Йеджи внезапно для себя вспоминает, кажется, соседского улыбчивого дедулю. Она точно не может сказать, был ли он их соседом в действительности, но он с ней иногда возился, когда Йеджи была совсем маленькой. Ей лет пять, наверное, было, но она не уверена, потому что про себя в том возрасте вообще не помнила ничего до этого момента. А тут такое яркое воспоминание вспыхивает в сознании, что девушка теряется на мгновение.

— Помнишь, чаровница, — голова покачивается в воздухе, и от этого в движение приходят и длинная седая борода, и такие же усы, и Йеджи кажется, что в голосе она слышит улыбку.

— Кто вы такой? Откуда я вас знаю? — Йеджи решает уточнить, на всякий случай.

— Правильно думаешь, правильно, — голова ещё немного висит там же, в середине над поверхностью болота, но начинает понемногу двигаться в сторону девушки, и она напрягается. — Смышлëная была, талантливая. Такой и осталась. Так чего влагу разводишь? Не просто так же пришла сюда.

Девушке кажется, что вокруг будто светает, но отвести взгляд от головы не может, чтобы осмотреться. Она вообще не уверена, что просить что-то может, и опасается разгневать бога, поэтому тщательно подбирает слова.

— Ну же, чаровница, рассказывай. Ты должна вслух сказать, чтобы что-то происходить начало, — голос снова кажется смеющимся. — Ладно, давай я начну. Дракон твой совсем плох. Без ведьмовства, смотрю, не обошлось.

Будто крадучись, по земле начинает стелиться сначала лëгкая дымка, которая с каждым мгновением становится всё гуще и гуще, насыщенней. Она поднимается выше, клубится, превращаясь в туман, обволакивающий место, где сидит Йеджи, будто вокруг неё и этой головы древнего божества — купол. И девушка смаргивает, трëт глаза, когда в клубящемся мареве видит блеклую фигуру серебристого дракона, который получает удар копьём.

— Помогите мне вылечить Хëнджина, — тихо просит Йеджи, но смотрит прямо.

Туман дëргается вслед за качнувшейся головой, когда та немного назад отплывает.

— Бери, — голос становится серьёзным, — бери тину и проси, проси твëрдо, уверенно, чтобы яд ведьмин она вытянула из каждой клеточки.

Йеджи послушно подползает к кромке мутной воды и зачёрпывает ладонью склизкую тину. Тошнота на мгновение подступает к горлу, но девушка берёт себя в руки и, как было сказано, проговаривает несколько раз вслух: «Вытяни яд, залечи раны!» Голова будто удовлетворëнно кивает.

— Положи, — к Йеджи подбегает мышка, дотащившая до неё лист лопуха, и тина отправляется в него. — Бери.

Голова, крутанувшись вокруг оси и дëрнувшись, заставляет снова посмотреть на мышь, которая будто замертво падает, трясëтся и на глазах начинает разлагаться, отчего Йеджи рвëт желчью. Когда она вытирает рот и с опаской поворачивается к божеству, вместо скелета мышки лежит что-то похожее на большую и тонкую костяную иглу, а рядом с ней опускается серебристый волос из бороды старца.

— Что это?

— Заклинание с твоего дракона снимет, ведьму отошьëт. Два стежка на сердце и готово.

— И как мне отплатить за помощь? — Йеджи всё берёт в руки и даже не сомневается, что дары божества помогут, но вопрос цены её волновал ещё по пути сюда.

— Мы ещё не выполнили одну твою просьбу, а там цену знают. Следуй за светлячками, они укажут путь, когда закончишь. И помни: желание, сказанное вслух — залог успеха!

Девушка зажмуривается, когда голова, резко сорвавшись вверх, обрушивает на неё поток ветра. Тот в лицо бьёт мелкими веточками и камешками, мешая рассмотреть, что происходит, но по звуку она понимает, что голова с высоты ухнула обратно в болото. А значит, разговор окончен. Йеджи только не успевает спросить, как же ей добраться обратно, ведь шла она сюда не разбирая дороги, но стоит открыть глаза, когда туман над болотом рассеивается, как становится ясно — идти никуда не надо.

Йеджи сидит в нескольких метрах от хижины и сначала не шевелится, лишь взглядом пробегаясь по округе, но поняв, что никого поблизости нет, резко вскакивает на ноги и несëтся к домику.

— Живая! — Совон подскакивает на месте, когда Йеджи врывается в комнатку. — Тебя не было двое суток, я уже готовилась к худшему.

— Как он? — Йеджи сразу подходит к койке и осматривает Хëнджина: бледный, еле дышащий, волосы прилипли к мокрому лбу.

Совон даже не отвечает ничего, потому что и так видно, что всё плохо, но огонёк надежды на хороший исход загорается в её глазах, когда она видит какой-то свëрток в руках Йеджи. И та, как по инструкции, задирает грязную рубашку парня выше, убирает компресс из ткани и накладывает на рану болотную тину.

— Вытяни яд, залечи раны! Вытяни яд, залечи раны… — она повторяет, как мантру, смазывая и другие ранки и ссадины, а потом достаёт иголку и волос, который оказывается очень крепким, похожим на шëлковую нить.

Совон с открытым ртом наблюдает за всеми махинациями Йеджи, а потом не может отвести взгляд от того, как тина быстро впитывается в кожу Хëнджина. И она ещё внимательнее смотрит на иглу, но не задаёт вопросов. А Йеджи, расстегнув несколько пуговиц на рубахе парня, сдвигает край ткани немного в сторону и, сначала положив ладонь на левую часть его груди, прислушивается. Сердце стучит ровнее и увереннее с каждой секундой, значит, яд нейтрализуется.

— Прости, — шепчет тихо она, предполагая, что процесс сейчас будет не самым приятным, и, вдохнув поглубже, протыкает кожу там, где только что лежала её рука.

Капелька чëрной крови выступает практически сразу, а за ней — ещё и ещё, пока Йеджи неумело и немного неровно делает стежки. Она склоняется и зубами перегрызает волос, пряча остатки себе в карман передника, а потом поправляет одежду Хëнджина, отмечая, что бледность его проходит.

— Это боги тебе дали? — Совон, видно, хочется как минимум прикоснуться и к игле и к нити, но Йеджи быстро встаёт с места и направляется к двери. — Ты куда?

— За всё есть цена, — она оглядывается на пороге, — и мне нужно отплатить за помощь. Присмотри за ним, пожалуйста, теперь всё хорошо должно быть.

И выходит на улицу, сразу видя мерцающую ленту из светлячков. Когда Хëнджин очнётся, он найдёт её, Йеджи уверена. Потому что всегда находит.