Звук моего сиплого дыхания отбивался от зеркала, перебирался к задней стене и возвращался к моим ушам.

Скука - самый главный враг и друг человечества. Она способна поглотить человека, надвигая на самые странные мысли - от вопросов "а что, если..." до будоражащих разум поступков. Сколько людей, совершивших ограбление или, того хуже, убийство, не имели при себе значимых поводов.

Так же, скука, как и лень, - двигатель прогресса. От скуки ученый может изобрести что-то стоящее или что-то очень важное.

Но опустошение, потеря всего спектра чувств и эмоций - куда страшнее. Хуже быть не может ничего. Ведь ты даже не можешь почувствовать ту навязчивую скуку!

Теперь я понимаю, почему Лестер из параллельного класса повесился, когда его бросила Зои, его девушка, с которой он встречался на протяжении трёх лет. Он опустошился, потерял веру в любовь и во все остальное.

Но такой страшный и суровый народ, как взрослые, посчитали его поступок до мозга костей глупым и нелогичным.

- Мамочка, забери меня отсюда, - мои руки сильнее сжали колени, а сам я мелко задрожал.

Руки и ноги давно онемели, а позвоночник свело. На глаза наворачиваются слёзы.

«Мужчины не плачут!» - твердил мой ныне покойный отец, который бросил нас с матерью.

Помню, как мама травила байки, когда я спрашивал - куда же делся папа? Например, «Он пошёл пешком к луне» или «Папочка очень устал на работе и решил отдохнуть, ты не заходи в его комнату».

Мне тогда было лет шесть. Мелкие конфликты медленно, но верно перерастали в ссоры, а затем - в скандалы.

Всё дошло до того, что отец спал в отдельной спальне - на первом этаже. Когда он уходил из семьи, он громко гаркнул на весь дом: «Ну и оставайся со своим сумасшедшим сыном!».

До сих пор передо мной стоит сцена: смутное лицо папы, будто бы размытое и потерявшееся в тёмных дебрях коридоров моей памяти. То, что он пытался сделать - тогда мне было неизвестно. Но, когда я стал более взрослым и самостоятельным, я понял. Понял, что мой родной отец пытался убить меня.

Посредством нехватки воздуха. Он пытался прислонить мягкую белую подушку к моему лицо, закрывая мой нос и рот, поставив преграду между мной и... жизнью.

Я громко кричал, бился в истерике, пока на мои крики не прибежала мама и дядя. Дядя, брат моей мамы, был мужчиной коренастым и сильным.

Он оттащил моего отца и вдарил ему в челюсть. Я же, дрожа, как осиновый лист, с вуалью, пеленой перед глазами, лежал на руках у матери. Она судорожно трясла меня за плечи, приговаривая что-то невнятное. На её глазах наворачивались слёзы.

Затем перед глазами всё начало двоится. Я уж подумал, что теперь у меня будет две мамочки, которые будут возиться со мной. Да уж, в свои четыре года я имел огромное самолюбие, которое резко упало с огромным треском вниз, когда в тринадцатилетнем возрасте мне отказала девушка.

Грязные, слипшиеся светлые волосы небрежно спадают мне на лицо. Отросшая за эти месяцы чёлка спадала на глаза. Мама говорила, что если я буду так ходить - моё зрение ухудшится.

Я беспрекословно слушался её, стабильно ходил в парикмахерскую по ту сторону улицы к мисс Райт каждые две недели.

Но в этом месте... нет ничего, кроме меня, этого зеркала, которое не показывает отражения и четырех, бесконечных, стен. Они, как земной горизонт, - вроде бы есть край, но его нет.

Однажды я решил найти выход. Просто встал и пошел, куда глаза глядят. Я был полностью уверен в своих действиях, даже несмотря на множество опровержений.

После долгих мучений и петлений по невидемым катакомбам этого места, я вернулся обратно. Я ведь точно помню, что не шёл кругом!

- Всё будет как прежде, - одинокая слеза прокатилась по моей бледной щеке. - Я вернусь к тебе, мамочка... обязательно.

Мой дрожащий голос слышался настолько трусливым. Я выглядел точно как маленький испуганный ребёнок.

Я поднял свой взгляд на зеркало. Блик из ниоткуда, яркий свет резанул по глазам.

Необъяснимое явление, которые предстало к моим глазам: зеркало, прежде даже не тронутое мной, начало светиться, излучать тепло и... материнскую ласку.

Не знаю как, может я уже свихнулся, находясь здесь один. Может, всё это время, что я видел - это была лишь иллюзия, а я нахожусь в коме?

Но звук всхлипов моей матери всё опровергает. Её силуэт виден мне. С каждой секундой, всё чётче и чётче.

Её блондинистые волосы были неаккуратно подстрижены, а ясно-голубые глаза зажмурены. В руках она держала то, что никогда бы я не подумал увидеть у неё.

- Мой миленький Саймон, ты... я... прости меня! - дрожащими руками она пытается горизонтально провести лезвием по запястью.

Ком в горле будто всё растёт и растёт, глаза слезятся с удвоенной силой. Впервые вижу свою маму в таком состоянии. Взлахмоченные волосы, которые раньше она всегда держала в порядке. Бледная, словно у мертвеца кожа, которая раньше была бархатистой. Тёмные-тёмные круги под глазами мешковитого вида.

Даже одежда: старомодная белая футболка, потёртая временем и настолько грязная, что больше походит на серую. Свободные штаны коричневого цвета, которые тоже, наверняка, не видели стиральную машину несколько месяцев, а то и больше.

Мои губы дрогнули, видя всю эту картину. Что же стало с тобой, мамочка?

Лезвие со звонким звуком падает на холодный кафель. Рыдания матери усиляются, она судорожно дергается и даже не пытается сдержать громкие всхлипы.

- Мама, мамочка, я здесь, - я подползаю к зеркалу и ставлю свою исхудавшую руку на зеркало. Истощенные глаза обводят взглядом некогда опрятную ванную.

Всё тот же кафель, поставленный ещё в девяностых годах - тогда родители и въехали в этот дом. Небольшая приванная тумбочка, с белесым цветом. На ней вразброс поставлены крема, которые скорее лежат и выдавливаются; упаковка ватных дисков и выдавленная до максимума зубная паста.

Мама не реагирует на меня. Её вид вызывает у меня жалость, заставляя вспоминать лучшие моменты из жизни - мой десятый день рождения, когда мама подарила мне машинку на отдаленном управлении; когда я получил долгожданные "сто" баллов в тесте по математике, а мама за это отвела меня в Диснейленд. Мне тогда было лет одиннадцать. Или двенадцать?

- Мама! - я истерично ударил ладонью по поверхности зеркала. - Мамочка! Мама... - с каждой буквой мой голос становился всё тише.

Мама не реагировала. Она не слышала меня. Совершенно.

- Мам, не... не игнорируй меня, - мой голос содрогался, стало трудно дышать, - пожалуйста.

Наверняка моё завывание было слышно на всю эту бесконечную пустыню. Чувства рвались наружу: от надежды на спасение, до отчаяния, все они переполняли меня. Мне было до жути больно, что моя родная мать не слышит меня, не говорит со мной, является простым отражением. Или это я? Может, это я являюсь отражением?

- Ну почему... почему именно ты, мой мальчик? Ведь ты ничего плохого не сделал! - мама повысила тон. - Ведь ты всегда был добрым парнем! Почему Бог забирает лучших?!

Я не сразу вник в слова матери. Последнее предложение разрушало мой мир, вплоть до твердого фундамента в виде воспитания от Сьюзен Гриллфорд, которую я с гордостью зову "мама".

Так я умер? Это мой личный ад? Или, всё же, рай?

Я всегда был ненавистником одиночества. Мой круг друзей был весьма обширен.

Но настоящих, верных друзей было мало. Лиам, Рональд и Хэйзелтон. Лишь эти трое парней смогли подружиться со мной по-настоящему. Хотя, последние двое в последнее время заставляли меня подозревать в не самых лучших мыслях...

На личном фронте у меня не очень везло. Я искал ту самую, единственную. Похожую на куклу, с милым голоском как у певчей птички и с веселым чувством юмора.

Мои стандарты красоты росли из самого детства, обрастая всё новыми и новыми деталями по мере моего взросления и созревания.

- Нет, мамочка, это неправда! - я подполз ближе к зеркалу и уже сжимался практически всем лицом. - Фальшь, обман, ложь! Клевета!

- Но ты уже никогда не вернешься, сколько бы я не плакала, - сквозь рыдания вымолвила мама. - Ты всегда говорил, что у тебя очень сильная мамочка. Это неправда, сынок... я слабачка.

- А-а-а, прекрати! Не говори так! - я плотно закрыл уши своими ладонями, издавая тихие всхлипы и редкие завывания. - Это фарс! Всё это - мираж! Я... я скоро очнусь в своей кровати!

- Милый, если ты видишь меня оттуда, то прости свою непутевую мать! Я, наверное, была просто ужасной матерью, которая не смогла дать тебе мужского внимания!

- Нет, мама, - моё тело начало раскачиваться. - Нет, мамочка, ты просто отличная... ты научила меня многому. Ты лучше всех!

Моя мама - самый дорогой человек на свете. Добрая, ласковая и такая проницательная. Я так рад, что она моя. Что именно она взрастила меня, носила девять месяцев у себя в утробе, а затем - восемнадцать лет у себя на шее.

- Милый мой, сыночек, Саймон, я иду к тебе, - она вновь взяла лезвие в левую руку. - Да... мамочка отмолит все свои грехи... мамочка защитит тебя от напастей.

- Нет, мам, живи! Живи, мамочка, ты не достойна смерти! - начав нервно колотить рамку зеркала, громко крикнул я, в надежде, что меня услышат.

Случилось то, что я не смел ожидать. Случилось самое настоящее чудо. Мама меня услышала. Она медленно подняла голову, смотря на запотевшее от влажности в ванной зеркало прямо над раковиной. По ту сторону, оно наверняка было грязным и с уймой разводов.

Мамин взгляд с легким испугом и удивлением разглядывал зеркало. Она встала, медленно перебирая размякшие ноги.

- Милый... это ты? Или я начинаю сходить с ума? - её губы дрогнули в улыбке.

- Мама. Мамочка. Пожалуйста, не умирай! Ты не будешь счастлива, и я не буду счастлив! - всхлипнув, изрёк я. - Т-ты должна жить. Именно ты, должна прожить долгую жизнь! Я умер, меня не вернуть. Но ты жива, мамочка!

- Д-дорогой?.. - она ошарашенно оглядела зеркало. - Хорошо, Саймон! Только расскажи, тебе там хорошо? Ты в раю, да? Конечно же ты в раю, как же может попасть такой человек, как ты, в ад, - издав нервный смешок, сказала мама.

- Да, мам, мне тут хорошо, - соврал я. Как мне может быть хорошо, если я тут совершенно один?

- Отл... - её голос исказился, и я его не слышал сквозь "помехи".

- Мама? - тихо позвал я. Конечно же, мне никто не ответит.

Зеркало вернулось в прежний вид.
На душе стало тягостно, будто бы огромный булыжник привязали к моему сердцу и оно падает, пытаясь сдержаться.

Мой мозг отключился уже тогда, когда мама назвала меня покойником. Ну, формально.

Никогда ранее не было так тоскливо. Я скучал по доктору Смиту, к которому на сеансы ходил на протяжении восьми лет - начиная с девяти лет и заканчивая семнадцатью годами. Я скучал по гулянкам до одиннадцати с друзьями и просто знакомыми из школы, я скучал по веселым урокам мистера Беннингтона по музыке.

Да я даже скучал по тем самым скучным урокам по истории от миссис МакКоу!

Вернуть бы те славные деньки, когда я был человеком...