В мраке тоже есть что-то привлекательное. Скорее опасность и загадочность. Но только если начнешь погружаться в эту темноту, она затащит тебя настолько быстро, что не успеешь понять. И этой тьмой для Даники был Мирослав, только она молчала о нем, сидя на крыше многоэтажного дома рядом с Вик, которая прижалась к ее плечу щекой. Антония уже как полчаса спала. Устала за день так, что как только коснулась лицом подушки, сразу же уснула. А Вик и Даника спешно поднялись наверх, не забыв прихватить с собой бутылку красного полусладкого, бокалы и несколько пледов.

Вик почти не пила, а Даника тянулась за вторым бокалом. Хотела пить алкоголь как воду, может он бы заглушил все мысли о муже и его желании настроить единственного ей дорогого человека против нее. Вик прекрасно видела ее состояние. Но молчала, смотря на яркие огни Сплита.

— Для Антонии будет сложно принять наши отношения. Я только сейчас полноценно осознала насколько Мирослав перетягивает одеяло на свою сторону. Его становится куда больше в ее жизни, — сказала тихо Даника.

— Ты думаешь он плохо на нее влияет?

— Возможно он заботливый отец, но я знаю, что он говорит Антонии те вещи, которые я бы не хотела, чтобы она слышала. Да и в целом ощущаю себя дерьмо матерью.

Она залпом выпила целый бокал и не скривилась. Вик осторожно убрала вино в сторону и прижалась к Данике сильнее.

— Поверь, ты отличная мать, — сказала Вик. — Ты любишь Антонию по-настоящему, заботишься о ней. У тебя просто сложная работа.

— Работой я не могу оправдать то, что не вижусь часто с ней. Ей меня не хватает. Возможно сейчас она этого не осознает, но потом будет вспоминать, что меня постоянно не было рядом. А я вечно ощущать свою вину.

— Антонии повезло, что ты есть у нее. Моя мама никогда не была такой заботливой как ты. Если ей не нравились мои выходки — она немного кричала, потом брала свои любимые таблетки, пила их и успокаивалась. Пряталась от меня. А я хотела, чтобы она меня выслушала. Даже сейчас хочу. Особенно поделиться с ней тем, что влюбилась.

Даника посмотрела на лицо Вик, спрятанное за волосами. Она осторожно убрала локоны за уши и прикоснулась к щеке подушечками пальцев. Вик лишь прикрыла глаза.

— Ты правда хочешь рассказать?

— Меня переполняют чувства, я хочу кричать о них всему миру, а приходится молчать. Молчать и понимать, что меня осудит каждый прохожий. У нас неправильные отношения, — сказала с грустью Вик.

А недавно она плакала из-за этого, уткнувшись в подушку. Понимала, что ничего не ствнет нормальным. Все всегда будет таким же сложным и невыносимым для общества. И она терзала себя этими мыслями день за днем.

— Мы обязательно придумаем как с этим справиться. Вот увидишь.

Даника прикоснулась пальцами к ее пухлым губам, проводя по ним. Размеренное дыхаение Вик тот час сбилось и она, не сдерживаясь более, бросилась в водоворот чувств. Поцеловала Данику. Поцеловала как в первый раз в своей жизни. В ту же секунду Вик оказалась над Даникой, продолжая целовать. Даника прижала ее к себе. Они были так близко, вокруг стало жарко, что обеим сразу захотелось избавиться от одежды. Она лишняя, она мешала.

Под футболкой Вик ничего не было. Даника сразу ощутила, что девушка без бюстгальтера и ее руки скользнули к груди. Вик отстранилась от поцелуя, тяжело дыша и сразу стянула с себя футболку, открывая вид на то, что так запретно. Даника опустилась к шее, оставляя поцелуи на горячей коже. Спускалась ниже и ниже. Вик выгнула спину и ахнула, когда губы Даники прикоснулись к груди.

Вик нащупала пуговицы на смешной клетчатой рубашке и начала расстегивать одну за другой. Но Даника дала ей возбудиться так, что руки девушки сразу же ринулись к пуговице на джинсах. Она иногда боялась, что неопытна. Не умела делать ничего, что могло понравиться Данике. Критиковала каждое свое движение, анализировала их и подмечала, что можно лучше, можно больше.

Потому что Даника этого достойна.

Рука Вик проникла в штаны Даники и быстро оказалась под нижним бельем. Даника замерла, когда движения Вик стали более откровенными и интенсивными. Она сходила с ума, умирала на этой крыше, но при этом была самой живой и испытывала то, что не довелось с Мирославом.

— Ты меня сводишь с ума... — прошептала ей на ухо Даника.

Вик лишь усмехнулась. Она впервые рада быть безумной и делать такой Данику. Но внезапно Даника остановила Вик и, посмотрев слегка хищно в глаза, перевернула девушку на спину. Снова ее тело было покрыто поцелуями, она исследовала каждый сантиметр, каждую родинку. Пока ее не остановили штаны. Она легко с ними справилась, легко добралась до нижнего белья. Вик сдалась уже на поцелуях на животе. Она больше не сопротивлялась, просто ощущала, как Даника заставляла ее тело содрогаться от наслаждения.

Над ними было звездное небо. Они смотрела на него, укрытые пледом. Одеваться им не хотелось, как и возвращаться в квартиру, где они снова станут просто подругами. Невыносимо, отвратительно, несправедливо.

— Смотри, это созвездие Кассиопея. Оно похоже на букву М, правда? — сказала Вик, указывая пальцем на пять ярких точек.

— И правда... а это что за звезда рядом с Луной? Такая яркая.

Сегодня полнолуние и поэтому на крыше не было так темно, как могло бы быть. Вик сощурилась, вглядываясь сначала в спутник Земли, а после усмехнулась.

— Это не звезда, это Юпитер.

— Юпитер? — удивленно вскрикнула Даника.

Она выглядела как ребенок, от чего Вик сразу же рассмеялась.

— Да, а если посмотреть немного направо, то там созвездие Лебедя и где-то там же затерялся Сатурн. На небе можно столько всего увидеть... оно такое же таинственное как океан.

— Для меня океан куда понятнее космоса. А эта темнота такая чужая...

— Да, есть такое чувство. Особенно пугает факт, что мы можем быть в этой темноте одни. Конечно, я хочу верить в инопланетные цивилизации, но вдруг больше нет никого. И мы одиноки в этом огромном космосе.

— Как депрессивно!

Они обе рассмеялись. Этот момент обеим хотелось запомнить, будто бы каждая осознавала насколько быстротечна беззаботность.

* * *

Данике страшно, хотя она уже привыкла бороться с тем, что ее единственный брак оказался ужасным. Она смотрела на Антонию, которая бегала по берегу моря как ненормальная, и видела ужасные картины того, как Мирослав убеждал ее в том, что мать ужасна. Что она ее не любила.

Даника сжала в руках телефон. Если Мирослав будет продолжать себя вести так же, она сделает все, чтобы дистанцинировать Антонию от него. Ей плевать на травмы, лучше она воспитает ее полностью сама.

Нет, с Вик.

Девушка внезапно вздрогнула, ощутив как на телефон пришло сообщение. Она посмотрела на экран, ожидая увидеть там имя Вик, но, увы, ей написал Мирослав. Даника сразу поникла, но открыла диалог.

«Когда я на тебе женился, думал, что ты идеальна. На самом деле я ошибался настолько, что мне сейчас противно. Ты — ужасна. Я лишу тебя родительских прав и ты никогда не увидишь свою дочь».

Ее сердце сжалось от боли и в их диалоге появились голые фото Вик. Даника прикрыла рот рукой от удивления. Она надеялась, что не закричит на весь пляж. Не напугает Антонию. Ноги уже не держали девушку и она осела на огромный булыжник, ощущая как все плыло перед глазами. Еще немного и она отключится. Еще немного и все.

Голая фотография Вик красовалась на экране. Даника прекрасно помнила когда она ее сделала — буквально несколько дней назад. Но Мирослав нашел ее, украл, а теперь шантажирует. Даника с трудом смогла убрать фото с экрана и набрала номер бывшего мужа.

— Что тебе нужно? — спросила с огромным усилием она, еле выговаривая каждое слово.

Язык прирос к небу. Руки сошли с ума. Антония пока ничего не видела.

— Мне от тебя ничего не нужно, как и Антонии. Даже не пытайся подкупить меня.

— Ты не понимаешь... я влюблена в Вик.

— Ты же прекрасно знаешь сколько ей лет, дура. На что ты рассчитывала? Тебя опасно оставлять с Антонией. Я не могу тебе доверять, — совершенно спокойно сказал Мирослав, будто для него это была обыденная тема.

Даника подумала, что он рад такому прекрасному поводу лишить ее родительских прав. Ведь раньше его попросту не было.

— Ей шестнадцать, не четырнадцать. Я не нарушаю закон, все по обоюдному согласию.

— Извращенка... и как давно ты трахаешь девушек?

Это больно ударило по Даника и она с силой сжала телефон в руке, желая бросить его прямо в море и послать Мирослава ко всем чертям.

— Я не трахала девушек. Вик моя первая.

— Я не могу знать это наверняка. Ты и так постоянно мне врала.

— Мирослав, я скрывала свою ориентацию, потому что считала, что так правильно. Что нужно построить «нормальную» семью с мужчиной. Я признаю, что виновата в том, что не рассказала правду, но с другой стороны тебя не должно волновать то, с кем я сплю. Мы с тобой уже давно в разводе, ты мне никто. Я общаюсь с тобой только потому что у нас общая дочь, — сказала Даника, будто это могло помочь.

Она знала, что Мирославу плевать. Но огонек надежды горел в ее груди. Так слабо, что почти незаметно.

— Как раз такое меня касается. Потому что я волнуюсь за Антонию. Мне страшно представить, что ты можешь с ней сделать. Ты больна, Даника и тебя стоит изолировать.

— Любить девушек — это не болезнь!

Она перешла на крик, боязно посмотрела в сторону Антонии, но она собирала камушки и совершенно не смотрела в сторону матери.

— Нормальные люди считают иначе, а ты всегда была слегка... ненормальной. Я думал, что с этим можно жить, но сейчас уверен, что нет. Завтра же я заберу Антонию и после встретимся в суде.

— Мирослав...

Даника не могла нормально вздохнуть. Она услышала долгие гудки в телефоне. Мир становился нереальным. Жизнь превращалась в Ад. Единственное, что она любила в этой жизни хотели забрать. И все из-за той, кого полюбила не меньше.

Вик, ее надежда, ее смысл улыбаться, доброта и наивность. Детский взгляд на мир, который давал забыться. Забыть о прошлом, о бывшем муже, об ошибках, о страхах. Все перечеркнуто им. Навсегда.

Даника не помнила, как вернулась с дочерью домой. Девушка шла молча, держа девочку за руку, в голове стоял гул от осознания, что она загнана в угол. Что возможно держала Антонию за руку в последний раз.

Вик шестнадцать. Она не ребенок. Но и не совершеннолетняя. Что-то подсказывало Данике, что суд никогда не встанет на ее сторону, а если Мирослав помашет перед ними деньгами... У нее нет шансов.

Нет шансов на любовь. Ни дочери, ни Вик.

* * *

У Вик было приподнятое настроение и она достала из тумбочки самую яркую палетку теней. Она включила музыку в наушниках и погрузилась в мир творчества, воплощая идеи образа из головы.

Красный, оранжевый, желтый цвета, яркая и длинная стрелка, веснушки, много туши, хайлайтер... она не могла остановиться. Хотела быть ярче, ярче, ярче. Показать всю радугу на своем лице. Все счастье, которое она испытывала после прекрасного дня с любимой Даникой.

Розовая помада на губах. Она не любила этот цвет, но он подходил к образу. В отражении на нее смотрела девочка, которой не хватало только хвостиков. Вик достала две яркие резинки и сделала высокие хвосты. Теперь ей не шестнадцать, а тринадцать. Она хихикнула от мысли о Лолите и извращенце Гумберте.

В какой-то степени она была Лолитой. А Даника ее Гумбертом. Только не ужасным и мерзким, а прекрасной и любящей.

Вик сделала много селфи, иногда кривляясь. Она не боялась показать себя настоящей Данике. Хотя иногда у нее пробегали мысли, что Даника не могла воспринимать ее дурачество серьезно. Все же она куда старше, куда мудрее.

А она просто Вик. Не закончившая школу закомплексованная девушка без идей на будущее и постоянными слезами из-за матери. У нее иные проблемы, девушка даже не знала, что такое любовь и как больно она могла ударить. Любовь для нее — это Даника и пока она не представляла, что та могла сделать ей больно.

Вик отправила фотографии Данике, которая уже несколько часов молчала. Даже не читала ее сообщения, что вызвало у девушки приступ тревоги. Но возможно Даника хотела просто посвятить себя дочери и это было правильно, ведь они так давно не виделись. А Вик всегда будет рядом.

Вик услышала, как вернулась мать. На душе сразу стало паршиво, а в отражении на нее больше не смотрела милая девушка. Теперь она видела странную девушку по имени Викториа, которая ужасно красилась и пыталась «спрятать свои комплексы». Именно такой ее считала мама.

Женщина прошла в квартиру и постучалась в комнату Вик. Сердце девушки упало в пятки, но она разрешила ей войти. Мама стояла в юбке и блузке, волосы ее были немного растрепанные, а лицо в целом спокойное.

— Привет, я думала заказать нам тайской еды. Ты будешь? — спросила мама, рассматривая образ дочери.

— Привет, я не голодна, спасибо.

— Хорошо. И что это за образ? Маленькой девочки, которая ищет себе... папика?

Мама даже усмехнулась, подумав, что это звучало забавно. Но Вик скривилась и со злостью сняла резинки с волос.

— Образ — я хочу чтобы все от меня отвалили.

— Да ладно тебе, я же шучу. Но все же слишком ярко, так на улицу не выйдешь.

Она уже развернулась, чтобы выйти, но Вик резко встала.

— А я и не собралась никуда выходить. Сделала для себя, — сказала грубо она вслед матери.

Та замерла и медленно повернула голову.

— Радуйся, что я на успокоительных и у меня нет желания с тобой спорить.

— Ну и вали в свою комнату. Ты так всегда делаешь. Зажги свои мерзкие благовония и наслаждайся.

И она ушла, закрыв дверь в свою спальню. Вик хлопнула и своей дверью, а после упала на кровать и, не сдерживаясь, начала плакать. Макияж стекал по щекам, оставляя грязные разводы. Даника бы пожалела ее — обняла и сказала, что все будет хорошо. Что стоило немного подождать и Вик наконец сможет стать самостоятельной.

«Забери меня к себе, пока я не сошла с ума. Лишь с тобой я настоящая».

Вик пролежала так пару часов, пока не решила встать за водой. Она вышла из комнаты и краем глаза увидела, что дверь в спальню матери уже открыта. Вик почему-то замерла. Она посмотрела на кровать мамы. Та лежала на ней в домашней одежде и явно спала. Но внимание Вик привлекла баночка из-под таблеток рядом. Вик медленно и тихо пошла в комнату матери.

Она взяла в руки баночку и узнала по надписи, что это снотворное, которое принимала ее мать. Обожала, ведь говорила, что не могла спать без него. Вик осторожно поставила баночку на тумбочку. Она смотрела на свою маму, не понимая почему она ее так не любила. В комнате не воняло благовониями, что удивило девушку.

Вик хотела узнать, чем она провинилась, что сделала такого, что мама начала унижать ее. Не видеть в ней любимую дочь. И Вик начала будить ее, тряся за плечо. Но мама не открывала глаза. Вик затрясла сильнее. Тревога начала возрастать. Она не могла разбудить ее.

Сколько она выпила таблеток?

Вик выбежала из комнаты, начиная искать свой телефон. Трясущимися пальцами она набрала номер скорой помощи. Паника, накрывшая девушку, не давала нормально вздохнуть, нормально говорить. Она не помнила, как вызвала скорую, как вернулась к матери, начиная снова трясти ее и плакать. От слез она ничего не видела, а от паники не слышала ничего кроме устрашающей тишины.