Что означает раскрыться, открыть свою душу? Прежде всего, это поделиться сокровенным, самым тайным, тем, что скрывает твое сердце в самых темных уголках. Но так ли просто это сделать? Насколько будет комфортно рассказывать людям обо всех своих переживаниях, надеждах и мечтах? Все это не просто сделать перед близким человеком, не говоря уже о малознакомых. Но именно сейчас нам пятерым необходимо освободиться от тяжести, которую тащит каждый из нас у себя на душе.

– Серьезно, мы будем это делать? – Крис снова задал вопрос, который мы уже слышали и не раз.

Ему не импонировала идея сидеть  друг напротив друга и обсуждать сложившуюся ситуацию.

– Нам надо поговорить. До этого мы только все портили, а то, что напоминало перемирие, скорее результат приказов от Питера, – ответила я.

– Пока это напоминает сборище анонимных алкоголиков. Может, мы еще за руки возьмемся и молитву произнесем?

– Утихомирься, Крис, – приструнил Пит.

Разговор нужно было начинать, но никто из нас не решался, мы бы так и продолжали сидеть посреди зала в баре, если бы не моя решимость.

– Никто не просит вас делиться сокровенным, оставьте свои грязные тайны при себе. И раз среди этой замечательной компании нет мужчин, я начну! – откинувшись на спинку стула, произнесла я. – Не знаю, почему вы все решили, что именно мне легче всего дается это путешествие. Большая часть из вас ничего обо мне не знает, да и тот, кто жил со мной в одном доме, тоже, – взглянув на Криса, продолжила я. – Я переехала сюда всего пару месяцев назад, потому что мои родители погибли. Мистер Браун был другом моего отца, поэтому он не оставил меня загибаться в детдоме. Потом я познакомилась с Аароном, и это было единственным светлым пятном на тот момент, и на этом просветления закончились. Меня обманывали, оскорбляли, обливали краской, и это только в доме... в эти моменты становишься особенно слабым, – я загнула рукав и представила все свои шрамы, так тщательно ранее скрываемые от любопытных глаз. Раны затянулись, но были все еще видны широкие темные полосы, которые оставались единственными подтверждениями моих попыток по самоуничтожению. – Питер, ты как-то сказал, что я храбрая и сильная, но ты ошибаешься. Я настолько слаба, что не ценю свою жизнь, именно поэтому без сожалений могу закрыть любого из вас от пуль собственной грудью, и даже тебя, Мел, если понадобится, хоть я тебя и недолюбливаю.

– Мне нужна выпивка, без нее я не выдержу еще нечто подобное, – Пит поднялся и притащил каждому по темному пиву, но я свое даже не пригубила.

Аарон ухватился за пойло, сделал три больших глотка, глубокий выдох, оглядел наши лица и стал говорить. 

– На самом деле, я даже не знаю, что сказать... В моей жизни не было ничего такого, чтобы становилось жутко и волнительно, ну до встречи с вами, конечно. Наверное, мне страшно, что я не вернусь домой, умру в какой-нибудь канаве, а моей матери скажут, что ваш сын был еще тем уродом, поэтому нечем гордиться. Она работала всю жизнь ради меня, и когда я смог поступить в эту школу для «элиты», она переехала сюда ради моего будущего и пошла на еще более позорную работу! Я всем говорю, что она занимается финансовой документацией в одном из офисов Портленда, но это неправда! Моя мать моет полы в местном супермаркете, а по ночам туалеты в нашей школе. Когда я вижу ее там, мне стыдно... И из-за этого я чувствую себя ничтожеством. Ким и Крис могут вернуться обратно из этого безумия, и приступить к учебе, не напрягая мозг, потому что деньги решают все, а меня выставят! И тогда что я скажу? Прости, мам, но так вышло? – брюнетик сделал еще глоток пива. – Я бы давно сбежал отсюда, если бы не Кимми. Знаю, в последнее время у нас не задалось, но я все еще переживаю за тебя... подружка.

Я слегка улыбнулась ему в ответ, стало ясно – Аарон не готов делиться ни с кем своими истинными чувствами ко мне. А может, оно и к лучшему, пусть для остальных это остается лишь догадкой, не стоит усложнять все подтверждениями от нас самих.

– Может, еще кто-то хочет? Я посмотрела на Мел.

– Что? Я? – девушка приложила руку к собственной груди, словно разыгрывая сцену удивления. – Пусть Питер рассказывает, у нас вроде все еще одна семья на двоих, хотя там и рассказывать особо не о чем!

– Ну же, сестренка, пусть это будет твое наказание за подставу с конкурсом. Мы, конечно, несказанно рады, что ты все же вышла к нам, в конце концов, но это не значит, что ты прощена.

– Да что рассказывать? – раздраженно подхватила блонди. – Все как у всех, мать, отец. После того, как папаша откинул коньки, обанкротились. Это никому не интересно.

– Мел, наверное, ты не поняла смысла этого собрания, – начал разъяснять на правах старшего, брат Мелиссы. – Не надо рассказывать про то, что тебя не волнует, смысл как раз в обратном, чтобы мы пятеро поняли каждого и начали вдумываться, а не лишняя ли будет реплика, зародившаяся в воспаленном мозгу.

– Ладно, хотите знать, что меня откровенно заставляет беситься? – девушка начала нервно стучать пальцами по столешнице. – Эта ваша красноволосая девица! Да, ты, Кимберли, – прорычала она мое имя. – С самого первого дня все вьются вокруг тебя, Кимми то, Кимми это! Даже мой брат, похоже, не устоял. Меня не удивляет, что четырехглазая размазня пускает на тебя слюни, но когда это делают Питер и Крис, просто голову тебе хочется свернуть. Мне глубоко наплевать на то, что ты себя калечишь, продолжай дальше, если тебе это приносит удовольствие!

– Стало легче? – спросила я ее, словно только что вся эта речь посвящалась не мне.

– Немного!

– Отлично, – ухмыльнулась я. – Кто-то желает продолжить?

– Ну, наверное, пришло время раскаяний «командира отряда», – все улыбнулись. – Я бы мог рассказать слишком много, то, что вы, возможно, даже никогда не хотели бы услышать, потому что будет сложно забыть. В моей жизни слишком много того, чем хотелось бы поделиться, но незнание иногда большая защита, чем вы можете представить. Поэтому все, что беспокоит меня на данный момент – это сохранение жизни моей столь непослушной и вредной сестренки... и чтобы вы все дошли до конца неповрежденными. Это все что я скажу, но я не хочу, чтобы вы думали, что я не уважаю вас. В силу моего возраста, некоторые подростковые проблемы в моих глазах не выглядят чем-то глобальным, но то, чем поделились вы, безусловно, болезненно.

Я заметила, что когда Пит произнес, что его волнуем еще и мы, она закатила глаза и сделала глоток из бутылки.

– Вот и поговорили, – Крис ударил двумя ладонями по столу и привстал со стула.

– Ну уж нет! Куда ты собрался? Ты же не думал, что мы обойдем виновника торжества, по чьему случаю мы все в итоге оказались в этом... месте! – остановила я побег голубоглазого.

– Итак, что меня волнует, по какому поводу я переживаю? – Крис явно избегал ответа, поэтому превращал все в клоунаду, которая здесь и сейчас была совсем не уместна. – Наверное, я просто хочу добраться до Сиэтла, а потом поскорее раствориться, чтобы Том меня больше никогда не нашел.

– И ты хочешь сказать, что это все? – спросил Аарон.

– Да, представьте, меня волнует сохранение собственной жизни! – черноволосый отвечал так механически и столь наигранно, что я ни на секунду не поверила. Может, это доля правды, но не вся.

– На сегодня хватит исповедей, идемте спать. Завтра предстоит трудный день, нам нужно будет решить, где достать денег, – скомандовал Пит.

Все поднялись из-за стола и направились по спальным местам, которые нам были выделены хозяином этого притона. Я ушла в кабинет и заняла самое вакантное место – диван, хотя он не был столь удобен, как показалось мне утром. Никого кроме меня здесь не было. Тишина окутала меня, ветер закрадывался в щель между окнами и бил жалюзи об стекло. Я свернулась калачиком и попыталась уснуть, но ничего не вышло. В голове кружились истории ребят, каждое их слово обдумывалось по-другому. Многое из того, что было сказано, мы уже знали, но важным было то, что они сами это высказали и, возможно, им стало легче.

Сама я не знаю, как воспринимать свое раскаяние, и можно ли назвать мои слова таковыми, ведь я тоже не была откровенна до конца. Да, мне больно, да, мне плохо, но я не смогу передать и половину, на это мне не хватит всех языков мира.

Может, я зря осталась на эту ночь одна, совсем не спится. Мне надоело лежать на старой развалюхе и присваивать номер очередному скрипу половиц за стенкой. Аккуратно я проскользнула на улицу и вдохнула глоток свежего воздуха. Стало довольно холодно, еще немного, и ноябрь плавно перерастет в зимний декабрь, а там скоро и рождество. Это будет первое рождество, которое я встречу непонятно где, так как мое будущее стало слишком шатким понятием.

Присаживаюсь на корточки и опускаю ладонь на асфальт: он холодный, ощущаю мелкие камушки, которые впиваются в кожу, веду руку в бок, медленно. Чувствую, как кожа немного сдирается, становится больно, я не отвожу ладонь, даже когда алая роса проступает, не останавливаюсь, а продолжаю. Надавливаю сильней и, словно спичкой о коробок, провожу пальцами о дорогу.

– Что ты делаешь, твою мать! – послышалось сзади.

Крис подбежал ко мне, дернул за запястье и рывком поднял с колен. Он раскрыл мою дрожащую ладонь и, не скрывая своей злости, заглянул мне прямо в глаза. В них был далеко не холод с прочной сталью, а пылающий огонь.

– Ты же вроде не пила, тогда зачем ты вытворяешь это с собой? Посмотри на это, – парень выставил мою грязную, потертую, словно на терке, ладонь прямо к моим глазам. – Тебе это нравится, действительно доставляет удовольствие? – голубоглаз прислонил руку к моему лицу и провел по нему.

– Что ты делаешь! – тут же чистой рукой я начала очищаться.

– Ты сильная, Ким, но  зачем-то хочешь убедить остальных в обратном! Ответь, для чего нужно себя уродовать, ради чего?  – он сорвался на крик, руки тряслись. 

Мое тело пробила мелкая дрожь, точно так же, как старый фонарь, освещавший нас в эту самую минуту. Можно было подумать, что я боюсь ответить, но нет, сейчас мое внутреннее «я» точно знает – виной всему низкая температура на улице.

– Так я чувствую себя живой, – ответила я. – Раньше, когда брала лезвие в руки, я не хотела покончить с собой, может, только в самом начале... Просто мне хотелось чувствовать, хотя бы что-то. Заглушить одну боль другой. Довольно наивно. Но я решила, что больше этого не будет, только не так, и у меня вышло! Но сейчас я чувствую себя точно так же, как после аварии... пустой.

– Послушай меня, – парень взял меня за руки. – Я не хочу, чтобы ты себя ранила, и я не позволю, чтобы кто-то ранил тебя... А теперь то, чего я на самом деле боюсь – потерять тебя! И это не пустые слова. Ты можешь мне не верить, но, Ким... В первый же день, как ты вошла, я подумал, она слишком хороша, чтобы жить в этом доме.

– Поэтому ты решил меня выставить? – засмеялась я дрожащим голосом. – Приветствие было еще то.

– Почти угадала. Решил показать тебе сразу всех монстров дома Браун.

– Крис, ты говоришь такие слова и хочешь, чтобы я поверила, но сам ничего не рассказываешь, ни о себе, ни о родителях. А я хочу, чтобы ты открылся.

– Ладно, только давай продолжим внутри, а то еще немного, и мой нос превратится в сосульку.

Словно парочка, схватившись за руку, мы вдвоем направились в кабинет, попутно прихватив бутылку водки из запасов за барной стойкой. Надеюсь, утром нам не попадет от Джима, но, с одной стороны, он сказал, ни в чем себе не отказывать. Зайдя в кабинет, я включила настольную лампу и уселась на диван, Крис сел рядом. Он откупорил бутылку и сделал глоток, предложил мне, но я отказалась. Парень не стал мешкать, ему уже не нужны были мои вопросы, Крис четко понимал, чего я хочу от него узнать.

– Мало кто помнит меня старого, такого послушного мальчика, который бегал в музыкальную школу во фраке и предпочитал гитаре скрипку, – взгляд черноволосого стал отстраненным, он уставился в одну точку и не спускал с нее глаз. – Барбара ворвалась в мою идиллию довольно внезапно. У отца долго никого не было, а кто был, то имена их запоминать не стоило, так как дня через три они уже пропадали. Но эта особенная блондинка быстро поселилась в нашем доме. Сначала она мне казалась далекой и непонятной, как планеты в звездной системе, но потом мы смогли найти общий язык. Она забирала меня из школы, возила на разные выставки, ровно до того дня, пока наша барби не обнаружила две полоски после очередного похода в туалет.

– Стой, кажется, в одном из потоков твоих оскорблений, я отчетливо слышала, что Барбара не может иметь детей! – перебила я.

– Да, но только это случилось позже, как ты уже поняла, по отсутствию моих младших брата или сестры. Когда отец узнал о беременности, я ушел далеко на второй план, сразу начались подготовки детской и большой пышной свадьбы. На третьем месяце Барбара обручилась с отцом, и она официально стала моей мачехой. Тут и начались мои веселые будни. Сначала весьма невинно, но когда меня однажды забыли забрать с выступления на концерте, на который, кстати, никто не пришел, тут обида стала крепнуть. Мне было стыдно, когда меня в одиннадцать вечера домой вез мой преподаватель по вокалу. Как сейчас помню взгляд мистера Ковальски, под названием «сострадание». Ребенок еще не появился, а я уже стал никому не нужен, даже собственному отцу. Потом Барбара начала не скрывать за лукавой улыбкой мою ненужность, она не стала готовить на меня завтрак, вернее, она готовила три порции, но под предлогом «а малышу», эта женщина съедала две. Я пытался поговорить с папой, но он меня не слышал, слишком был ослеплен. А это еще было только пять месяцев. Один раз я сидел на кухне, делал уроки, Барбара сидела рядом, наглаживала свой живот и разговаривала с ним. И этот псевдодиалог я запомнил на всю жизнь: «Скоро ты у меня родишься, будешь самым красивым, добрым и любимым сыном. А другие могут и уехать, например, в школу-интернат, где-нибудь в Англии».

– Крис, ты уверен в этих словах, просто это совсем не похоже на нее?

– Мне было уже тринадцать, конечно, я уверен! Барбара умеет пустить пыль в глаза, так чтобы никто не вычислил ее. Я снова рассказал отцу, а он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Но что смешно, не прошло и недели, как он увидел плюсы учебы в интернате и именно в том, который был на другом конце земного шара с военным уклоном. Но судьба штука такая, не знаешь, когда она повернется к тебе задом, а когда передом. Произошел инцидент. Барбара была в торговом центре, и когда она спускалась по эскалатору, ее случайно столкнули, и она упала, подробностей не знаю, потому что мне сообщили обо всем, когда она была в больнице. Так она потеряла ребенка, а через полгода узнала свой приговор. Уже после этого я не стал скупиться на своих словах, конечно, постепенно, и курить в доме я не сразу начал.

– Почему они не отправили тебя в интернат после того, как ты начал злословить?

– Чувство вины, вот и весь ответ. Когда теряешь ребенка, начинаешь ценить того, кто есть, и смотришь на все сказанное и сделанное по-другому. Поэтому они меня терпят, поэтому защищают и говорят, что я хороший мальчик. Им стыдно! – Кристофер сделал еще глоток, и стало понятно, что теперь он абсолютно пьян. – Только слишком поздно. Ребенок это не игрушка, которую в случае скуки можно выбросить, а потом вернуть по надобности. 

Парень положил голову ко мне на колени, а телом раскинулся на всю длину дивана. Его глаза начали закрываться, пустая бутылка выпала из рук и покатилась по полу, прямо в сторону окна.

– Я... я... я, – парень пытался что-то говорить, но его пьяный язык явно уже не хотел шевелиться.

– Я рядом, – прошептала я ему на ухо.

– Ким? Я так боюсь...

– Не надо бояться, мы в безопасности, Том далеко и он нас никогда не найдет, – попыталась успокоить я.

– Боюсь ранить тебя, так пугаюсь того, что ты ко мне привяжешься, но сильнее, что я к тебе, – выговорил голубоглазый и тут же уснул.

Теперь все встало на свои места. Обиженный ребенок и недопонимание родителей. Кристоферу есть на что обижаться, только мне кажется, он сам не заметил, когда перешел черту и начал превращаться в чудовище, которому наплевать на чувства и раскаяние. Но в то же время он остается ранимым мальчишкой, а вся его псевдозлая философия кажется теперь лишь ширмой. Он заплутал и запутался, решил, что связавшись с плохими людьми, он навредит обидчикам, но искалечил сам себя собственноручно.

– Не бойся ничего, Кристофер Браун, а главное, самого себя, – прошептала я в пустоту, потому что знаю, что его сознание уже давно видит сны.

*****

В десять утра мы уже сидели в полном составе возле барной стойки, если, конечно, это можно назвать так. Крис и Аарон все время стонали от головной боли, если с голубоглазом все было понятно, потому что пиво водкой не запивают, то брюнетик страдал лишь от крохотной бутылочки солодового напитка.

– Парни, прекращайте, иначе я проконтролирую, чтобы вы до двадцати одного года даже не нюхали спиртного, – взбесился Пит, когда один из парней в очередной раз сказал «как мне плохо».

– Есть идеи по поводу отъезда, или мы тут на всю жизнь остаемся, будем работать в этом баре и спать в каморках на полу, – вмешалась Мелисса, в очередной раз показав все свое недовольство.

– Во-первых, ты ни разу не спала на полу, а во-вторых, нам в любом случае нужны деньги. Автостопом нам нельзя, потому что, скорее всего, ваши детские рожицы во всех газетах с заголовком «Пропали, ищем срочно», пешком снова, я боюсь, мы не выдержим. Вывод: нужно достать бабло и придерживаться старого плана с водилой.

– Питер, ты, наверно, так долго это продумывал, – закатив глаза, произнесла Мелисса.

– Не начинайте заново, а иначе я опять заставлю вас всех сесть в кружок, взяться за руки и рассказать про детство, – прекратила я бессмысленные ухмылки блондинки. – Если у вас есть идеи, говорите, как достать денег, только без криминала.

– Эй, ребятишки, кажется, у меня есть идея, – Джим вошел в бар с улицы и тут же вмешался. В руках у него была большая коробка с вином, которую он ловко держал, помогая своим не скромным по размерам животом.

– Что на это раз? Танцы под луной или конкурс патиссонов?

– Прибереги свой юмор для деревенских дурочек, Кларк! Все гораздо проще. Через час здесь будет ваш водитель, вы просто сядете в машину и поедете в Сиэтл.

– Ура, надеюсь, там, куда мы едем, есть душ! – заликовала Мел.

– В чем подвох? – не потеряв благоразумие, спросил Пит. – Сначала ты нас заставляешь работать и выступать на празднике, а потом так просто «держите, ребята, машинку». Что-то ты мутишь воду, старик.

– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, и это место всегда было и остается пристанищем для изгоев, и ты всегда можешь вернуться...

– Джим! – перебил Питер.

– Прошел слух, что слишком много малолеток появилось в моем баре. Своим-то, конечно, все равно, кто тут на меня батрачит, а вот кто-то и заинтересовался. Вас узнали по описаниям. Кто-то сдал.

– И ты хотел так спокойно это обойти! Не сообщив! – Питер был в ярости, все мы заволновались. Даже парни в мгновение ока распрощались со своими страданиями по поводу похмелья.

– Питер, неужели ты думаешь, что я тебя подставлю? Я приведу несколько своих «крысят», сегодня они будут работать здесь, и они будут очень подозрительно на вас похожи. Возможно, это не одурачит людей Тома, но это даст вам фору. Уезжайте как можно скорей.

Мы заблудились между своими взаимоотношениями, что совсем забыли о погоне. Мы превратились в зевак, которые наплевали на безопасность. Но теперь, когда человек с пистолетом дышит тебе в спину, приоритеты меняются.