Время остановилось. Оно превратилось в тягучую смесь заслуженного страха, оправданного презрения и бессмысленного сожаления. Оно выдирало мои внутренности и заполняло раскалённым ожиданием расплаты.

Я ждала. День, ночь, снова день. Сон, как пытка. Изматывающая работа и опять пытка. Прослушивание новостей стлало особенным видом истязания. Я напряжено замолкала каждый раз, когда начинались сводки новостей. Делала лишь несколько вдохов до тех пор, пока диктор не замолкал.

На восьмом выпуске я перестала испытывать облегчение, не услышав сенсационного сообщения о том, что Черный Полковник Герман Валенти жив и снова вернулся на службу. Хотелось побыстрее покончить с этим.

Устала ждать.

Клаус избегал меня. И кажется, это взаимно. Каждый раз, видя его вдалеке, я чувствовала, как потеют ладони. Судорожно вглядывалась в его форму: есть ли у него кобура на поясе? С оружием он или еще не время?

Новый вид пытки, который так же изрядно мучил.

От других, я узнавала новости о брате. Его не посадили в карцер, но допросы не закончились. Каждый раз, когда он покидал управление, я замирала в мрачном ожидании.

Нервное напряжение стало пугающе привычным состоянием. Плохой сон или его отсутствие вошли в норму. Вздрагивание при каждом звуке моей фамилии — тоже превратилось в обычность.

Госпиталь стал единственным местом, где наступало облегчение. Только ныряя в работу, чувствовала себя живой, совсем чуть-чуть прежней, но все также жутко оскверненной. Изматывала себя работой, призрачно надеясь, что умру от истощения раньше, чем наступит время для казни.

Я заканчивала утренний обход новоприбывших солдат и вяло улыбалась их приветливым заигрываниям.

Рядом возникла Марта Флеген.

— Мессарош, я закончу за тебя.

Она перехватила мою руку, когда я намеревалась послушать легкие одного из молодых новобранцев.

— К тебе приехал отец.

Я замерла, не проронив ни слова. Пальцы обмякли и стали безвольными.

Майор заметила это, и понимающе улыбнулась. Мое состояние она приняла за обычное волнение, которое должно присутствовать у каждой дочери, если ее отец генерал. Флеген забрала у меня фонендоскоп и сжав плечи, приподняла со стула.

Мои глаза встретились с добрым взглядом женщины, которая одну жизнь назад была моим преподавателем, помогала писать дипломную работу и не «топила» на защите. Теперь она — мой учитель в прифронтовом госпитале.

Я боготворила ее профессионализм, уважала такт и мудрость. Такое впечатление о себе она создавала не только у меня. Майор имела репутацию отменного и рассудительного специалиста.

Сейчас, я смотрела в ее потухшие от усталости глаза, и ясно осознавала: она утонет вместе со мной. Я погубила и ее тоже!

— Тебе нужно поторопиться, если хочешь увидеть его. У генерала не так уж много свободного времени, - мягко посоветовала она и понимающе улыбнулась, приняв выступившие слезы на моих глазах, как признак тоски по отцу.

Вот сейчас все и закончится.

Наконец-то.

Поплелась в сторону штаба, не чувствуя ног. Я оказалась в том самом кошмаре, когда хочешь идти быстрей, стараешься со всей силы, но тело не слушается. Ты становишься облаком, невесомым духом. Летишь на встречу опасности, ведь иного пути нет.

Я хотела покончить с этим, как можно скорее. Слишком долгой была пытка ожидания расправы. Ее время пришло и мне не страшно. Почти.

У кабинета подполковника постовой отдал честь и открыв дверь, доложил о моем прибытии.

Вздохнув поглубже, вошла в комнату, освещенную ярким утренним солнцем июля.

Дверь закрылась.

Повисла напряженная тишина, которую разрывало мое судорожное дыхание.

Отец стоял ко мне спиной. Широкие плечи. Сцепленные руки позади. Осанка, которой позавидовал бы король.

Шли минуты. Отец оставался неподвижен. Лишь генеральские погоны на его плечах подмигивали мне при каждом вдохе, улавливая блики солнечных лучей.

Время обернулось вспять.

Я снова шестилетняя девочка, которая допустила оплошность, сделала шалость. Мне стыдно и страшно. Отчаянно хотелось, чтобы в комнату вошла мама, и прикрыла меня собой. Чтобы остановила гнев отца и смягчила его.

Но мамы нет. Мне уже давно не шесть. И мой проступок, шалостью назвать нельзя.

Выдающийся полководец могущественной страны Великославии, генерал Бадер Мессарош, медленно повернулся. Синие глаза под седыми густыми бровями посмотрели прямо на меня. Резко, строго, по-чужому.

Я с трудом удержалась, чтобы не отступить назад и не опустить взгляд.

Он знает. Он все знает!

— Здравствуй, Вивьен! - тихо произнес Бадер.

Я вздрогнула. Судорожно втянула в себя воздух и, моргнув, почувствовала, как горячая слеза скатилась по щеке.

— П-прости, - обреченно прошептала я.

Вторая слеза скользнула по лицу.

Он резким жестом оборвал меня.

— Я здесь проездом и оказывается, что не зря. - слишком бодро начал он и шагнул ко мне. - Мне сообщили, что моя единственная дочь совершенно себя не жалеет, и пропадает в госпитале дни и ночи. Так нельзя, Вивьен.

Дыхание перехватило судорогой. Я ошарашено уставилась на него.

— Что? - выдохнула я.

Он остановился напротив, все также держа руки за спиной.

Как же он постарел с начала войны! Волосы, привычно зачесанные назад, стали совсем седыми. Глубокие морщины превратили суровое лицо в угрюмую маску. Он очень похудел и, казалось, стал еще выше.

— Твой брат мне все рассказал. Я не смог остаться в стороне, пока моя дочь истязает себя и совершает ошибку.

Холодный ужас окатил меня ледяной волной, от которой все замерзло внутри.

— Помимо вреда своему здоровью, дочь, - очень осторожно продолжал Бадер, глядя мне в глаза. - Ты можешь навредить другим. Ведь усталый врач, в лучшем случае, бесполезен, а в худшем — смертельно опасен.

Кабинет подполковника оборудован камерами видеонаблюдения и прослушкой. Вот в чем дело! Он не может говорить со мной открыто, выдвигая обвинения.

Голос генерала ровный и спокойный, слова — разумны и, отчасти, правдивы.

Но вот глаза. Они выдали настоящие чувства, которые вызывала я — его дочь. Бадер стоял достаточно близко, чтобы я могла задыхаться он ненависти и презрения, которое горело внутри него и отражалось во взгляде.

Для него я тоже умерла.

— Я... я уволена? - упавшим голосом произнесла я.

Генерал чуть помедлил с ответом. Крепко сжал челюсти, чуть скрипнув зубами и шумно втянул воздух.

— Ты временно отстраненна от практики и возвращаешься домой. - озвучил он свой приговор. - Отдохни там и наберись сил. Думаю, что три месяца тебе будет достаточно для того, чтобы восстановиться. Согласна?

В то время, когда призывали в ряды военных санитаров студентов-первокурсников, меня — дипломированного специалиста, отправляли в увольнительную.

Для всех остальных — это исключительно отцовская поблажка. Но в действительности, от меня избавлялись.

— Так точно, генерал! - выдохнула я.