она велела затягивать Иерре Лале корсет с такой силой. Талия у княжны в нем получилась точно осиной, но вот дышать теперь выходило с трудом.

Впрочем, Танаре казалось, она и так не дышала: от пленившей ее тревоги, от грядущих встреч в королевском дворце и ее первого выхода из стен родного замка.

Полный предвкушения вздох невольно сорвался с ее губ.

И почему ей не дозволено было покидать дом раньше?..

Впрочем, даже сейчас княгиня пыталась отказаться от своих намерений, выражая недовольство чуть более явно, чем это пристало даме ее положения.

— Осталась бы ты лучше дома, — мать вновь завела тот же разговор. — Что тебе делать во дворце?

И снова столкнулась с несогласием дочери.

В этот раз Танара решила использовать более весомые аргументы, как это было рекомендовано книгой по риторике:

— Я ведь княжна, — она постаралась говорить уверенно, с расстановкой. — У тебя не выйдет вечно держать меня взаперти. Вдруг с Ее Величеством и Ее Высочеством что-то случится? А вдруг...

— Танара, ты лишь двенадцатая в очереди на престол, — бордовые, почти черные, губы матери исказила горестная улыбка. — Ты правда считаешь, что можешь рассчитывать однажды занять трон нашей повелительницы?

Карету тряхнуло так, что противно заскрипели оси.

— Твой титул исключительно номинален, — продолжала мать, устало проводя по лбу белой рукой. — Да, он дает тебе ряд привилегий, по праву рождения. Но куда больше — обременяет и ограничивает...

Второй рукой княгиня отодвинула шторку — посмотреть на дорогу и оценить, долго ли осталось до конца пути.

— Сейчас ты с гордостью говоришь о своем титуле, но поверь мне: пройдет время, и родовое имя будет тяготить тебя куда больше, чем радовать.

Новый росчерк молнии сопроводил слова княгини.

— Настанет день, и ты захочешь проснуться обыкновенной чернью без знатного имени.

В ответ Танара решительно покачала головой:

— Не думаю, что такое случится.

Подпрыгивая на кочках, но еще больше — от нетерпения, княжна тоже выглянула за шторку.

Интересно, каким будет дворец? Сколько прибудет гостей?..

Завороженно наблюдая за проплывающим в окне сумрачным пейзажем, Танара не заметила, как поникли точеные плечи ее матери. Пропустила тот миг, когда в глазах княгини разлилась тоска, уголки ее губ упали вниз.

***

На прием они прибыли с опозданием. Танара поняла это по множеству пустых карет подле стен дворца. Их хозяева давно скрылись внутри огромного посеребренного луной гиганта, украшенного колоннами, резными пилястрами лестниц и балконов под сенью куполообразных крыш.

Щелкнул бич в руках секретаря княгини — Танара немало удивилась, когда узнала, что именно он взял на себя сегодня обязанности кучера, сопровождая их на прием — и карета с родовым гербом тронулась с места, оставляя княжну и ее мать у белокаменных с ступеней.

Танара невольно оглядывалась назад, на стук копыт удаляющихся лошадей и цеплялась взглядом за все те кареты, что были здесь до них. Стараясь отвлечься от волнения, она попыталась сосчитать экипажи. Однако, быстро сбилась со счета — их было слишком, слишком много! — и заволновалась только сильнее.

Столько гостей... И среди них не будет ни одного знакомого.

Танара с силой закусила губу, но следующая же мысль заставила ее воспрянуть духом: один, кого она знает, точно там будет.

Ее единокровный брат Фер, ее свет в бескрайнем мраке затворничества, ее путеводный луч освещавший мир за постылыми стенами замка.

Старший из сыновей ее покойного отца был единственным, кто мог нагрянуть в замок княгини без повода и предупреждения. С разбега подхватить сестру, оторвать ее от земли и кружить в объятьях, пока она не завизжит от сладкого ужаса и головокружения, а потом повести гулять в сад камней, подарить новую книгу из другого измерения и долго рассказывать о мире снаружи. А Танара могла часами слушать своего гостя, угощая его вишневыми цукатами, перебирая его огрубевшие пальцы воина и гладя длинные волосы.

Ох, если бы он приехал и больше никогда не уезжал...

Кристофер Ривьеро был еще одной, очень особенной причиной, по которой княжна хотела попасть на этот прием.

***

Парадные двери бальной залы раскрылись перед Танарой.

— Княгиня Тамина Ривьеро с дочерью! — объявил церемониймейстер с торжественным придыханием.

И зал, монументальный, настолько огромный, что сравнился бы с целым этажом ее родного замка, раскинулся перед взволнованной княжной.

Белые мраморные стены, мраморный пол. Черные ониксовые колонны, и в черном же хрустале — монструозных размеров люстра. Сотни, нет, тысячи свечей, сияли с ее кованых обручей.

Но внимание молодой княжны занимал сейчас не интерьер.

Гости.

Нет, толпы.

Огромные толпы гостей — вот что поглотило всецело ее разум. Гигантская масса, живая, подвижная, гудящая точно пчелиный рой. Знать проводила свои светские ритуалы под песнь органа.

Танара не верила, что видит сейчас здесь их всех. Ей казалось, стоит моргнуть — и половина толпы рассеется, окажется лишь мороком, привидевшимся ей в блеске зала.

Мелькали и сливались белые лица, темные одеяния, обнаженные руки с браслетами и буйство красок волос. Малиновые, изумрудные, цвета ультрамарина и молодой зелени — Танара цепляла в толпе взглядом каждую прическу, запоминая очередной оттенок и мысленно примеряя его на себя.

От брата она знала: все эти краски — фальшь.

От природы всем им даны бесцветные волосы. Вся их порода, каждый до единого — альбиносы: со снежной шевелюрой, прозрачно-белой кожей и бесстыдно выглядывающей на запястьях сетью синих вен.

Один к одному, как на подбор.

Красить волосы было нормой, незыблемым правилом общества. Обычаем, пришедшим из самой древности. Вне зависимости от рода, статуса и занятия, каждому было дозволено украсить себя. Любым цветом — от светлого до темного, от теплого до холодного, от нежного до кричаще-яркого.

Лишь один цвет был здесь под запретом — черный. Носить локоны цвета ночи, цвета воронова крыла, могла лишь королева.

А белый же, напротив, можно было встретить лишь у детей.

Танара в жизни не видела никого беловолосого, кроме себя. Да и такого буйства красок как этим вечером — тоже. Обо всех этих традициях она знала лишь по рассказам брата.

И теперь не могла оторваться от чарующего зрелища. Княжна завороженно скользила взглядом по гостям, рассматривая расцветки их кос да локонов. Фиолетовые. Алые. Ядовито-зеленые. Оттенки порхали перед глазами, точно крылья экзотических бабочек, которых Танара с интересом разглядывала на страницах энтомологического справочника.

Ее брат Фер красился в голубой — как небесная гладь после грозы. А принцесса Эсьена, по его словам, предпочитала цвет спелой черешни.

Жаль, Танара пока не замечала в толпе ни брата, ни Ее Высочества.

Зато кожей чувствовала, насколько она сама отличается ото всех. До зуда в ладонях ей хотелось прикрыть свой постыдный, детский, врожденный цвет. Чем угодно: да хоть оторвать с пышной юбки верхний слой фатина.

Но Танара продолжала идти вперед, выучено гордо задрав подбородок, хоть взгляды гостей приема кололи ее со всех сторон, заставляя ощущать свою чуждость.

Белый цвет не в почете. Он скучен. Он банален. Дан всем с рождения и не имеет искры.

Он как белый лист — нужен лишь для того, чтобы написать на нем свою картину. Свою жизнь, яркую и неповторимую.

А вот жизнь Танары продолжала быть бесцветной, так и не заиграв до сих пор красками.

«Незачем!» — отрезала мать, когда та впервые завела речь об окрашивании.

«Незачем!» — был ее ответ всякий раз, как этот разговор повторялся.

Так Танара и оставалась белоснежной, как бумага.

И вот теперь, на пороге своего совершеннолетия, впервые оказавшись в кругу других аристократов, княжна выглядела чистым ребенком, и от обиды ей хотелось безобразно, по-детски, затопать ногами. Но она продолжала следовать за княгиней, стиснув зубы, ничем не являя своего недовольства.

Пусть она и вырвалась сегодня из стен родного замка, но все равно не могла чувствовать себя празднике свободно. Не могла ощутить себя его равноценной гостьей, которая не хуже других. А ведь она двенадцатая в очереди на престол!

«Белая ворона, — думала Танара, ловя на себе очередной взгляд, слыша за спиной очередной язвительный шепоток. — Вот кто я здесь сегодня».

И крепко стискивала зубы.

А, может быть, мать была права? Может, не стоило ей ехать?

Но тут же сама одернула себя, обругав за малодушие. Вот еще! И до самой старости просидеть в четырех стенах из-за каких-то там волос?

Ну, нет.

Все это ерунда. Все это временно. Нужно только дождаться совершеннолетия, и тогда она сама для себя все решит.

А пока нужно наслаждаться приемом.

Голова княжны уверенно поднялась.

Пусть смотрят на ее белые косы. Пусть разглядывают ее прическу хоть тысячью глаз за раз. А она будет в ответ смотреть на них. И радоваться, что может сейчас видеть каждого.

Танара шла между гостей рядом с матерью, когда толпа справа от них расступилась, и через образовавшийся проход к ним выступил мужчина.

Приземистый, широкоплечий, с длинной, почти до самого пола, рыжей бородой и совершенно лысой макушкой, он уверенно направлялся к ним, приветственно раскинув руки в стороны — точно собирался заключить княгиню с княжной в объятия. Длинные рукава его алой мантии, разметались в стороны в этом широком жесте.

Танара заморгала. Мужчина был таким ярким, что в глаза ей будто брызнули кровью, и она невольно приоткрыла рот.

На фоне всех гостей, облаченных во все черное и темное, он притягивал к себе внимание куда сильнее, чем белые волосы девушки.

— Тамина! — не дойдя до княгини всего шаг, он резко перестал изображать радушное объятие и церемонно протянул княгине левую руку — тыльной стороной ладони вверх.

Мать покорно склонилась над ней и коснулась губами костяшек пальцев.

Жестом она велела сделать то же самое и Танаре.

Холод множества серебряных перстней обжег губы княжны, но она чинно завершила ритуал приветствия, не позволив себе поморщиться.

— Безмерно рад видеть тебя, — продолжал незнакомец.

Взгляд его, внимательный и полный интереса, скользнул по княжне.

— И, разумеется, рад наконец узреть твою дочь, — добавил он, поглаживая бороду.

Танара от его слов почувствовала себя неуютно. Они прозвучали так, будто он ждал этой встречи. Но... зачем?

И для чего этот странный мужчина рассматривал ее так пристально?

Изо всех сил княжна старалась не выдать своего смущения.

— Идемте же, — рука незнакомца махнула в сторону, указывая и, очевидно, намекая уйти прочь. — Обсудим сразу все детали.

Княгиня безмолвно кивнула. Но мужчина и не ждал другого ответа.

— Останься здесь, — обратилась к Танаре мать. — Я найду тебя, как только мы закончим...

— Отнюдь, — алые рукава мужчины властно взметнулись вверх, выказывая нетерпение, — Отчего бы ей не пойти с нами? В первую очередь, это касается именно нее.

На лице матери не дрогнул ни один мускул, но Танара явственно ощутила ее недовольство.

— Что ж, идемте все вместе, — согласилась она вслух.

И алая мантия незнакомца заскользила сквозь толпу, уводя двух знатных гостий за собой.

***

— Это Иерарх Улиус, — представила незнакомца мать, когда они миновали гигантский зал и скрылись от чужих глаз в комнате за неприметной дверью.

Танара удивилась.

Не так она представляла верховного жреца. Не таким видела его в своем воображении, когда слушала рассказы Фера и Иерры Лалы.

Иерра Лала всегда облачалась только в черное, носила на лице покрывало из темной органзы, и звалась в их доме не иначе как «невеста ночи». Смиренная, почти безмолвная, поднимающая взгляд лишь тогда, когда ей то будет велено, она являлась по первому зову и выполняла все, о чем бы ее не просили.

Всех Иерров Танара представляла примерно также — Иерарх не был исключением.

И это жрица покорно прикладывала губы к рукам господ в приветствии, а не они к ее. То, что с верховным жрецом все случилось с точностью до наоборот, немного шокировало юную княжну.

Однако осознав, кто именно перед ними стоит, Танара воодушевилась.

В этот момент княжна поняла, для чего их сюда привели. Какой именно разговор ждет их, и что является предметом обсуждения.

— Итак, — руки в массивных перстнях вновь прошлись по рыжей бороде, бережно поглаживая ее. — Что ж.

Взгляд жреца сосредоточился на гостьях.

— Ровно через семь дней наступит день твоего совершеннолетия, — обратился он к княжне. — День, когда в тебе должна пробудиться сила.

Танару опалило яростное нетерпение. Такое сильное, что до покалывания в пальцах ног и замирания легких на вдохе.

Да.

Именно это она желала услышать. Именно об этом хотела говорить.

Магия.

Истинный удел тех, кто достиг возраста зрелости. В день своего совершеннолетия наследники знатных домов проходят обряд инициации. А пройдя его — получают власть над магией. Она появляется по завершению обряда и остается с ними до конца жизни. Становится верной спутницей и союзницей во всем.

Простолюдинам магия доставалась сложнее. Танара слышала от брата, что представителям более низких сословий для ее обретения приходится отправляться в странствие — чтобы достать некие необходимые для обряда составляющие. Вкладывать немалый труд и рисковать собой, чтобы эта сила могла пробудиться. В то время как знати позволялось получить магию по исполнении восемнадцати лет — с меньшим трудом и с меньшим риском. Все необходимое для церемонии им доставала гвардия Иерарха.

Танара считала, что ей повезло.

Ее ждал не просто праздник — ее ожидал день обретения силы.

Новой. Манящей. И неистово долгожданной.

Все детство Танара мечтала об этом дне. Мечтала обрести собственную магию и пользоваться ей, как пожелает. Жаждала ее жадно, алчно, едва ли не так же сильно, как выпорхнуть поскорее из-под крыла матери и начать самой распоряжаться своей жизнью.

До знаменательного дня обряда оставалась неделя.

Всего неделя — и Танара получит все желаемое: сможет сама покидать замок в любое время, а главное — обретет свою магию.

Магию.

По телу побежали мурашки.

— Я жду этого с нетерпением, — призналась княжна.

Иерарх одарил девушку внимательным взглядом, надолго задержав его на лице Танары.

Улиус степенно кивнул.

— Похвально, похвально! — одобрительно цокнул он языком.

В голосе его звучала бодрая гордость.

— Обрадую тебя, дитя, — продолжил он, и серебро его перстней снова потерялось в рыжей бороде. — Я лично буду присутствовать на твоем празднике. И лично проконтролирую свершение обряда.

Тамина склонила рядом голову в жесте благодарности.

— Это огромная честь для нас, Иерарх, — произнесла она медленно.

Достаточно медленно для того, чтобы княжна успела понять: от нее ждут такого же поклона. Танара поспешила повторить движение за матерью.

Иерарх добродушно и даже как-то сыто улыбнулся.

— Перейдем же к деталям, — поторопил он.

Мать распрямилась, вновь оказываясь перед верховным жрецом лицом к лицу.

— Я все же попрошу вас... — она запнулась. — Прошу позволить Танаре вернуться в зал. Она так хотела побывать на этом приеме — нечестно было бы задерживать мою юную дочь нашей сугубо деловой беседой.

Помедлив, Иерарх кивнул:

— Если она так желает... — Улиус медленно развел руки в знак того, что он не возражает и вновь вперил пронзительный взгляд в княжну, ожидая ее ответа.

Танара внутренне заметалась. С одной стороны, мать была не права, и на самом деле княжне было любопытно услышать их разговор от первого до последнего слова. С другой же — княгиня попала в точку. Оставаясь с ними в уединении, Танара пропускала сам прием.

Не зная насколько может затянуться их беседа, она все же боялась принять решение. Две крайности — так никого больше не встретить за весь вечер или, возможно, вызвать недовольство Иерарха.

Ответить Танара так и не успела.

Княгиня произнесла фразу, вмиг разрешившую муки выбора:

— Ты можешь пойти и найти Фера, — сощурившись, подсказала она.

И весы мгновенно склонились в сторону возвращения на прием.

Поклонившись еще раз учтиво верховному жрецу, Танара отправилась в зал.

***

Под звуки органа Танара вновь скользила по мраморным полам зала. Ступала между гостей, оглядываясь по сторонам, любовалась интерьером и нарядами публики. Черные кружева, сверкающие каменья, белизна голых плеч дам и их пышные юбки мешались в глазах княжны с блеском рукоятей на поясах кавалеров.

«Я одна здесь в длинных перчатках,» — сделала открытие Танара, рассматривая знатных гостий.

Каждая из них была наряжена либо в короткие перчатки, заканчивающиеся на запястьях, либо носила фасон длиннее только на правой руке. Зона ниже локтя на левой руке у каждой гостьи оставалась открытой — там, поблескивал в свете свечей массивный браслет.

На какую бы даму ни взглянула Танара — на каждой видела одно и то же украшение: толстую серебряную проволоку, обвивающую руку крест-накрест, а поверх — резной костяной череп размером с куриное яйцо и той же величины камень — минерал драгоценной породы, ограненный правильным шестиугольником.

Такие же браслеты носили и мужчины. Танара отметила, что те тоже выставляли предплечья напоказ — предпочитали камзолы-безрукавки или рукава длиной до локтей, чтобы не скрывать драгоценность от взоров.

Браслеты были отличительной чертой знати — по их наличию или отсутствию княжна безошибочно могла определить, кого видит перед собой в толпе: представителя именитого рода или же слугу, сопровождающего своего господина на приеме.

Форма и толщина проволоки, вид и размер вырезанного из кости черепа были одинаковы для всех. Различались браслеты лишь тем, какой вид камня венчал их: топазы, рубины, гелиодоры, родолиты — множество кристаллов разных цветов проплывали перед глазами княжны, кружили ей голову сверкающей игрой переливов. Аметисты и изумруды, аквамарины и флюориты, прозрачный, как слеза, горный хрусталь и благородный розовый кварц... Танара норовила определить название каждого камня, увиденного ею в оправе из серебра, но их было так много, что глаза просто разбегались, пытаясь рассмотреть все разом.

«Интересно, какой камень будет у меня?» — думала княжна.

Через неделю у нее тоже должен появиться браслет. Иерарх подарит его ей, когда она пройдет обряд инициации, и этот дар станет символом ее зрелости, показателем статуса и того, что у княжны теперь есть магические силы. С драгоценностью на руке Танара станет полноценным членом светского общества. Она сможет посещать любые приемы и укрепит свои права двенадцатой наследницы на престол.

Так было с ее матерью, по рассказам самой княгини: в день, когда на хрупкой бледной руке застегнули браслет с сероватым раухтопазом, жизнь ее разительно переменилась.

Так было и с Фером в день его совершеннолетия.

Так будет и с Танарой.

В воодушевленном предвкушении княжна продолжила идти по залу. Все еще в полном одиночестве, но с надеждой, что оно продлится недолго и скоро разбавится обществом брата. Его рассказами и теплом грубых ладоней... Поскорее бы они сжали ее пальцы.

Княжна шла через пеструю толпу, высматривая в ней знакомую голубую шевелюру. Но его длинных небесных волос, стянутых сбоку в хвост с пучком, не было видно среди гостей.

Танара трижды обошла зал. Прошлась по всем возможным направлениям, погруженная в свои поиски.

Но тщетно.

Прошло немало времени, прежде чем она пришла к печальному выводу: Фера нигде не было.

Губы княжны опечалено сжались в нитку. Неужели брат не приехал на этот прием? Неужели столь важный вечер в ее жизни пройдет без него? Затосковав, Танара оперлась спиной о стену. Холодный мрамор обжег лопатки и оголенные плечи. Княжна поежилась.

Повернув голову, девушка увидела рядом дверь. Неприметную, выкрашенную под цвет стен лаковой эмалью, но при этом — искусно украшенную поверх множеством мелких узоров.

Княжна приблизилась к двери, чтобы рассмотреть роспись на ней подробнее, и протянула пальцы к латунной ручке. Однако, прежде, чем Танара успела к ней прикоснуться, дверь отворилась.

И из сумрака тенью выскользнула девушка. Всклоченная, как после драки, со сбившейся набок прической и губной помадой, размазанной вокруг рта и по щеке. С раскрасневшимся, словно в жару, лицом и густым румянцем, она тяжело дышала, одновременно пытаясь поправить съехавший чулок, приподняв бесчисленные слои юбки.

Танара едва успела удивиться странному виду незнакомки, как ее вниманием резко и всецело завладел другой субъект.

Из-за той же двери, из густого мрака, вынырнул Фер. Обведя взглядом живущую своей жизнью толпу, брат, наконец, заметил Танару.

Его красное, чуть блестящее испариной лицо, просветлело. Уголок рта приподнялся в приветливой ухмылке.

— Кого я вижу? — он сделал шаг к княжне, раскинув в объятьях свои белые, в узорах синих хризантем, руки.

Одеяния Фер всегда выбирал без рукавов, чтобы те не скрывали от взора искусную вязь татуировок, раскинувшуюся по его телу. Хризантемы начинались у левого запястья. Затем — извиваясь и переплетаясь, уходили на грудь, скрывались там под черным доспехом, а выходили из-под него уже на правой руке.

Танара никогда не видела его татуировок полностью. Множество раз она пыталась представить, как выглядит эта картина целой: каким узором вьются переплетения цветов и в каких они могли быть выполнены оттенках.

Несколько раз она даже бралась зарисовывать свои цветочные фантазии на бумаге. Стройными линиями выводила синие бутоны, их длинные стебли и изящную голубую листву. А завершив, показывала набросанные в карандаше теории брату.

Но тот всякий раз лишь смеялся, качал головой и поддразнивал, уверяя, что сама она никогда не разгадает полного рисунка.

А сейчас он шел к ней, и синие хризантемы готовы были сомкнуться вокруг Танары, сжимая ее в крепких после долгой разлуки объятиях.

— Рад видеть тебя, — проговорил Кристофер, когда щека Танары легла на его ключицы, а тонкие руки княжны — обняли в ответ.

Объятия длились недолго — привычной для княжны феерии не случилось. Ее не отрывали от земли и не кружили в руках. Все произошло быстро, бегло и сухо.

Слишком много вокруг стояло посторонних. Неприлично, не принято было вести себя, как хочется.

— Что расскажешь мне, куколка? — поинтересовался брат у княжны и непринужденно склонил голову набок.

Танара не успела ответить: Фер отвлекся сам.

Он отвернулся, громко щелкнул пальцами, подзывая официанта, разносящего вина. Резвым движением брат подхватил с подноса хрустальный бокал, залпом опрокинул его в себя и тут же взял следующий.

Не успела Танара возмущенно охнуть — Фер вытянул руку с бокалом перед собой, раскачивая на весу легонько его содержимое, и всем своим видом демонстрируя, что больше непристойных фокусов с выпивкой не будет. Закусив губу, он с прищуром наблюдал, как карминная жидкость мерцает и играет в искрящихся гранях хрусталя.

Танара не до конца могла понять его настроение.

Брат явно был в некоем напряжении. И в то же время — нарочито расслаблен. Глаза его бегло скользили по публике. Зрачки то сужались, то расширялись, будто пытались найти в толпе гостей кого-то конкретного.

Но вместо этого кто-то иной нашел Фера.

— Ривьеро! — крик, грохотнувший над самым ухом, заставил Танару похолодеть.

Замереть на месте от звенящих в нем гнева и ярости. Вжать в голову в плечи. И лишь секундой позже осознать, что это обращались не к ней.

А к брату.

Из толпы, точно яростный вихрь, вырвался некто.

Хмурое лицо, палящий бешенством взгляд — юноша пронесся мимо княжны к Кристоферу, останавливаясь напротив него в четверти шага и, кажется, едва сдерживаясь, чтобы не схватить того за грудки.

—Я что, опять видел тебя со своей невестой? — с ненавистью прорычал он в лицо Фера.

Кристофер как ни в чем ни бывало поднял бровь. Взгляд его на мгновение скользнул в толпу, туда, где не так давно скрылась растрепанная девица, а после вернулся обратно.

— С кем? С твоей невестой?.. Ах, да, припоминаю. Мы обсуждали цвет ее белья на вашей свадьбе.

Хмурое лицо незнакомца дрогнуло. Танаре показалось, что даже за звуком органа она услышала скрип его зубов.

— Ты нарываешься! — рявкнул он.

Правой рукой незнакомец схватился за левое запястье. Металл на его браслете с черепом звякнул. Ладонь полностью накрыла шестиугольник из желтого циркона.

Танара ощутила легкий укол тревоги. При грозном настрое юноши его жест с захватом браслета выглядел несуразно и оттого настораживающе. В душе княжны закопошился ледяной червь подозрения.

Могло ли быть спрятано под браслетом оружие?.. Заточенное лезвие ножа с легкостью уместилось бы под массивную драгоценность. Отравленная игла — еще легче.

Немая угроза в глазах юноши укрепила опасения Танары.

А если он нападет сейчас на ее брата? Что ей тогда делать?

Но прежде чем тот успел отнять руку, воздух перед ним точно бы ожил. Лазурная тень мазнула между мужчинами, заставив агрессора отступить на шаг назад.

Вотта. Телохранитель Фера. Она всегда появлялась резко, точно из ниоткуда. Держалась обычно поодаль от своего господина, но при этом в необходимый момент, возникала рядом.

Наголо обритая голова девушки блестела в свете свечей. И блестели широкие серьги-кольца в ее ушах.

Танара знала, что брат и сам великолепно владеет клинком. Для чего тому нужен был телохранитель, она понимала весьма смутно. Когда-то давно, впервые увидев Вотту, княжна и вовсе удивилась наличию у брата таковой.

Впрочем, Танара предполагала, что это может быть показателем статуса. А то и обязательством для наследника знатного рода.

Даже на празднике Вотта оставалась в рабочей форме. Не было у нее при себе ни платья с пышными юбками, ни дорогих каменьев — лишь лазурные кожаные брюки, потертый корсаж и два изогнутых острых клинка, опасно застывшими наготове в бледных руках девушки.

— Даже так, — незнакомец громко цокнул языком и насупился. — Что же, — продолжил он гневно. — Значит ты принимаешь мой вызов.

Из-за его пояса показался меч. Танара похолодела.

Однако воспользоваться оружием незнакомец не успел.

— Не здесь, — Фер отрывисто качнул головой в сторону и указал себе за спину, на недавно закрывшуюся за ним дверь.

— Выйдем и решим все вдали от чужих глаз.

— Идет, — прорычал незнакомец.

И все они — Фер, Вотта, агрессор и еще один юноша, зачем-то увязавшийся следом за ними — скрылись в сумраке за порогом.

И Танара снова осталась одна. Сама не своя она ходила кругом у закрывшейся двери, пытаясь понять, что происходит за ней или хотя бы расслышать голоса.

Музыка грянула громче — и разговора за стеной княжна уже не слышала. Ей оставалось лишь слушать песнь органа и покорно дожидаться возвращения брата.

Мимо ходили, переговариваясь, гости. Ближе к центру зала танцевали пары.

Княжна глядела на толпу вокруг. На знатных дам — в черных платьях и разноцветных драгоценных камнях. На мужчин — с вином в руках и оружием в ножнах. На все великолепие зала — немного пугающее, но все равно бесподобное.

А сердце ее продолжало роптать на судьбу и скрывшегося с глаз Фера.

Брат вскоре вновь показался из тени, но ни соперника, ни Вотты, ни того странного увязавшегося следом парня с ним уже не было.

Фер быстро переступил через порог и потянул за собой дверь, прикрывая ее внешне расслабленным, но торопливым движением. Даже в полутьме Танара мельком увидела, как под его ногами медленно растекалась темная лужа.

— Пойдем, — Фер взял Танару под руку, увлекая ее в центр зала.

— А там, на полу...

Брат улыбнулся ей одними губами. Вторая его ладонь поправила браслет с кианитом.

— Не бери в голову. Мы разлили бутылку вина, бурно распивая его за наше примирение.

И с гложущим чувством тревоги Танара позволила себя увести.

Взглядом она пыталась найти в толпе дымчатые волосы княгини. Не освободилась ли еще мать? Не вышла ли обратно в зал после разговора с Иерархом?

Но нет, княжна нигде не замечала знакомых черт родительницы. Той все еще не было на публике.

Зато рядом был Фер. Ее любимый брат Фер, встречи с которым она ждала так долго. Разве хоть что-то должно было печалить ее сейчас?

Рука об руку, шагая в такт, они стремительно приближались к центру монументального зала, где собралась самая гуща гостей.

И вовремя.

Потому как в едва они подошли, орган стих. Зазвучали трубы, и процессия из десяти слуг вынесла в центр зала помост. На помосте стояли три трона.

На центральном, самом роскошном и выдвинутом к публике ближе прочих, восседала высокая черноволосая дама. В черном, под цвет прядей, платье с серебристой вязью узоров; ее шею обвивало массивное колье с множеством крупных рубинов, а голову венчала корона в виде толстой паутины, украшенная всего одним белым камнем в центре.

Королева.

Ее было не спутать ни с кем. Даже никогда в жизни не видев ее, Танара сразу поняла, кто именно восседает перед толпой.

По сторонам от трона повелительницы — чуть поодаль от нее и дальше от публики, располагались еще два трона. На одном, глядя на толпу из-под полуопущенных век, восседал неизвестный княжне рыжеволосый юноша. А вот на втором...

В темном, отливающем пурпуром платье, с распущенными локонами цвета спелой черешни и блестящей в них серебром диадемой — то была принцесса Эсьена. Родная дочь королевы и первая претендентка на престол.

Ее тоже нельзя было не узнать — из рассказов брата Танара в подробностях знала, как выглядит наследница королевы.

Однако даже со слов Фера княжна не могла представить всей красоты и величия этой особы. Принцесса была ослепительно прекрасна.

От восторга у Танары замерло дыхание.

Эсьеной хотелось любоваться, как произведением искусства. Завороженно исследовать ее правильные черты лица и густые черешневые кудри. Тонкие запястья наследницы и ее и изысканное платье со стоячим бархатным воротником.

Через силу княжна заставила себя отвести взгляд. Неприлично было на кого-либо так пялиться. И уж тем более — на особу королевских кровей.

Хотя Фер и вовсе не отрывал сейчас глаз от принцессы, обшаривая ее куда более пристальным и хищным взглядом. Танару это удивило.

Тем временем королева поднялась с трона.

— Приветствую вас, мои подданные! — ее голос загрохотал неимоверно громко.

Танара слушала как завороженная, властная интонация Ее Высочества завладела вниманием княжны полностью.

А Королева продолжала:

— Этим вечером мы с вами собрались по особенно торжественному поводу.

Она плавно простерла ладонь в сторону принцессы, в жесте, полном изящества и гордости.

— Моя дочь выбрала себе мужа. Сегодня мы празднуем помолвку Эсьены и Улислава — сына нашего Иерарха Улиуса.

Почтительная тишина зала взорвалась рукоплесканиями. Их звук множился и множился, отдавался от стен, многократно подхваченный эхом.

Краем глаза Танара заметила, как Фер опрокинул в себя еще бокал.

— Пейте же за молодых, — продолжала вещать королева. — Пейте за их счастье все до последней капли. Не жалейте ни вина, ни себя! Я хочу, чтобы вы запомнили этот торжественный вечер навсегда!

Именно этим и занимался брат княжны.

Рукоплескания стихли. Грянула музыка, центр толпы пришел в движение: кавалеры приглашали на танец дам, а дамы кавалеров.

«Может, я могла бы танцевать с братом?» — проскользнула мысль в сознании Танары. Идея воодушевила ее.

Увы, ненадолго.

Княжна уже обернулась к Феру, с намерением предложить ему присоединиться к танцующим...

Как вновь увидела, что брат опустошает поднос официанта. Он схватил с раздачи разом два бокала и теперь методично отпивал из них — из каждого по очереди.

Взирая на его странное поведение, Танара невольно усомнилась в своей идее — казалось, к танцам брат был уже непригоден. Как, впрочем, и к прямохождению.

— А кто это там надирается? — услышала она рядом обрывки разговоров.

И заметила знатных дам, стреляющих глазами в Фера из-за вееров.

— Кто он? — шепотом спрашивали женские голоса.

— Кристофер Ривьеро... — шептали в ответ другие. — Он просил руки принцессы около месяца тому назад.

— И что?

Смешок.

— Где он, и где сын Иерарха...

Танара ощутила к Феру жалость и укол еще какого-то странного чувства.

Так вот, значит, в чем была причина.

Прием, ставший для княжны праздником первого выхода в свет, для ее брата был мукой. Днем, когда он не просто получил отказ, а узнал, что его избранница достанется другому.

Княжне захотелось приблизиться к нему и в утешение погладить по плечу.

Бедный Кристофер. Теперь Танара понимала его настроение.

Впрочем, похоже, ему все было известно заранее — ведь первый бокал он схватил еще до объявления о помолвке.

***

Выразить сочувствие Кристоферу Танара не успела — позади мрачной тенью возникла мать.

Рука княгини властно легла дочери на плечо, заставляя ту дернуться и обернуться на неожиданное прикосновение.

— Едем домой, — не вопрос, приказ прозвучал из ее уст.

— Уже? — вскинулась Танара.

Ведь она совсем не успела провести время с Фером. И даже не завела на торжестве ни одного знакомства... Растрепанная девица и ее жених не в счет.

— Уже, — отчеканила мать. — Мы провели здесь достаточно времени.

Поспорить, как ни хотелось, не вышло.

И Танара, покорно склонив голову, засеменила вслед за матерью к выходу.

Взгляд ее с бескрайней тоской цеплялся за гостей. И за хрустальные люстры. И за помост с королевской семьей, скрывающейся от княжны за толпой быстрее всего прочего.

На пороге Танара замерла, окидывая беглым взором бальный зал. Жадно вбирая глазами каждую деталь — запоминая и будто бы прощаясь.

Но нет.

Она не прощается.

Через семь дней она справит свое совершеннолетие и тогда сможет являться на любые приемы. Сможет оставаться на них столько, сколько угодно. И столько, сколько сама того пожелает.

***

Княгиня молчала всю обратную дорогу.

Слов не было: все слова остались там — за запертыми дверьми, в минувшей беседе с Иерархом, и теперь волнующей ум княгини сильнее всего прочего.

Ушедшая Танара не застала продолжение ее разговора с верховным жрецом. Беседа вышла долгой, изнурительной, совсем не соответствующей той праздничной атмосфере, что царила в зале, полном гостей.

И когда Тамина и Улиус завершили обсуждение обряда, когда были решены все вопросы и расставлены все точки, уже уходя, на полпути к порогу, княгиня развернулась.

Застыла на месте и беспокойно, с мольбой взглянула в глаза жреца.

— Только... — сорвалось с ее губ.

Лицо Тамины исказил спазм.

— Это должен быть кто-то... — она запнулась, подбирая нужное слово. — Особенный.

Иерарх Улиус оскалился.

— Все самое лучшее для нашей юной княжны, — заверил он княгиню.