– Эли, честно, я не знал. Ляпнул, не подумав. Прости, что это так тебя задело, – лепечет Фабиан из угла капитанской рубки. Он похож на щенка, который чует, что виноват, и пытается своим пристальным влажным взглядом задобрить рассерженного хозяина.

– Я знаю. Все в порядке, Фаби, – вымучиваю улыбку я, глядя, как капитан Пабло ловко забинтовывает мне кисть. Осколок вошел не глубоко, и его врачебных навыков оказалось вполне достаточно, чтобы оказать мне первую помощь. Физическую, разумеется.

За моральную примется мой папа, как только мы сойдем на берег. Я с тоской думаю о череде сеансов у психиатра, сейчас кажущейся практически неминуемой.

После смерти Ноя я залезла в ванну, набрала теплой воды и порезала себе запястье. Мне было так больно на душе. Нет, у меня не было души в тот момент, болела дыра от нее и кусок оставшегося сердца. Боль не находила выхода из моего тела уже несколько месяцев. Но когда острое лезвие вонзилось в кожу и прочертило на ней глубокую борозду, неожиданно, вместе с кровью, меня покинула и часть боли. Ужаснувшись тому, что творю, я закричала, и Люция за шкирку вытащила меня из ванной.

Мне диагностировали психическое расстройство личности, выражающееся в несуицидальном самоповреждении. Так, боль стала играть со мной в одной команде. Когда мне становилось плохо, а плохо мне становилось практически каждую неделю, я призывала ее на помощь. Конечно же, ни папа, ни Люция не собирались с этим мириться, и на три с половиной месяца я переехала в «Текнон», лучший центр психиатрии в Испании.

Мне помогли. Но не врачи. Пациенты. Женщины, потерявшие близнецов в утробе и вынужденные рожать мертвецов. Матери, похоронившие своих малышей, не успевших даже сказать заветное «мама». Отцы, не догнавшие своих сыновей на дороге с активным движением. Как это не страшно, но тогда я поняла, что бывает боль еще тяжелее моей. Боль моего папы, например.

И я взяла себя в руки. Пообещала себе жить за двоих. Видеть и успевать, наслаждаться и дышать, любить, смеяться, путешествовать, купаться в море голышом, танцевать на барной стойке, учиться, плавать, помогать, обнимать, целовать...

Спустя полгода после смерти Ноя там, в «Текноне», началась моя гонка. И продлится она, пока моя жизнь не состарится в смерть.

Но иногда боль все же накрывает. Когда я бегу недостаточно быстро. Я научилась выпускать ее из своего тела как бы случайно: споткнулась и упала, порезалась, укололась, поранилась стеклом...

Но так же я научилась справляться с ней и без так называемого селфхарма. Говорю с собой и Ноем, успокаиваюсь, перевожу дух и продолжаю гонку.

А вчерашняя песня из «Ла-Ла Лэнда» и сегодняшний выпад Фабиана застали меня врасплох. И теперь мне придется очень хорошо постараться, чтобы успокоить папу и убедить его, что этот случай был единичным.

– Солнышко. – Вздыхает он перед ужином, когда я крепко-крепко обнимаю его за живот. – Я верю тебе. Если бы ты хотела, то навредила бы себе гораздо раньше. Когда увидела близнецов. Тот удар был сильнее этого, но с ним ты справилась. Мы условимся на одном, плановом, визите к доктору Хорхе и все. Да?

– Да.

Ужинаем мы на верхней палубе в уютном свете фонариков и огромной луны. Никто не говорит о моем запястье или о бизнесе. Мы вспоминаем забавные случаи из жизни, пьем ледяное белое вино и едим вкуснейшую скумбрию, креветок и мидии. Во время смены блюд, рука Каетано, сидящего на соседнем стуле, незаметно оставляет на моих коленях записку.

«Хочу поговорить. В час ночи на корме. Возьми трюфель, если придешь.»

Не могу сдержать улыбку и беру сразу три. Каи топит свой довольный смех в большой кружке мятного чая.

Без пяти час стою перед зеркалом в футболке со спящим корги и не знаю, как одеться. Я прекрасно понимаю, о ком пойдет разговор, и не хочу выглядеть уязвимо. Темно-синяя шелковая пижама выглядит вполне решительно, так что я выбираю ее, распускаю волосы и заворачиваюсь в одеяло, чтобы не продрогнуть от сонного дыхания моря.

Ну мурашки все равно пробегают по моей коже, когда вижу его. Каи с голым торсом, в одних только пижамных брюках в клетку, растянулся на подушках кремового дивана, где еще днем валялись мокрые после купания полотенца. Если бы мы стояли на якоре, а не рассекали ночное море, клянусь, я бы уже прыгнула за борт, чтобы прийти в себя.

Но я забираюсь на диван, устраиваюсь рядом с Каетано и поворачиваюсь на бок к нему лицом. Он придвигается ближе и выпутывает из одеяла мою раненую руку. Точно завороженная, я наблюдаю за его губами, которые прижимаются к бинту прямо на месте ранки.

– Вот почему ты плакала в тот вечер, Ноа... – шепчет он, поднимая на меня свои темные глаза. – Ты сказала: обиделась, что нас двое. Я весь день об этом думаю. И как я тогда не догадался! Фабс прав, я очень поверхностный.

– Каи, нет! – с жаром возражаю я. Еще не хватало, чтобы тупые подколки Фабиана сломили его уверенность в себе. – Ты не знал и не мог знать. Все в порядке.

– Будет тяжело рассказать, как... – поджимает губы и замолкает на полуслове с тяжелым вздохом.

Я набираю полные легкие соленого воздуха и поворачиваюсь на спину. Чувствую на себе взгляд Каетано и поднимаю глаза к звездам на небе. Где-то там среди них сейчас мои мама и близнец. Значит, частично, и я тоже...

– Однажды, мы с Ноем, Карлой и Лукасом пошли в кино, а после убежали от водителя Карлы, который должен был развести нас по домам. Заблудились. Какой-то пьяница начал приставать ко мне. Парни бросились меня защищать: Лукас прыгнул слева, Ной – справа. И он двинул ножом. Вправо. Вот и вся история.

Гипнотизирую взглядом звезды и впервые за почти что три года озвучиваю то, о чем думаю практически каждый день. Это страшная мысль, и мне должно быть за нее стыдно, но я ничего не могу с ней поделать.

– Я не могу перестать думать, что было бы, если бы он двинул ножом влево. Вот. Сказала. Теперь точно все.

– Тогда погиб бы Лукас. Твой лучший друг. – Очень-очень тихо произносит Каетано.

Он мог сказать, что ему жаль, – самый банальный ответ. Мог посочувствовать выбору убийцы, – это было бы жестоко. Но он выбрал лучший из возможных вариантов: честный.

– Тебя это обижает? – спустя пару минут молчания спрашивает Каи.

– Что?

– Что я зову тебя Ноа? Ведь это практически созвучно имени Ноя...

– Мне это очень приятно, – с улыбкой поворачиваю к нему голову, – особенно то, что только ты меня так зовешь.

– Ноа. – Улыбается он.

– Каи. Могу я спросить?

– Да.

– Что означает твоя татуировка?

– А твоя?

Боль. Уверена, он ее тоже почувствовал в моей надписи на запястье, раз ответил вопросом на вопрос. Наверно, мы об этом поговорим, но не сегодня ночью.

Какое-то время мы просто лежим, слушаем море и наблюдаем, как движется над нами звездное небо. Оно похоже на винтажное мамино платье из бархата, расшитое тысячей мерцающих бусин. Рука Каетано снова накрывает мою. Она холодная, как ледышка.

– Каи, ты же замерз! –  шепчу я. –  Прости, забирайся ко мне! – выпутываюсь из своего одеяла и приподнимаю край. – Скорей, не выпускай тепло!

Тихонько смеясь, он придвигается ко мне вплотную, и я тут же закидываю на его торс свою ногу, чтобы тот поскорее согрелся.

Как близко. Как мало одежды отделяет нас друг от друга: невесомая пижама из шелка и пижамные брюки...кажется, понимание этого приходит к нам одновременно. Выдыхаю, и моя неповрежденная ладонь опускается Каетано на грудь, а его рука ложится мне на бедро и начинает медленно двигаться наверх.

Смотрим друг другу в глаза, чувствуем обрывистое дыхание друг друга. Когда его губы накрывают мои, поцелуй наполнен нежностью и желанием успокоить. Не открывая глаз, я провожу подушечками пальцев по его виску и щеке, скольжу ниже к шее и снова возвращаюсь к груди. Когда я касаюсь его ребер под тугой согревшейся кожей, с губ Каетано слетает тихий вздох. И этот вздох эхом разносится по всему моему телу, разжигая уютно тлеющие угольки в настоящее пламя.

Сгибаю пальцы и веду ноготками по коже, которая вздрагивает и покрывается мурашками. Едва уловимо тело Каетано выгибается. В один миг наши прикосновения утрачивают нерасторопность и полусонную нежность.

Пальцы Каетано достигают кромки шортиков. Моя нога все еще перекинута через него, так что Каи обхватывает ее и, будто дразня, кусает меня за губу. Инстинктивно я вжимаюсь в него, пытаясь достичь того неуловимого, что со вчерашней ночи так жаждет низ моего живота.

Каетано разрывает наш поцелуй и влажными губами бредет вниз по моей шее к ключицам. Рука с длинными изящными пальцами музыканта ныряет под шелковую майку. С моих губ слетает рваный стон, когда согревшаяся ладонь накрывает мою грудь и уверенно сжимает. Губы Каи спускаются еще ниже к линии декольте. Мое сердце вот-вот выскочит прямо ему в руки. Ноющее чувство внизу живота становится практически невыносимым, заставляя меня выгнуться навстречу его соблазнительному сексуальному телу.

– Каи... – почти жалобно шепчу я, но даже не знаю, о чем прошу. Хочу, чтобы он унял этот невозможный жар.

Каетано отрывается от моей груди и вглядывается в мое лицо. Вспыхнувшее было беспокойство сменяется пониманием, и взгляд его темнеет буквально у меня на глазах.

– Каи, пожалуйста... – снова шепчу я.

В его глазах загорается нежность, и он снова склоняется к моим губам:

– Нас уже здесь нет.

Не отрываясь от моих губ, он поднимает нас с подушек вместе с одеялом и ставит меня на ноги лишь у двери моей каюты, чтобы пробраться внутрь как можно тише. Мы замираем у кровати в тусклом свете маленького ночника. Не разрывая зрительный контакт, Каетано спускает с моих плеч одеяло. Дрожащими пальцами я распускаю тесемку на его пижамных брюках, и он стаскивает их, оставшись в одних боксерах.

Мой взгляд зависает на выпирающем достоинстве. Это я его возбудила. Такая мысль придает мне уверенности, я снова поднимаю глаза на Каетано и снимаю с себя майку. Дыхание сбивается, когда он, тихонько зарычав, шагает ко мне, обнимает и опускает на кровать, накрывая своим телом.

– Ты такая сладкая, Ноа... – шепчет он мне в губы. Кожа к коже. Я вновь провожу пальцами по его ребрам и завожу руки за спину. Ласкаю его рельефные мышцы, обхватываю крылья-лопатки и, чуть дыша, очерчиваю контур его большого шрама, пока мои пальцы не зависают на границе боксеров. Все это время Каетано неотрывно смотрит на меня своими мутно-карими глазами из-под трепещущих ресниц, превращая мое тело в оголенный провод, готовый вспыхнуть в любую минуту.

Я сжимаю и разжимаю бедра, и это действие приносит мне хоть какое-то облегчение. Каетано склоняется к моей груди, и его челка приятно щекочет кожу, а потом... ох... его теплые мягкие губы смыкаются на моем соске. Я едва сдерживаюсь, чтобы в голос не застонать. Мучительно прекрасная пытка, от которой мое тело теряет всякий контроль.

Руки ныряют под резинку боксеров, и ногти впиваются в бедра. Каетано негромко выдыхает, но не отрывается от моей груди. Невольно, а может и нет, я подталкиваю Каи на себя. Чувствую его возбуждение через шелк своих шортиков. Ближе, еще... до боли закусываю губу и всем телом выгибаюсь навстречу ему с рвущимся на волю грудным стоном.

– Ноа...

– Ты меня с ума сведешь, черт тебя дери... – бормочу я, и Каетано вновь склоняется к моим губам, чтобы разобрать слова. – Я не могу больше, я...

– Ноа, я так хочу тебя! – перебивает меня его жаркий вздох. – Но я хочу слышать тебя, не хочу сдерживаться, боясь разбудить отца за стенкой. Хочу каждый миллиметр твоего прекрасного тела, – его рука смещает мою к своему достоинству, – ты это знаешь?

Я слабо сжимаю его член через ткань боксеров и из последних сил выдыхаю:

– Да...

Каи стонет мне в шею, запуская по телу электрический разряд. Хочу еще! Но не успеваю я стащить с него последний кусок ткани, как он решительно останавливает мою руку и зависает надо мной на локте.

– Дамы вперед, Ноа.

Не успеваю понять значение его слов, как он развязывает маленький бантик, и тонкий шелк покидает мое тело, оставляя полностью обнаженной. И снова эта восхищенная полуулыбка, от которой сердце пропускает удар.

– Каи... поцелуй меня?

Он вновь накрывает меня своим телом, но на этот раз я чувствую его всей собой. Целует в губы, но не дает углубить поцелуй. Вместо этого выкладывает дорожку из поцелуев по моей груди вниз по животу и... еще ниже.  Плечи плавно раздвигают мои колени, и его язык проникает прямо туда. Пара кругообразных движений, и он находит ту самую пульсирующую точку, что заставляет все тело биться в припадке возбуждения.

Каетано продолжает ласкать меня языком, а я выгибаюсь в спине, крепко стискивая зубы, чтобы не закричать. Ногти цепляются за простыню, а его пальцы неожиданно присоединяются к языку. Раздвигают половые губы и проникают в горячую влажную плоть.

– Каи...дьявол... Каи... да... да...  – горячо шепчу я и знаю, что он слышит. Свободная рука находит мою, перебинтованную, и я впиваюсь в нее вместо простыни.

Мои щеки пылают, возбуждение нарастает с каждым новым оборотом его языка. Каетано ускоряет темп, в моих глазах темнеет, тело вздрагивает и спустя мгновение рассыпается на миллиард осколков. Из горла рвется надломленный протяжный стон, который Каетано не успевает заглушить, поднявшись ко мне на локтях.

Я утыкаюсь носом в его горячую шею, продолжая дрожать, а он нашептывает мне бессвязные комплименты до тех пор, пока мое дыхание не выравнивается.

– Каи, моя очередь!

– Что?.. – расслабленно улыбается он, целуя меня в сонную артерию. Но я уже поднимаюсь на коленки и увлекаю его за собой. До последнего он меня не понимает, заключает в ладони мое раскрасневшееся лицо и склоняется к губам, а я храбро вдыхаю и хватаюсь за резинку боксеров.

– Ноа.

– Помоги мне? – прошу я, и он сдается. Стаскивает с себя черную ткань, и вот, мы оба, полностью обнаженные, стоим друг перед другом на коленях на смятой простыне. Обвиваю шею Каетано и прижимаюсь к губам, он покорно отвечает на поцелуй, обнимая меня за талию. Преодолеваю остатки смущения и пускаю ладони вниз, вдоль его прекрасного загорелого тела с забавным воздушным шариком на ребрах. Когда мои пальцы смыкаются на твердом внушительном члене, мы выдыхаем одновременно. Я начинаю плавные движения вверх и вниз и наконец отваживаюсь взглянуть на Каетано: ресницы подрагивают, губы ищущие мою кожу, приоткрыты, взлохмаченная челка спадает на лоб.

– Ты в моих руках, Каи, – не удерживаюсь я от шутки, тихонько шепча ее ему на ухо. Чуть крепче сжимаю его, он рычит и впивается ногтями в кожу моих бедер. Обводит их контур, поднимается к острым подвздошным костям и чертит двумя пальцами линию к месту, которое с новыми силами ноет от возбуждения. Медленно-медленно выводит первый круг, и мое «а-а-ах» звучит угрожающе громко.

– Теперь и ты в моих, Ноа, – с жаром выдыхает он мне в шею, слегка закусывая тонкую кожу.

Мы ласкаем друг друга в унисон, исследуя губами покрывающиеся испариной лица. В какой-то момент я приоткрываю глаза и замечаю в зеркале наше отражение. Два обнаженных тела, молодых и загорелых. Одно сильное и крепкое, с могучими лопатками, похожими на крылья, другое маленькое и изящное, они смыкаются и размыкаются, подвластные движениям рук. Точно волны.

Это прекрасное зрелище разрывает во мне остатки самообладания, и я ускоряю темп. Каетано, зарычав мне в шею, следует моему примеру. Я обхватываю его за плечи, чтобы не упасть, а он наматывает на кулак мои спутавшиеся волосы и приятно оттягивает их, чтобы я могла запрокинуть голову, а он протолкнуться языком мне в рот.

Мы прижимаемся друг к другу практически вплотную, а наши руки движутся наперегонки. В какую-то секунду член в моих руках будто вздрагивает, Каи стонет и хочет дернуться куда-то вбок, но я уже на грани, часто-часто хватаю губами воздух, и он мгновенно улавливает мое состояние. Несколькими сильными и быстрыми оборотами пальцев он доводит меня до разрядки. Мне хочется кричать, оргазм волнами проходит через мое тело, и я заглушаю свой стон губами Каетано. Обмякаю в его руках и даже не замечаю, что мои рука и коленка мокрые.

Мы не выпускаем друг друга до тех пор, пока дыхание не выравнивается, а дрожь в телах не утихает. После, Каетано смывает с меня следы своего оргазма в маленькой ванной, и, так и не одевшись, мы ложимся на мою кровать.

Болтаем ни о чем, а кажется, будто обо всем на свете. Я рассказываю о нашем детстве с Ноем, Люции и ее трудном характере с добрым юмором, а Каетано вспоминает каникулы у бабушки и дедушки в Греции.

Слежу, как он расправляет на своей груди мои длинные золотистые локоны, как скользит по ним своими выразительными умелыми пальцами, слушаю его тихий шепот и даже не замечаю, как проваливаюсь в счастливую дремоту. Будит меня нежный шепот возле уха.

– Ноа, я ухожу к себе. Прости, что разбудил. Не хотел, чтобы ты проснулась и не нашла меня. До завтра.

– Если мне все это приснилось, Каи, будешь должен, – бормочу я, отворачиваясь к стенке.

– Если это сон, детка, завтра я дам тебе тысячу...

💙

Присоединяйтесь к моему тг-каналу Krauze's Base ! Там много визуала и историй о моем творчестве!

💙