Мне было тринадцать, когда мама умерла. Наверно, то был единственный случай, над которым деньги не возымели власти. Ведь рак не выбирает свою жертву, его не могут вылечить даже все деньги мира.

Мои родители познакомились на острове Капри, когда обоим было по восемнадцать. Папа отмечал мальчишник своего лучшего друга, мама прилетела из Швеции на каникулы с подружкой. Их встреча произошла на высоте тринадцати метров на кресельном подъемнике на пути к Монте Саларо. Папа спускался и фотографировал потрясающие виды Анакапри, а мама поднималась и попала в его кадр. Это точно была любовь с первого взгляда, ведь папа дожидался ее внизу, а потом проник на катер, на котором приплыла мама вместе с экскурсионной группой. А когда гид прокричал о приближении к Фаральони ди Фуори, второму из трех скалистых сыновей острова Капри, у папы в голове уже был план.

Давняя традиция гласила, что когда влюбленные проплывают под аркой, образованной в скале морем за долгие годы, нужно непременно поцеловаться, чтобы быть вместе навсегда. Собственно, это мой самоуверенный папочка и провернул, за что мама столкнула его за борт. Но при этом она улыбалась.

Они спорили всегда и обо всем. Спор приносил им обоим истинное удовольствие, ведь только друг с другом они могли по-настоящему отвести душу. Говорят, в споре рождается истина. Они называли своей истиной нас, своих детей. Ноя и Ноэль... Мама подарила нам густые золотистые волосы идеального медового оттенка, а папа – загар истинных испанцев, веснушки и карие глаза.

Именно этими глазами я теперь наблюдаю за игрой солнечных бликов в воде бассейна. Карла полусонно вздыхает, а я лениво потягиваюсь и сажусь на шезлонге.

– Поверить не могу, что завтра в это самое время мы будем сидеть на уроках. Все, лето закончилось. Предпоследнее свободное лето. – Карла со скорбным видом прикладывается к бокалу персикового сока, в который мы, незаметно от Люции, подмешали игристого, чтобы получить Беллини. – Прокатимся ночью? Стащу у мамы ключи от кабриолета.

Мои губы расплываются в хитрой улыбке. Карла продолжает:

– Спустимся к морю, напьемся шампанского, отметим окончание прекрасного лета... проводим закат.

– Проводить точно не успеем, папа устраивает ужин для какого-то друга и его деток. – Я хмуро гляжу на расплывчатую полосу горизонта. – Сегодня вечером у меня, судя по всему, будет роль няньки. Но я постараюсь отвязаться от этой мелюзги как можно раньше. Надеюсь, спать они ложатся в девять. Тогда я спихну их на Люци. И пока она будет читать им «горшочек меда», я сбегу.

На лице Карлы застыл практически нечеловеческий ужас. Она бы никогда не согласилась нянчить чужих детей бесплатно и добровольно. Но я не могу отказать папе. Не могу просить у него за это новое платье или босоножки. Так нечестно. Мы пережили необъятную потерю и теперь навсегда стоим плечом к плечу.

– Сколько же им лет?!

– Понятия не имею. Но лучше бы мне освежить в памяти диалоги о Китнисс Эвердин и Гарри Поттере. – Ухмыляюсь я, подливая еще вина себе в сок.

– Лучше научи их чему-то полезному, – Карла хихикает себе в бокал и вновь вытягивается на послеобеденном солнышке в своем красном, как тряпка тореадора, купальнике. Карла Рейна Аурелио-Лурдес – чистокровная испанка. Разбуди ее с похмелья, и она без запинки выложит свою родословную до десятого колена. У нее черные глаза-вишни, густые ресницы, лихо закрученные к облакам, и кудри до поясницы, точно смола, блестящие на солнце. Кожа золотистая, язык острее клинка, а голос звонче колокольного перезвона. Самая близкая моя подруга. Она знает и понимает гораздо больше, чем показывает.

Когда приезжает папа, Люция уже поднимает на уши весь дом. В кухне стоит такая дымовуха, словно в ней разом раскурили с десяток кальянов, на террасе в патио гремят приборы и тарелки, официанты накрывают стол на пятерых. Меня трижды отправляют переодеваться: «шорты? Пресвятые плотники, я подумала, это трусы», «ты своим декольте ракушки ловить собралась?», «Серьезно? Шелковое платье? А почему сразу не пижама?».

В результате я оказываюсь застегнута в полосатый комбинезон выше колена, а мои волосы заплетены в дурацкий колосок, чтобы быть с мелюзгой на одной волне.

Мы с папой сидим на верхней ступеньке зеркальной лестницы и целимся друг другу в рот «эмэндэмсом» под нервный тик прилизанной Люции в чистом белом платье на пуговках. Гости опаздывают, так что папа успевает рассказать о своей последней деловой поездке в Барселону. Как раз там он и встретился с приглашенным сегодня другом, на чьем мальчишнике был, когда познакомился с мамой. Они много лет не виделись, но по-прежнему остались на одной волне.

Пока папа воодушевленно рассказывает мне о своей молодости, я изучаю его лицо и не скрываю своего восхищения. Какой же он у меня молодой, красивый и умный! Его светлые волосы еще влажные после бассейна, а глаза задорно блестят. Ему даже сорока нет, а он входит в сотню богатейших людей Испании! Его рестораны получают одобрение критиков и звезды Мишлен, а номера в отелях забронированы на месяцы вперед.

Но при этом он остается самым добрым, веселым и просто самым лучшим папочкой на свете. От избытка чувств я крепко прижимаюсь к его груди, а он звонко целует меня в макушку.

Шорох колес на подъездной дорожке обрывает нашу идиллию, папа спускается вниз, а я набираю полную грудь воздуха, очевидно рассчитывая вдохнуть еще ворох нервных клеток. Спустившись на одну ступеньку ниже, уже могу разглядеть статного высокого мужчину в светлых брюках и небесно-голубом поло, который радостно хлопает моего папу по спине. Он поднимает на меня свои темные улыбающиеся глаза, и я как вкопанная замираю на полпути, перестав улыбаться. Люция взмахом своего полотенца призывает меня подойти к гостям, но я могу лишь рефлекторно вцепиться в перила. Ведь следом за отцом в стеклянные двери заходит Фабиан.

А точнее, два Фабиана...

– Раймонд, познакомься, это Ноэль, моя красавица дочка! – папа широким жестом указывает в мою сторону, но я вижу, как при этом дрожит его рука.

– Копия мамы! Такая, какой я ее запомнил... – сочувствующий вздох. – Ну а вот мои парни, – улыбка, и Раймонд отступает на шаг. При этом в его лице отлично просматривается гордость за своих сыновей. – Фабиан и Каетано.

Итак, их действительно двое. И они не просто братья, они – близнецы...

Я стою на вершине лестницы и не чувствую своих ног. Не могу даже шага ступить.

– Вот это да! Уже такие взрослые! Рад, очень рад! Вы уже пьете в обществе своего отца? – папа отчаянно пытается спасти положение. – Может быть, пройдем на террасу? Все уже готово для барбекю, мы можем приступить к обжарке стейков. А моя дочь присоединится к нам чуть позже.

Папа бросает короткий взгляд на Люцию, но это и не нужно, она уже и так двигалась в мою сторону.

– Я хочу побыть одна. – Выдыхаю я, и у меня в горле что-то булькает. Срываюсь с места и несусь по галерее в свою спальню. Больше ничего не помню. Когда прихожу в себя, подушка насквозь пропитана слезами. Отрываю от нее голову, что весит теперь целую тонну. Не хочу смотреть на свое отражение, но взгляд невольно цепляется за стеклянную раму. Слезаю с кровати, подхожу к зеркалу, лицом и руками прижимаясь к человеку по ту сторону. С убранными волосами я похожа на него, как две капли воды. Ной и Ноэль. Мы были не просто сестрой и братом, мы были близнецами, двойней, если говорить по-научному.

Его убили через полтора года после смерти мамы. Нам было пятнадцать, мы с Карлой и Лукасом возвращались из кинотеатра в Бенидорме. Сбежали от водителя, потому что хотели побродить по ночному городу в одиночку. Свернули не туда. Потерялись. К нам с Карлой пристал пьяный незнакомец. Он шлепнул меня по заднице, сгреб в охапку и потащил в неосвещенный тоннель. Лукас и Ной набросились на него вдвоем. Все произошло очень быстро. В темноте сверкнуло острое лезвие и дернулось вправо.

Тот ублюдок не понимал тогда, что убил сразу двоих. Невидимое лезвие пронзило и меня. Навсегда половинка. Близнец-одиночка. Говорят, когда умирает один, второй очень быстро гаснет следом. Но я вот... выжила.

Нервно растираю запястье, силясь унять невозможный зуд. Ведь там, под татуировкой «Una Vida» скрывается моя неудавшаяся попытка отправиться следом за своим близнецом.

Последние два года я живу за двоих, как никогда бы не жила, будь я целой, а не половинкой. Вчера случилось лучшее приключение в моей жизни, последствия которого сегодня выбили из меня дух. Исчезнувшая ямочка на щеке, появившаяся щетина и веснушки, потемневшие глаза. И как же я не догадалась, что повстречала близнецов? Фабиан спустил меня с барной стойки, Каетано спас от полицейского и отвез на мотоцикле домой. Один из них вернул мои босоножки. Оба сидят теперь в патио с нашими отцами.

Люция стоит под дверью, я знаю. Она не постучит и не войдет, просто будет терпеливо ждать, когда я справлюсь. А я справлюсь.

Она ласково треплет меня по плечу и расплетает потрепанный колосок, когда я молча обнимаю ее за талию. Завившиеся волосы рассыпаются по плечам.

– Рано или поздно я бы все равно встретилась с близнецами. И не была бы к этому готова. – Шепчу я и позволяю последней слезинке сбежать по щеке.

Не хочу портить папе вечер, так что натягиваю на лицо улыбку и выхожу в патио, уютно освещенное золотистыми лампочками, что развешены на кустах граната, гибискуса и туи.

Папа и Раймонд во всю хлопочут у летней кухни. Близнецы сидят в плетеных креслах перед чашей с огнем. Взрослые мальчики, нет нужды развлекать их. Киваю папе и ухожу в дальний конец террасы к большой и мягкой качели, на которую забираюсь вместе с ногами. Раскидистые лимонные деревья создают живую крышу, а вплетенные в их листву маленькие огоньки источают покой.

Мое одиночество длится не долго. Один из близнецов, на нем – персиковое поло, огибает качели и нерешительно улыбается.

– Привет.

Я молча поджимаю под себя ноги, уступая ему место. Он садится ко мне вполоборота, и качели чуть сильнее раскачиваются. Ветерок доносит до меня слабый аромат сидра.

– Что же, будет правильным познакомиться еще раз. Я – Фабиан.

– Ноэль.

Протягиваю руку и он мягко пожимает мои пальцы. Сердце летит кувырком, стоит мне поднять на него глаза. Да, он все так же невозможно хорош собой, а цвет поло идеально подчеркивает загар на мускулистых плечах.

– Хочу извиниться за моего брата. – Тихо и серьезно произносит Фабиан. – Каетано частенько забывает, что он не я, и прикрывается моим именем ради собственной выгоды. Ваша домоправительница передала тебе коробку?

– Я чувствовала, что это был ты. – Вырывается у меня. – Прости за этот цирк, просто я...

– Не извиняйся. С твоей ногой все в порядке?

– Она не помешает мне потанцевать с тобой, Фабиан. – Впервые зову его по имени.

Смотрю, как уголки губ ползут вверх, а на щеке появляется ямочка. И в это же мгновение вспоминаю, что он такой не один.

💙

Делитесь своими впечатлениями о главе в комментариях! Они мотивирую автора и поднимают настроение! И, конечно, не забывайте присоединиться к моему телеграмм-каналу Krauze's Base!

💙