Когда я открыл глаза, я сразу же понял, что находился в очередном кошмаре, который хотел меня свести с ума ещё больше. Однако сон был такой реалистичный, всё так живо выглядело, что я постепенно начал в этом сомневаться. Может, это просто безумие? Или отчаяние?

Однако то и другое заполнило мою душу, когда я увидел перед собой маму. Её русые волосы, цвет которых достался мне, были растрёпаны и спутаны, будто бы ими хорошо потёрли по подушке, красное лицо покраснело и опухло от слёз, больные глаза, в которых читалась страдания души, немые крики из-за утраты, бесконечная боль за гибель родителей, которых она так любила и уважала и из-за которых потеряла всякий смысл жить.

Со мной могло бы случиться то же самое, если бы я жил в нормальной семье, в кругу любви и спокойствия, заботы и счастья. Но этого не было из-за отца. Он всегда всё портил, рушил нашу жизнь, ломал наши сердца, избивал нас, не понимая того, что это его бы не спасло от безработицы, от его самого. Монстр, этот моральный урод, всегда жил в отце, делал его таким, каким он был — жестоким, беспощадным, ужасным. Делал его человеком бездушным, неспособным на тёплые чувства. И я всегда боялся его. А это чувство превратилось в постоянный страх, который я испытывал ко всему, которой сделал из меня труса.

Вот такая вот жестокая судьба выпала на мою долю, и никакой сарказм и глупые шуточки от этого меня до сих пор не спасли.

Ужасная боль прожгла сердце, когда я увидел, как несколько слёз прокатилось по щеке мамы, как она уткнулась лицом в ладони, не в силах сдержать страдания. Чувствуя, как бесконечный океан печали и отчаяния разливался в душе, я кинулся матери не шею, чуть ли не повалив её со стула, и зарыдал ей в плечо. Я плакал для того, чтобы избавиться от боли, которая терзала сердце, от воспоминаний, которые ломали меня, от той тяжёлой ноши, которую я носил каждый день с тех пор, как превратил сначала маму, а затем и отца в монстра.

— Я люблю тебя, мама, — тихо шептал я ей в ухо, когда она медленно гладила меня по голове, словно не понимая происходящее. — Очень сильно люблю.

И это было правдой. Ведь я каждый день вспоминал маму, вспомнал семью, вспоминал ту жизнь, которая была у меня и которой в то же время не было. Я вспоминал это, проматывая все события в голове, всё равно вспоминал, как бы не старался избавиться от этого, от этой памяти и боли.

— Я тоже, — надломленным голосом прошептала женщина, с любовью целуя меня в макушку, пока я плакал в её плечо, не в силах сдержать боль.

И так бы мы и сидели на кухне, рыдая друг на друге, если бы я вдруг не услышал щелчок открывающейся двери. Мурашки пробежали по коже, когда я подумал, кто это мог быть.

Отец.

Явно злой, потому что другим он просто и не бывал. И от этого я почувствовал страх, медленно зараждающийся в глубине души, страх, который я пытался в себе подавить, как и всё то, что причиняло мне боль и невыносимые мучения. Быстро отскочив от мамы и, прежде чем уйти в коридор, я заметил её страдальческое лицо с полными сожаления глазами, которые так и молили меня остаться вместе с ней, но уже через секунду я был около двери, встречая своего отца. Отца, который умер в реальности всего несколько часов назад. И это казалось жутким, а сон кошмарным.

Как только Роберт вошёл, он в гневе бросил сумку на пол, отчего та чуть ли не развалилась, ударил кулаком об стенку, пытаясь выпустить злость, пока его сверкающие тёмно-зелёные глаза не наткнулись на меня, объекта, на котором тоже можно было выпустить пар.

— Чего вылупился?! — брызжа слюной, прорычал отец, крепко сжимая кулаки и полностью поворачиваясь ко мне лицом и телом. — Хочешь получить по заслугам?!

Сердце в груди бешено стучало, я весь сжался, когда над моей головой занёсся кулак. Мгновение — и он был меня раздавил, избил бы, как это делал все годы, но в этот момент он вдруг задёргался, его глаза закатились, на шее и руках вздулись вены, покрываясь чёрно-фиолетовой кожей, изо рта полилась кровавая пена. Руками Роберт начал разрывать на себе одежду, не в силах справиться с тем безумием, которое накатило на него...

Но я даже не касался его.

Мои пальцы были нормальные, не чёрные, не такие, с помощью которых я мог сотворить ужасные вещи с человеком, они были такие же, как у всех, приятного розоватого оттенка. Это было для меня даже как-то непривычно, но я знал, что у меня всегда были такие пальцы, пока я не очнулся в больнице после пожара в лаборатории.

Отец кинулся...нет, не на меня, а на маму. Он помчался на кухню, визжа как дикий зверь, как сумасшедший, и прыгнул на мою мать прежде, чем я успел что-либо сделать, как-либо её спасти. Истошный крик женщины заполнил квартиру, когда монстр вонзил свои клыки ей в шею, и кровь окрасила пол.

Ужас был слишком силён, а боль невыносима: видеть второй раз смерть родителей, которые убивали друг друга и меня всю жизнь, не принося никакого счастья, никакой любви. Я не смог удержать крик (даже не буду просить у вас прощения, ибо я не достоен его). Крик отчаяния, крик безумия.

Он вырывался из груди даже тогда, когда я проснулся от кошмара. Кровавые картинки убийства начали медленно таять, уступая место ночному пейзажу, красивому чёрному небу, утыканном яркими далёкими звёздами, высоким деревьям, чуть прикрывавшим желтоватую луну, лесу, который окружал меня со всех сторон, ребятам, которые мирно спали вокруг почти угасшего костра, в котором временами ярко вспыхивали угли.

Тишина вокруг стояла бы идеальная, если бы не храпение десертов. И внезапный хруст ветки. Я обернулся на звук и увидел белые волосы Ванессы, которые будто бы светились в темноте ничуть не хуже, чем луна. Они казались волшебными, полными тайн и изяществ, магии и красоты, которой позавидовал бы каждый. В том числе и я. Серебристые глаза подруги встретились с моим испуганным после кошмара взглядом. Любая девушка на её месте сейчас бы кокетливо улыбнулась, но не Ванесса. Она всего лишь нахмурилась, словно какая-то неприятная мысль посетила её голову. Может, она думала о той невидимой связи между нами, которая другими словами называлась любовью?

Какой вздор! Я, жирный, никчёмный, трусливый парень, и эта очаровательная, смелая, строгая девушка, как Ванесса? Да ни о какой любви тут не могло быть и речи!

Однако что-то заставило меня поднять свою задницу с земли и направиться в сторону подруги. Я старался как можно тише ступать по траве, но противные ветки и кусты всё равно нарушали тишину, будто бы разрывали её в клочья. Интересно, что вообще Ванесса делала в это время и не спала? Но потом я вдруг вспомнил — она ведь согласилась на дежурство, чтобы следить за тем, чтобы никто из животных или из наших преследователей не напал на нас. Лес всегда был опасен, его стоило остерегаться, особенно таким бедным беглецам, как мы.

Рукой придерживая ствол дерева, девушка стояла, выпрямив спину и выглядя при этом как настоящая королева. Её белые волосы были аккуратно уложены на плечи, казалось, что они были даже расчёсаны и недавно вымыты (наверное, она потрудилась себя украсить перед тем, как бежать, потому что когда ещё нам выпадут шансы помыться?). Платье явно было новое, почти что не грязное, только подол юбки немного позеленел от листьев.

Я с неприкрываемым восхищением любовался её острым профилем лица, изящными пухловатыми губами приятного розового цвета, тонкими, но сильными руками, мягкими круглыми плечами, такими, до которых так и хотелось докоснуться (но я удержался от этого).

— Красиво, правда? — тихо спросила Ванесса, и на мгновение мне показалось, что она спрашивала о себе (чему бы я очень удивился), но вопрос относился к луне, ярко светящей на ночном небе.

— Ага, — еле выдавил из себя я, весь смущаясь от такой близости с девушкой и чувствуя её тепло.

— Теперь ты узнал всю правду, — с какой-то грустью в голосе сказала она, покачав головой и посмотрев мне в глаза. Я с трудом удержался, чтобы не отвезти взгляд, а вглядеться в эти прекрасные, серебряные очи. — Как и все дестеры. И от этого мне страшно. Не будете ли вы теперь ко мне относиться как к какому-нибудь предателю?

Я удивился. И подумать не мог, что подруга могла чего-то бояться! Однако я согласился с ней — потерять доверие друзей, которых она так отчаянно пыталась спасти, это очень страшно. Всё мы этого боялись, даже если этого не признавали себе.

— Слушай, это совершенно глупый страх, могу с уверенностью тебе это сказать, — непринуждённо улыбнулся я, чувствуя неловкость во всём теле. — Поверь мне, потому что я много чего боюсь, и, как профессионал, я знаю точно, что этого бояться не нужно. Мы всегда будем преданы тебе и неважно, что ты всего лишь племянница нашего злейшего врага.

— Правда? — губы Ванессы дрогнули в еле заметной улыбке, глаза засверкали в лунном свете.

Я бы никогда не подумал, что она могла бы нуждаться в поддержке, что в чём-то сомневалась, тогда как это она нас всегда поддерживала и отгоняла любые сомнения. И что же теперь? Она столько пережила, столько всего вынесла, а сейчас в чём-то боится, что, в принципе, никогда не могло произойти.

— А ты разве мне не доверяешь? — задавая этот вопрос, я чувствовал себя как какой-нибудь мачо или Том Круз, который легко флиртовал со всеми девушками и всегда выкручивался из всех сложных ситуаций. — Просто я тебе да.

— А ты мне доверяешь из-за дружбы или из-за любви? — спросила девушка, на мгновение блеснув глазами и тут же опустив их вниз, чтобы скрыть за волосами.

Я был в шоке. И это ещё мягко сказано. Даже слишком мягко. Непонятное чувство негодования и восхищения разливалось в груди, заполняя её до краёв, страх сменился отчаянием, отчаяние — тревогой, тревога — надеждой. Я надеялся на любовь, на эту странную силу, ощущение, о котором писали в книгах все великие и современные писатели.

Но кто знал, что эта надежда оказалась самой роковой ошибкой.

— Что? — дух перехватило от слов подруги, во рту всё пересохло от волнения, сердце бешено стучало, как зверь об клетку.

— Я давно заметила, как ты смотришь на меня, — продолжила Ванесса, подняв глаза, и со свойственной ей решимостью посмотрела на меня. В груди всё сжалось. — Я будто бы читала твои мысли, пока не поняла, что это мои собственные, что я тоже испытывала какие-то странные чувства по отношению к тебе. И, знаешь, меня это немного тревожит.

— Потому что и так есть чем заняться, а любовь только всё усложняла? — хорошо зная подругу, догадался я, поржаясь тому, как вполне легко мы говорили о таком разностороннем понятии, как любовь.

— А ты оказался умнее, чем я думала, — Ванесса смущённо улыбнулась.

Улыбнулась, чёрт возьми. Да это надо было отпраздновать! Закатить пир на весь мир!

Правда, она и до этого улыбалась, но сейчас эта улыбка была другая, какая-то непонятная, таинственная, волшебная, искренняя, показываяющая её настоящие чувства, которые исходили из глубины её сердца. И от этого я впал в ступор ещё больше. Что с нами не так? Или это всегда происходило, когда между двумя людьми возникала связь?

— Да, я не дурак, — рассмеялся я, чтобы хоть как-то избавиться от волнения и сбавить напряжение во всем теле.

— Почему ты смеёшься? — нахмурилась девушка, отчего мне тут же пришлось принять более серьёзный вид, но это было сложно: меня буквально распирало от неведомых мне чувств и волнений.

— Я не знаю, почему я смеюсь, — покачал я головой, нервно поправляя свои уже отросшие русые волосы, чтобы хоть как-то выглядеть покрасивее. — На самом деле, я чувствую себя ничтожно.

— Ничтожно по сравнению...со мной? — выдохнула Ванесса, в каком-то удивлении посмотрев на меня, желая заглянуть в мои глаза как можно глубже, чтобы увидеть мою душу, сердце, что так отчаянно требовало любви, ведь я практически и не знал, что это такое.

— А ты разве сама не чувствуешь эту разницу? — в голосе звучали нотки горечи и глубокой боли.

— Но для любви не существует никаких разниц, — отрезала подруга, сжимая мою руку. Хоть мы и были оба в перчатках, я всё равно ощущал тепло и мягкость её кожи. — Для неё нет преград. И это очень глупо, если ты считаешь, что между нами есть разница. Я такой же человек, как и ты. Ничем не хуже и ничем не лучше.

— С последним я мог бы и поспорить, — строго возразил я, с непониманием нахмурив брови. — Я трус. А ты ничего не боишься. Этим ты и лучше меня. И многим другим, но уже менее значительным.

— Я боюсь лживых чувств, а в любви это очень важно, — призналась Ванесса, ещё сильнее сжимая мою руку. — После того, как дядя предал меня. Я любила его, но деньги и славу он, видимо, любил больше, чем меня. Но я ни в коем случае не считаю тебя трусом. Ты сильно вырос, ты теперь не тот перепуганный парень из горящей лабораторим, ты теперь парень, который боролся за свою жизнь.

Я был готов заплакать. Мне уже давно никто не говорил таких слов, от которых становилось тепло на душе, сердце восстанавливалось от боли, а в голове зарождалась надежда и вера в лучшее. Единственный, кто мне говорил подобные слова, убеждая, что я вовсе не трус, был Уилл. Друг, без которого я жить не мог в этом жестоком мире, товарищ и спутник по жизни, который никогда бы меня не оставил. И не оставил бы, если бы не погиб.

— Но я борюсь не только за себя, но и за тебя, — прошептал я, понимая краем своего воспалённого сознания, что мы были всё ближе и ближе друг к другу. — Потому что... Потому что люблю тебя.

— И я тебя, — улыбнулась Ванесса, её лицо было на одном уровне со мной, ей даже не надо было подниматься на цыпочки, потому что мы были одного роста.

— Правда? — в шоке спросил я, слыша, как сердце бешено стучвло в груди. Мы были слишком близко друг к другу. Казалось, будто бы даже молекулы воздуха вокруг нас сгустились, чтобы мы приближались друг к другу. Казалось, что весь мир был за нашу любовь.

— Да, дурачок, — девушка прильнула к моим губам, не в силах больше сдержаться.

Знаете, я расскажу вам один секрет: я ещё никогда в жизни не целовался и даже понятия не имел, как это. Я всего лишь видел это в фильмах, читал в книгах, иногда наблюдал в жизни. Но чтобы самим — никогда. И, видимо, Ванесса тоже не имела в этом деле опыта.

Наш поцелуй получился корявым, не таким красивым, как это было у всех, каким-то непонятным, несовершенным, но искренним, полным пылающих чувств и любви. А в груди так всё и горело, как в Аду, всё воскрешало от боли и разрушений, исчезало отчаяние, которое вечно терзало меня, душа, казалось, склеивалась их осколков.

Но оказалось, что это было ненадолго. Ведь реальность она такая — сначала разрушит тебя, потом вылечит, показывая только иллюзии, а затем полностью уничтожит.

— Так дураком и останешься, — вдруг раздался чей-то холодный мужской голос, полный боли и ярости.

С ужасом мы оторвались друг от друга, заливаясь краской и совершенно недовольные тем, что нас прервали. Я ощутил, как Ванесса отпустила мою руку, отчего я почувствовал себя беспомощно и ничтожно. Ужас пронзил сердце, когда я увидел Тони, стоявшего недалеко от нас. В темноте он был почти что незаметен, белая одежда на нём, казалось, не так сильно выделялась, как это было у всех, чёрные волосы как обычно были в полном беспорядке, слепой глаз можно было даже и не заметить из-за ночи, однако другой глаз ярко сверкал из-за боли, терзавшей его душу.

— Тони? Ты что здесь делаешь? — попытался я взять в руки ситуацию, сделав маленький шаг вперёд, чтобы хоть как-то прекрыть подругу. Тревога стучала внутри, предупреждая об опасности.

— Я убью тебя! — лицо парня перекосилось от злобы, он угрожающе сделал в нашу сторону шаг, руки сжались в кулаки, но я с облегчением заметил, что на них были перчатки. — Как ты посмел поцеловать её?! Прикоснуться к ней?!

Я мог бы придумать тысячу шуток, сказать, что это Ванесса первая начала и что она во всём виновата, свалить на неё всю ответственность за случившееся, как я делал это все годы вместе с Уиллом, но я не мог. Я не мог позволить себе так поступить, не мог пойти против слов Ванессы, будто бы не признавая их.

— А что мне запрещало это сделать? — сглотнув, спросил я, напрягаясь всем телом, будто перед боем. — Ревнуешь?

— Да, с тех пор, как появился ты, — плюнув на землю, прошипел Тони, и я впервые в жизни видел, чтобы он так злился. Чтобы он вообще злился и проявлял какие-либо эмоции. — Я знаю Ванессу намного больше чем ты, мы много с ней пережили, испытали на себе все самые сложные испытания, видели смерть десятки людей. Но ты, — он указал пальцем на девушку, отчего та вся побледнела и сжалась, — ты никогда не замечала моих взглядов, не видела, как я пытался ухаживать за тобой, защищать тебя. Возможно, между нами что-нибудь да и появилось бы, но ты придумала свой дурацкий план и решила сбежать, после чего встретила этого жалкого труса и выбрала его, а не меня!

Его затрясло от ярости и боли, он был уже не в силах сдержать то, что было заперто всё это время на замок в глубине сердца. Мне и самому было больно за него, но мне было не менее обидно за то, что он обзывал меня и так грубо говорил о моей подруге.

— Она не виновата! — попытался защитить девушку я, но Ванесса меня прервала.

— Ты любишь меня? — в шоке проговорила она, явно никогда не подозревая этого. Она во все глаза смотрела на Тони, не в силах поверить в правду. В то, что её любили сразу же два парня. Да уж, с этим не так легко справишься.

— Я всегда тебя любил! — в отчаянии воскликнул парень, приближаясь к нам, отчего я ещё больше весь напрягся. Что-то заставляло меня держаться в напряжении и, нет, это была не ревность (хотя я её чувствовал).

— Но эта любовь не взаимна, — покачала головой Ванесса, с болью в голосе произнося эти слова. У меня в груди всё сжалось. Я бы всё отдал, чтобы этого не случилось, чтобы она не страдала! Чтобы вообще никто и никогда не страдал. — Прости меня, но я не чувствую к тебе то же самое, что ты ко мне.

— Потому что ты любишь этого гада?! — парень в ярости указал на меня, его голос разрывался от отчаяния, боль от того, что его никто не любил, была сильнее, чем разум. — Этого никчёмного труса?!

— Не смей обзывать его! — взорвалась Ванесса, разозлившись на грубость Тони. Она сжала кулаки, её грудь тяжело поднималась и опускалась, будто бы она только что пробежала марафон, щёки раскраснелись от гнева, глаза сверкали решимостью. — Тебе никто не давал права обзывать его!

— Да мне плевать на это! — сдался Тони, тяжёло дыша и нагибаясь вперёд, точно готовился к прыжку. — На правду не обижаются!

— Не слушай его, он просто сошёл с ума, — попытался образуметь я подругу прежде, чем она что-либо сказала или сделала.

— А сам-то ты не сошёл? — уже чуть успокоившись, злобно усмехнулся парень, который уже слишком близко находился рядом с нами. — Или ещё скрываешь это?

— Да я тебя сейчас прикончу! — возмутился я, стараясь не поддаваться охватившему меня ужасу от его слов. От той тайны, которую я скрывал даже от самого себя.

— Боюсь, силёнок не хватит, — точно готовясь к бою, он засучил рукава.

— Хватит! — закричала Ванесса и, наверное, от её крика проснулись все звери в лесу. Мы в удивлении уставились на неё, на несколько секунд вообще забыв о её существовании во время спора. — Все мужики одинаковые! Лишь бы подраться из-за девок!

Слёзы катились по её щекам, она даже не пыталась их вытереть или скрыть, в её глазах стояла невыносимая боль, лицо всё скривилось от отчаяния. Она выгледела такой беспощной и такой...красивой. Несколько секунд, которые казались целой вечностью, она смотрела на нас, пока слабый ветерок трепал её волосы и платье, делая её ещё красивее.

— Любовь приносит только боль.

И она убежала в лес.