Умная женщина всегда отпустит погулять

своего мужа, а мудрая - еще и с собакой...

Ох, как я устала. После такой прогулки все тело гудело. Мышцы тянуло приятной болью, ненавязчивой, но ощутимой. Это приятно, чувствовать себя полностью свободной, неотягощенной рамками и правилами, когда бежишь, несешься сломя голову навстречу неизвестному. Я бы смогла всю жизнь бежать…

Солнце начало вставать за нашими спинами, когда мы уже подходили к замку. Оно поднималось все выше, окрашивая верхушки темных елей в алые, немного грязные бордовые и неукротимо рыжие оттенки. Рассвет всегда такой непревзойденно прекрасный. Именно те несколько мгновений, когда солнце еще не появилось, но небо на горизонте уже светлеет, наливается румянцем, разгоняя тучи на горизонте, чтобы все, абсолютно все видели рождение нового дня. В эти мгновения стоит густой туман, который словно живое существо поглощает долгожданный свет, отдавая лишь маленькую часть, от этого мир кажется серым, тусклым с яркими пятнами рассвета на горизонте.

Глаза закрывались и слезились от усталости, да и голова затекла в таком положении, поэтому я отрываюсь от пейзажа, смачно зевая и вновь затихая. Чонгук нес меня на себе. Здорово, правда? Мне так очень нравиться, особенно запах теплой, жесткой и довольно длинной шерсти серо-пепельного цвета. Такой ненавязчиво приятный, в нем смешалось все: и запах Чонгука, и запах пыли, озера, водорослей, костра, ненавязчивый аромат луговых цветов и первой росы. Трусь щекой о холку моего транспорта, вдыхая запах еще глубже.

Мышцы волка напрягаются, теперь я чувствую, как при каждом шаге переливаются эти бугры мускулов, как плавна и размерена его походка, а еще чувствую, что он тоже устал и ждет скорейшего возвращения в комнату, чтобы заснуть надолго. Я затихаю, решая не смущать Моего волка. Этот серый поражал меня своим поведением – я совсем не ожидала, что этот теплый, чуткий, но при этом холодный и рассудительный человек может оказаться таким безбашенным, чего стоит только попытка забраться на дерево за полюбившейся шишкой; поражал своими размерами – на его фоне я была совсем маленькой, жалкой, но грациозной, чего нельзя было сказать про него (падения с той сосны, где была «шишечка» тому доказательство); поражал своим словарным запасом – это он в комнате такой учтиво-вежливый, а когда, падая с дерева, он приземлился на куст репейника, его выражения были отнюдь не нормативной, пожалуй, некоторые выражения я даже не до конца поняла.

С ним так легко. Нет больше этой неприятной паузы, которая была в начале нашего знакомства. Даже если мы молчали, то все равно это не тяготило, а наоборот успокаивало, уравновешивало и доставляло немало эмоционального удовольствия. А когда мы говорили, это была музыка, музыка, которой я готова наслаждаться всю жизнь. На какую бы тему я не заговорила, он мог найти ответ, а затем плавно переводил меня в другое русло, которое ему более знакома. Но все ж мне кажется, что ему все известно, обо все с ним можно поговорить и не только серьезно. Как мне хотелось сбежать с ним из этого мира туда, где нет ненавистных мне правил и рамок, туда, где не нужно задумываться о будущем, а просто жить так, как захочешь, наслаждаясь каждым прожитым днем. И он сказал, что мы сбежим! Сбежим сразу после того как отомстим. Месть в нашей крови. Все оборотни, а в особенности волки, очень мстительны, они не забывают обид и предательства, они всегда доводят дело до конца, а чем дольше жертва ждет расплаты, тем хуже для нее – будет очень боль… Я тоже хочу отомстить.

Я устала как… как… ладно, проехали. Мысли, при любой попытке ухватиться хоть за одну, разбегались тараканами. Попыталась собраться с ними (с мыслями), не одна мысль на собрание не пришла. Ну и ладно, не особо то и хотелось.

Перевожу взгляд на морду друга. Он устал, засыпает. Шаги с каждой минутой все тяжелее, словно на них груз повесили с пару тон – он уже не поднимает их, просто перетаскивая вперед, стуча большими черными когтями по крыльцу, на который мы уже поднимались. Уши его «поникли», свисают по бокам, мерно качаясь в такт неровной походке. Скрипнули огромные двери, пропуская нас вперед, по-утреннему холодный ветер залетел в огромный холл вместе с нами, он, поиграв сухими прошлогодними листьями, направился вверх по лестнице, играя старыми затертыми и пыльными портретами прежних хозяев, загудел где-то в глубине дома, умирая.

Мы, пройдя возле старого, развалившегося камина, так же поднялись вверх по лестнице, скрипя, ступени привели нас на второй этаж, освещенный огромным окном, из которого, преодолевая столетний слой пыли, пробивался утренний свет. Стояла сонная тишина и лишь цокот когтей и завывание ветра. Я тут не была, поэтому, немного оживившись, я рассматривала обстановку. Красиво… было когда-то. Сейчас со стен свисают старые, грузные драпировки, словно огромная паутина едва колышется старинная занавеска. Картины висят криво, а из-за пыли рисунок уже не разобрать, некоторые из них сиротливо лежали в разломанных рамах на полу. Не хватает только приведений с их грозным «Уууу, эээ». Зеваю и забываю про обстановку, когда замечаю нашу дверь. Скоро будем в комнате. Мой волк видимо тоже оживился, потому что шаги его немного ускорились и вот через несколько минут мы уже были в нашей обители.

Мы вошли в комнату, в эти несколько квадратных метров, обставленных простой, даже бедной мебелью, без пыли, но все равно довольно тусклую, как и вся крепость. Пусть это и была клетка, но она мне нравилась. Чувство защищённости и спокойствия наполняли меня здесь. Даже эта довольно жесткая, старая едва живая кровать была приятной, хотелось с головой закутаться в пуховое одеяло и пролежать так долго-долго. Меня сгрузили на эту кровать словно мешок. Я была не против – сама бы я вообще не дошла. Перекинувшись в человеческую форму, я, забравшись поближе к серединке, попутно запутавшись в одеяле, замерла, ожидая… Я уже засыпала, глаза не хотели открываться, а сознание уходило на задний план. Мне было наплевать на то, что я в одежде, что волосы были в стиле "я упала с сеновала, тормозила головой", а запашок был такой, что стадо мужиков повалить можно. Ну и ладно. Лишь бы тепло, мягко и Он рядом. Я улыбнулась при мысли, как через минуту лягу рядом с ним, на его плече. МУР. Кровать прогнулась, жалобно заскрипев, когда мужчина медленно, аккуратно, а от того еще более неуклюже бухнулся рядом, привлекая меня ближе. Я прижалась к теплому боку – все же еще очень холодно, а особенно сейчас - ранним утром.

- Устала? – едва различимы шепот разрезал тишину, которая укутала мой разум, погружая уже в сон. Приоткрыла один глаз, он смотрел на меня, проводя рукой по лицу. Даже в этом движении чувствовалась адская усталость.

- Не-ет,- зевнула я, улыбаясь. Интересно, сколько мы еще протянем? Это даже интересно!

Он начал расстегивать мой пиджак, одной рукой, ругаясь, путаясь в руках.

- Что ты делаешь? - оттолкнуть наглеца сил уже не было, поэтому я просто остановила руку, предано заглядывая в глаза.

- Не ты ли говорила, что ненавидишь одежду? - удивление плескалось в его глазах.

- Я… - я смутилась, убирая руку. Действительно, что это я? Почему остановила? Почему сердце так бешено бьется? И от чего кожа горит огнем от каждого его прикосновения? Почему? Это странно, так странно, что даже внутренний голос затих. Не хочу думать на эту тему.

Он продолжал снимать одежду более уверенно, видимо, собрался с силами. Смешно наблюдать за ним. Он смущается, словно это его раздевают, а не он. Руки трясутся, глаза прячет, покраснел аж до шеи.Прячу улыбку за сильным зевком. Он оставил на мне только рубашку, она была огромной и пахла Чонгуком.

- Теперь можно и поспать, - облегченно выдохнул парень, потирая глаза у переносицы и смачно зевая, а меня опять затянула пеленой, через которую я с трудом могла разглядеть происходящее, а понять что-то было практически невозможно.

Как в тумане вижу, что парень снимает с себя одежду, чуть не потеряв равновесие, потягивается и падает рядом. Не ложится, а именно падает, от чего кровать затрещала, пригрозив нам переехать на пол. Тяжело выдохнув, он придвинулся ближе. Я прижалась к теплому боку, обтянутому тонкой рубахой, в которой он стал спать последнее время, положила голову на его грудь, почти засыпая, уже теряя связь с реальностью. Его сердце билось ровно и громко, убаюкивая меня не хуже метронома. Я бы лежала так вечно.

- Спокойной ночи, котёнок,- сказал он обнимая меня за плечи.

- Спокойной…- а дальше я не могла не говорить, не двигаться. Тело сковало приятное оцепенение, В ушах звенело и я отключилась.

***

45-38!!! Сорок пять тридцать восемь! Острый, пронизывающий голос. Он резал по венам, оглушал и одновременно обострял слух. Голову разрывало от этих слов, сердце начало вырываться, бить по ребрам с такой силой, что создавалось ощущение, что еще немного и кости не выдержат, сломаются, выпуская испуганный орган наружу. Голосов стало больше. Они кричали, шептали, умоляли, требовали... Они убивали меня. Пот выступил на висках и лбу, по спине неслись горячие волны, все кости свело, меня перекосило, словно кто-то невидимый создавал из моего тела новую, еще не понятную людям скульптуру. Больно... Эти голоса они не замолкали. Они не на мгновение не могли замолчать. Даже свой собственный крик не мог заглушить голоса. Они всегда были громче.

Темнота поглотила меня. Не та черная, беспросветная, которая, по словам священников, приходит к нам с злым духом, нет. Эта серость. Холодная, серая, тусклая, до боли ледяная и до дрожи в коленях грустная. Тоска - зовут ее некоторые, отчаяние - называют другие, жизнь - скажут единицы. Уже не было боли. Чувство падения и больше ничего. Свобода... свобода, которую бы я никогда не хотела получить, свобода, которая несет только одиночество, разочарование, отчаяние... Все лицо взмокло. Пот перемешался с слезами и кровью. Стоял отвратительный запах, который туманил разум. Эта вонь ничто иное как остатки моего разума, сгнившего под лучами реальности, где я никому не нужна... никому...

Не знаю, что произошло. Толи это "светлая полоса", которая несомненно, идет за "Черной", или же это просто свежий воздух в моей голове, но меня накрыло спасительное спокойствие, некое отупение, которое дало мне отдохнуть, когда все уже не волнует, когда замираешь в одном положении, переставая мыслить, переставая существовать. После отчаянных криков о помощи всегда приходит смирение или смерть... Я умерла?

- Котёнок, - звук приходит издалека, но 45 - 38 перебивают этот голос, цифры звучат в моей голове не переставая, не уставая, просто продолжая шуршать в голове. Они вибрируют, живут, забирают силу, убивают. Я закрываю глаза, а эти цифры светятся изнутри кровавым светом. 45-38. 45-38. Не могу. Звук режет слух, свет ослепляет. Ощущение одиночества и падения все растёт. Боже… я кричу, но не слышу своего голоса. 45-38.

- Милая, - опять этот голос. Он рядом. Но где? Здесь так светло, но я не черта не вижу. Как плохо. Я больше ничего не хочу...

- Лиса, - снова! Я нужна? Нужна ему? Ведь он зовет меня, значит нужна?! Вдыхаю полной грудью - неудача, боль сковывает горло, легкие, ребра сводит, сердце замирает. Я кричу, не выдержав боли, выгибаюсь, пытаясь сделать новый вдох. Ледяной воздух заполняет легкие, освежая разум и тело. Я резко открываю глаза, но ничего не вижу - все размыто, словно смотришь сквозь толщу волы, солнечные блики играют, создавая в хаотичном порядке светлые блики. Глухие, глубокие звуки прорываются через эту толщу в замедленной скорости. Боль отступила. Расслабленно растекаюсь по кровати, всплывая на поверхность, где голос и образ Моего человека отчетливы и ясны. Чонгук склонился на до мной. Он выглядит озабоченным. В темноте, он выглядит неестественно бледным, водянистые, почерневшие глаза блестят. Сердце мое, кажется, вот-вот выскочит из груди. Не знаю куда себя деть. Хочется смеяться и плакать одновременно, хочется спрятаться, но я вопреки своим желаниям подпрыгиваю на кровати, радуясь, что боли нет, и утыкаюсь в грудь парня, чуть не сбив его с кровати. Утыкаюсь лицом в шею, забираясь руками под рубашку, чтобы почувствовать тепло тела... Марк, вздохнул и обнял меня.

- Все хорошо, - тихо сказал он, толи мне, толи себе. Он гладил меня по голове. Надоедливо так, как гладят кошку, когда хотят отвязаться. Морщусь, дернув головой. Парень убрал руку.

- Дурак,- я обвила рукой его шею. Ну к чему мне его поглаживания, мне плохо и нужны экстренные меры. Я притянула его ближе и впервые сама поцеловала его. По настоящему. Как он решился только однажды, в тот день, когда уезжал. Он обнял меня, начал отвечать на поцелуй, забрав себе инициативу и позволяя меня плавиться в его умелых (?) руках. Поцелуй затянул, я начала забывать ужас сна. На место его пришло желание. Желание быть рядом с этим мужчиной. Быть так рядом, как никогда раньше. Только с ним.

- Чонгук,- прошептала я когда он начал прокладывать дорожки поцелуев от мочки ужа до ключицы.

- Котёнок, не сейчас…- он отстранился, с трудом, нехотя, но отстранился. Я вздохнула, но отпустила его. Парень сел на кровати, отвернувшись от меня, поднял голову к потолку и затих. Складки белой ткани спускались по его спине, на ней как нельзя лучше смотрелись темные волосы, длинные, немного спутанные, но такие красивые и мягкие. Красиво. Хотелось прижаться к широкой спине, но в воздухе повисло некая неловкость, смущение и еще что-то чисто человеческое, моему мозгу не постижимое. Его плечи напряжены, руки сжаты в кулаки, на открытых руках вздулись вены... но это напряжение понемногу спадало. Дыхание его приходило в норму и молчание уже не давило. Но от чего-то было грустно...

Почему мне так больно? Из-за того ли, что он отстранился, или же это из-за того, что он отстранился, когда я уже была забыть про свои принципы. Сердце стучит бешено, сбиваясь с ритма, а на глаза наворачиваются непрошенные слезы, мир расплывается... может оно и к лучшему, хотя бы не буду видеть эту напряженную фигуру. Почему мне кажется, что я противна ему? Почему мне так противно от себя. Хотя я и не считаю себя красиво - человек по определению не может быть красивым - но не уродина же! Почему он так отпрянул? И дышит глубоко, словно вселенский ужас увидел? Хотелось плакать, одна нахальная слеза уже катилась по горящей щеке, но я ее быстро стерла, не позволяя себе расслабиться... Но было больно и неловко.

- Чонгук, - парень вздрогнул, я впервые назвала его по имени, - Чонгук, - я все не могла собраться с мыслями, голос стал тонким и срывался из-за слез, которые я старалась прятать, - Чонгук, пожалуйста... - он обернулся ко мне, с непониманием рассматривает и видимо не знает как реагировать, сглатываю ком и. смотря ему в глаза, продолжаю, - Чонгук, не бросай меня... - меня всю трясло, тело стало тяжелым, неподвижным, мысли прекратили бешенное движение, осталась только одна:

"Не предавай меня!"

Парень, словно по щелчку, подскочил с горящими глазами, пару мгновений он стоял как в копанный, с изумлением смотря на меня и открывая рот словно рыба на льду. Я не знала как реагировать, а когда он упал на кровать и уткнулся лицом мне в колени, просто не стала сдерживать слез. В голове звенело от пустоты, я уже перестала соображать. Если бы Марк не сжал руками мои ладони, я бы и не услышала этих слов:

- Прости… прости… котёнок. Я никогда не оставлю тебя. Куда бы тебя не понесло твое чувство прекрасного, куда бы не намылился твой непоседливый мозг, куда бы не направился твой, вечно влипающий в неприятности, хвост - я все равно пойду за тобой… - он сделал глубокий вдох, поднимая блестящие глаза на меня, - и как бы сильно ты меня не гнала, как бы сильно не ранила словами или действиями я всё равно буду следовать за тобой. Я буду рядом. Тебе нужно лишь позвать…

Ну и что тут сказать?! Красиво. Я так не умею… слов я не нашла. Поэтому просто передала волну благодарности и восхищения. И просто улыбалась и смеялась сквозь слезы.

- Я буду ждать… - успокоившись, сказала.

Больше мы не говорили. Я чувствовала его, он меня. И этого хватало. Чувства говорят больше слов. А в такие моменты особенно.

В эту ночь мне больше ничего не снилось. Слава Богу. Проснулась поздно. Но как, чёрт побери, приято знать, что кому-то ты не безразлична и нужна.