И пока я отыскиваю ключ, беру фонарь, схожу по лестнице, я твердо знаю, что это ты стоишь у дверей.
Франц Верфель.
«Верди. Роман оперы»

Плесень размножается спорами. Она растет в геометрической прогрессии, ищет наиболее влажное местечко в самых укромных уголках людского дома и начинает активно плодиться. Самый лучший рассадник для маленького гриба находится среди колотых, рассохшихся кафельных плиток, внутри волглых, отсырелых стен, под коркой облупленных, слинялых обоев и сгноившей, жуткой мебели. Вот там её и стоит искать: где не светит солнце, где не греет небо, и не тревожат надоедливые, спасительные лучики света. Где-то там, в самых глубоких и неизведанных щелях и пазах, копошится, возится плесень. Не так уж и сложно, навострив уши, услышать тихое бульканье, невнятное перешептывание, нарастающие вместе с тем, как вокруг множатся целые сонмы землисто-черных плесневых грибков, подзывая ближе своих товарищей, протискиваясь сквозь пелену слепого неведения нитями грибницы. Нам, глупым и неразумным, намного легче игнорировать факт постепенного заселения родного, уютного домика мерзкой слизью, блевотным налетом, чем предпринять наималейшие попытки освободиться. Что даже примечательнее, люди не упускают возможность подкармливать изголодавшегося монстра, поливать и подсыпать удобрения в корни ядовитого гриба. Он сильнее, чем кажется, его физическое, видимое воплощение － не что иное, как ложная, притворная личина, не способная продемонстрировать и сотую часть плесневой омерзительности.

Забытые, одинокие дети － едва ли не лучший корм для плесени. Ими проще манипулировать, они никогда не ослушаются, не выйдут из повиновения. Ведь ребенок инстинктивно ищет в окружающих друга, пытается обрести поддержку, получить доверие, опору и помочь. Их страшит только мысль о возможной потере товарища, даже вымышленного. И чем более замкнутное, пугливое и лишенное внимания чадо, тем меньше усилий паразитам требуется приложить, чтобы одолеть сопротивление и заполучить власть над малышом. Особенно легко размножаться внутри доверчивой жертвы, если никто не может вселить это доверие, защитить горемыку, заслонив собою его натерпевшееся тело. Одиночество непременно сопутствует почкованию бесполых, монстрозных существ, наполняющих сознание избранного ими хозяина. Незамеченным остается мгновение, когда мысли человека приобретают новый облик, более уязвимый, трусливый. По прошествии всего нескольких ничтожных секунд живая, бездушная ненасытная гниль устанавливает контроль над безоружным человеком. И тщетны все старания, все попытки оттереть тряпками и отскрести щетками, изничтожить всевозможными средствами видимый глазу нашему налет, ибо вся его мощь остается в тени, в недоступном взору мире.

В самый разгар рабочего дня, на крыльце тихого деревенского домика, комфортно угнездившегося в самом сердце махонького пшеничного поля, бездельничал такой же крохотный рыжекудрый мальчик по имени Джошуа. В глуши, посреди безлюдной, изобилующей самыми смелыми приключениями, ферме, он мог окунуться в крайне желанную, миротворную уединенность. Скорее всего, мальчуган и сам не знал, почему не смог подружиться за всё время с кем-нибудь из ровесников или хотя бы попытаться. Ему труднее всего давались разговоры с соседскими детьми, которых и без того было немного. По правде говоря, любого рода взаимодействие с малознакомыми людьми оказывало на него сильное давление, обостряясь приступами паники. Объяснить свой иррациональный страх общения Джо не мог, как ни старался, но подозревал, что вероятной причиной была его изолированность от внешнего мира. Прошлой весной мать попросила отнести целую миску фирменных тыквенных панкейков одной пожилой паре, которая недавно переехала из Омахи в сие далекое от городской жизни захолустье на севере штата. Мама, которая на тот момент уже успела неоднократно свидеться с ними, сказала, что «раз уж их собственные дети решили упечь их в самую глухую деревушку, которую смогли отыскать, стоит быть очень доброжелательными и показать всю свою гостипреимность, дабы хоть как-то скрасить их одинокое времяпрепровождение». Когда Джошуа постучал к ним дверь, на пороге появилась милая девочка, на голову выше него. Она невинно посмотрела ему в глаза, словно заглядывая в душу, не успев и словечка обронить. Но одной улыбчивой, очаровательной незнакомки и пары уставившихся на него вопрощающих глаз было вполне достаточно. Не описать членораздельной речью то постыдное смятение, которое ощутил на себе ребенок, мигом залившись румянцем. Он даже не поздоровавшись толком, срыву сунул в руки оторопелой красавице угощенье и тут же побежал к брошенному рядом велосипеду. Схватив его, чадо со всей силы принялось крутить педали, пытаясь как можно быстрее убежать от того места, где случилась столь неожиданная встреча. Кто же знал, что к пожилой паре на несколько дней приехала внучка, дабы навестить своих родных. После этого Джо избегал любых просьб матери пойти к ним ещё раз, бросив все попытки начать общение с кем-либо кроме самого себя и, возможно, своего воображаемого друга.

Замкнутый в себе мальчишка ныне рисовал кончиком тонкой ветки разнообразные завитушки на земле, не зная, чем себя ещё занять. Теплый июльский ветер то и дело прятался у него под футболкой, карабкаясь вверх по спине и вызывая волны мурашек. Вьющиеся волосы трепыхались и колыхались из стороны в сторону, танцуя под тихую мелодию зерновых растений. Ребенок исследовал, казалось бы, всю округу, нашел все кротовые норы, изучил все виды цветов, запомнил все яры, ложбины и песчаные холмики, более того, знал их наперечет. Вот почему свободные от сельськой школы и надоедливых учителей, а также от изматывающей работы на поле дни он проводил наедине с самим собой, считая мух или, как в даный момент, обрисовывая почву под ногами в необъяснимые порождения собственного воображения.

Тихо скрипнул пол и возле него очутилась мама. Одета в старый домашний халат, весь грязный, испачканный мукой, жиром и другими неизбежными следами несколькочасовой готовки на кухне, она стояла, сложа руки перед собой. На голове у неё для удобства был завязан небольшой хвостик. Взгляд мальчика миновал замызганный каким-то кремом воротник и тут же переместился на лицо матери. Уставшие, переполненные желанием прикорнуть ненадолго, глаза миссис Фёрлонг были направлены на него. В них не было ни укоризны, ни упреков. За мутной поволокой изнурения и бессонницы, застившей кругозор матери, скрывались любовь, согревающие душу воспоминания, тревожные мысли. Но внешне привязанность к чаду была с трудом ощутима, поскольку отягощенный заботами родитель был вынужден жертвовать каждой свободной минутой для выполнения поручений мужа, поддержания чистоты в доме и ведения хозяйства. Она не вычеркнула его из перечня обязанностей, но вольно-невольно отдала мальчика на попечение вымышленным друзьям. То, что ему нужен был реальный друг, женщина понимала как нельзя лучше и корила себя за свою беспомощность. Ей стоило всего несколько раз дать слабину, отвлечься, освободить дитя от непрерывной опеки － как оно тут же теряло связь между ними, возвращаясь назад, к семейному очагу, к отчему гнезду совсем неохотно. Внешний мир притягивал, манил Джошуа, но малец оказался неготовым к встрече с ним. То ли дело было в безлюдности, малонаселенности места, где её сын родился и рос, то ли в его окружении и самобытном воспитании. Но матерь многажды пыталась войти в положение сына, познакомить его со сверстниками, но все безуспешно. У неё самой времени на развлечения или банальный роздых не хватало, к тому же, она в силу своего возраста совсем позабыла, каково это: быть неприспособленным к жизни подростком, чувствовать себя обитателем безграничной Пустоши, лишенным проводника в ней. А вот в свои неполные двенадцать лет Джо, как и любой другой подросток, желал познать столь причудливое и совсем незнакомое понятие － дружба.

－ Чем занят? － спросила обеспокоенная мать, теребя пояс халата, по своему внешнему виду больше напоминающему балахон.

－ Рисую, － кратко ответил Джо.

－ Рисуешь? Хм... － на секунду она склонила голову на бок и задумалась. － А что это? Похоже на какое-то животное. Это птица?

－ Это ворон, мам. Большой, черный ворон. Глянь, какие у него перья! А вот его клюв, － мальчишка тыкнул на крючковатый нос птицеобразной закорючки, которую он осмелился обозвать вороном. － Но ты не подходи так близко, он может укусить.

－ Меня? － женщина вскинула брови, словно удивившись, но все остальные черты лица пребывали в полном и непоколебимом безразличии.

－ Как цапнет － ух! － ребенок изобразил боль, закрыв глаза, разинув рот и взметя заостренный кончик сука высоко над головой.

－ Но я же осторожно, он не испугается, － мама села рядом с сыном, свесив ноги с конца старой, дряхлой терассы.

－ А он и не боится. Ворон смелый, перед человеком не струсит, － возмутился ребенок, старательно вырисовывая каждое пёрышко пернатого животного.

－ А почему тогда кусается?

Наступило минутное молчание, неумолимая тишина, и мама уже даже решила, что её чадо позабыло о поставленном вопросе, поэтому не сразу обратила внимание, когда прозвучал ответ.

－ Он... он защищает друзей. Я － его лучший друг, а ты － нет. Когда подружишься с вороном, он и тебя защищать будет, － мальчик бросил палочку, которой он ковырял землю и вновь посмотрел на родителя.

Ответный взгляд показался ему до дрожи холодным. Эти глаза － безжизненные и неподвижные, － словно утратили способность зреть хоть что-то.

Мать по обыкновению промолчала вместо лишних вопросов, не совсем внимательно слушая ребенка. Для неё подобные досужие вымыслы, всяческие измышления ребенка были вполне привычным делом, не достойным почтения или малейшего интереса. Но попрекнуть её в безучастии, когда речь заходит об увлечениях сына, было бы сложно, пускай и вполне обоснованно: Когда дитя вновь принялось увлеченно водить сучком по рыхлой земле, скорчив при этом гримасу гениального художника, вот-вот собирающегося закончить свой шедевр, она резко встала на ноги, внезапно вспомнив, сколько дел на кухне оставила незаконченными, и пошла внутрь дома. Но напоследок, обтряхивая халат от каких-то крошек, женщина впопыхах крикнула сыну:

－ Если ворон не возражает, займись делом: покорми, пожалуйста, курочек.
Они наверняка голодные. － В дверном проёме появилась только что исчезнувшая фигура матери с двумя ёмкостями, которые на вид были тяжелее её самой. － Можешь и его покормить, если захочешь.

－ Хорошо, － улыбнулся Джошуа и окончательно бросил вычерчивать. － Он как раз хотел перекусить, мам. Но мы же сегодня утром кормили кур, им что, мало?

Женщина лихорадочно обхватила голову руками и прижала пальцы к вискам, как она делала всегда, когда её одолевала мигрень. Мальчик умолк, настороженно наблюдая за отрицательной реакцией матери на кабыть простой вопрос. Он как-никак переживал за состояние мамы, пускай и не осознавал свою непричастность к большей части невзгод, свалившихся на неё.

－ Мамочка, ты в порядке?

－ Ничего, мне уже лучше. Я сегодня перетрудилась, наверное. Ох, вся издёргалась с этим барахлом на чердаке, － молвив вполголоса, миссис Фёрлонг выдержала томительную паузу и продолжила ещё тише: － Квочек нужно кормить дважды в день － утром и вечером. Мы с твоим отцом посовещались и решили, что при одноразовом кормлении маленьким птичкам может не достаться корма. Их ведь много, понимаешь?

－ Ясное дело. Я тогда пойду?

－ Иди. А когда закончишь, приходи на ужин. Папа скоро должен вернуться. Я приготовила твой любимый рулет из кролика и спагетти с мясным соусом.

－ Да, обязательно приду! － дитя уже хотело поскорее бежать выполнять поручение, но мать вновь остановила его, положив руку на плечо. Джо вдруг заметил, какая же дряблая и сухая у неё рука, какие мосластые пальцы.

－ Ты же знаешь, он не любит, когда ты заигрываешься и ему приходится тебя подолгу окликать, － голос её дрожал, точно от леденящих сердце порывов ветра, которые против всякого чаяния окатили мать в самый разгар летнего зноя.

Мальчику не сразу удалось распознать нечто неладное, вроде робкого дребезжания колокольчиков, вырвавшегося изо рта женщины вместе с упоминанием отца, но, как только его осенило, он тут же ответил ей:

－ Мам, я понял. Не переживай так за меня. Папа не будет злиться, честно! Я же только туда и обратно, это совсем не долго, － попытался успокоить взволнованную матерь сын.

－ И не забудь запереть птичник поплотнее, уже вечереет, курочкам пора спать.

－ Не забуду, обещаю.

－ Хорошо, беги уже скорее.

Джо мгновенно бросился в сторону целой цепочки построек позади дома, удерживая в одной руке большое жестяное ведро с цельным зерном, а во второй － глубокую каповую мису, доверху наполненную ботвой сахарной свеклы и кожицой яблок. Курятник, к которому он спешил, был сооружен в виде отдельного здания, совсем крошечного сарая позади огромного зернохранилища, где курицы находились взаперти большую часть всей своей жизни. Только порой домашних птиц нужно было выпускать из мучительной клетки, а после вновь запирать их внутри. Рядом с ним разместился амбар, что в нем семья хранила все необходимые в хозяйстве бытовые, будничные приборы, а также отцовское оборудование в виде станков, генераторов и других сложных и непонятных ребенку механизмов. Внутрь отец время от времени складывал ненужный хлам, самые разные обрубки, палки, жерди, ветошь, тряпье, старые и рваные обноски. Мистер Фёрлонг, если пребывал в хорошем расположении духа, буквально исчезал в своей импровизированной мастерской. Увлеченный истомляющим трудом, мужчина мог копошиться целый день, что-то чинить или сколачивать, сопровождая это громкой руганью и многочисленными прокленами. К сожалению, отец никогда не посвящал сынишку в свои увлечения и не рассказывал, чем занимался в амбаре, лишь изредка бормоча о подобном. Поэтому Джо постигал многие вещи самостоятельно.

Дверь в курятник была приоткрыта. Скорее всего, мать оставила её в таком положении, дабы впустить немного воздуха в пыльное, душное помещение. Сам не осознавая, почему, Джошуа аккуратно открыл её на расспашку, пытаясь не сопровождать это любыми звуками. Здесь он всегда находил умиротворенность и не хотел мешать обыденной жизни куриц, дабы не отвлекать их от высижывания яиц или обсуждения своих собственных, куриных забот. Они, поудобнее умостившись на своих гнездышках, вели светские беседы, порой запихая в клювы парочку зерен пшеницы или проса и искоса поглядывая на непрошеного гостя. У говорливых птиц здесь была своя, особая атмосфера, которую было бы так бестактно нарушить неблаговоспитанному мальчику. Именно поэтому, уважая традиции обитателей сего скромного жилища, посетитель обязан вести себя подобающе даному обществу. Только иногда его ненавязчивое присутствие выдавал скрип деревянного пола, или хруст десятков маленьких пучков соломы, сена, что ими в виде сухой подстилки был исстелен пол.

－ Ну же, расступитесь, милые дамы. Всем хватит, не стоит лезть друг дружке на головы. В самом деле, успокойтесь! － гоготал Джош, пытаясь играть роль педантичного, благородного джентельмена, что услужливо принялся насыпать еду в кормушку для светских барышень. － Где ваши манеры? Вы же леди! Эй, я всё слышал. Соизвольте, это вы мне только что кудахнули? Да я вам...

Джошуа, ребячась перед голодными птицами, деликатно отодвинул одну из уж больно настойчивых куриц, чрезвычайно заинтересованную в процессе наполнения огромной миски кормом. В ответ она лишь невнятно высказалась и направила свой дурашливый, лишенный ума и понимания происходящего взгляд в сторону мальчишки.

－ Что смотришь? － бодро спросил парень.

Животное лишь попятилось назад и понеслось со всех сил к небольшому окошку в углу, выходящему на улицу, в сторону наседок, которые очевидно не принимали участие в борьбе за пропитание, так как были заняты высижыванием яиц. Джо, присев на широкий брус, посмотрел на столпившихся птиц и внезапно призадумался. Он до сих пор не мог вообразить, каким образом им удается каждый день нести одно-два яйца с непринужденной легкостью. Согласно его ограниченным детским воззрениям, ежедневные роды, пускай и у куриц, казались трудоемким и неприятным делом, которое требовало небывалой выдержки, смелости и, скорее всего, даже неуязвимости к боли. Чего не скажешь о несмышленых квочках. Впрочем, такими вот － сильными и храбрыми себе представлял обычных домашних кур ребенок с развитой фантазией. Нечего греха таить, он был тем ещё выдумщиком, временами ему мерещилось нечто совсем уж запредельное.

Как оказалось, отсутствие поощрения или обогащения воображения мальчика со стороны родителей не смогло удержать его сознание от головкружительных взлетов на орбиту грез и мечтаний. Несмотря на то, что мать день и ночь, практически круглые сутки все мыла, драила, соскабливала грязь с тарелок, чистила и тщательно вытирала каждый невзрачный уголок и малозаметную деталь декора, а отец, если не работал на поле, то гнездился где-нибудь на большом мягком диване с жаккардовой оббивкой, удобными подлокотниками и часами вслушивался в монотонное бормотание из крохотной, но совсем недешёвой «Радиолы АР-812[1]», понукаемый скукой и большим количеством свободного времени, он обязательно выдумывал что-нибудь. Полтора года назад, вдохновившись на подвиги, он переоборудовал свой старый спортивный велосипед, который давно требовал "воскрешения из мертвых". Пришлось сильно потрудиться, чтобы вернуть беднягу к жизни: в каретке, а также втулках заднего и переднего колеса высохла смазка, отвалились шатуны и немного заржавели подшипники. Дело приобрело неожиданный поворот после того, как соседский шкет из небольшой деревни на север от фермы по кличке Червивый (так его окрестили из-за прыщей и волдырей, истыкавших все лицо мальчишки, на самом деле именовавшегося Арчибальдом) подсказал ему, что подшипники необходимо отмачивать в керосине, а после продуть их воздухом из компрессора. Джош был вне себя от восторга, когда увидел конечный результат своего упорного труда во всей красе. Ведь теперь любой бы обзавидовался при виде двухколесного прыткого монстра, выкрашенного в яркий, «вырви глаз» червонный цвет, с новыми покрышками, рамой и клаксоном, что его за версту слышно. Помимо усовершенствования своего транспортного средства Джо также успел сотворить собственными руками премножество различных изобретений, которых скорее можно назвать забавными безделушками: самодельные, искусно вырезанные из дубовой древесины «Кольт», «Бульдог», Винчестер модели 94 года, винтовка M16, а также маленький перочинный нож, рогатка, томагавк и целый арбалет со стрелами (его мальчик смастерил не без помощи Червивого). И ещё около десятка глиняных фигурок, процесс обжига которых в муфельной печи оказался невообразимо завораживающим и принес ему уйму удовольствия (и самую малость ожогов). Между тем на днях он собственнолично собрал действующий радиоприёмник с кристаллическим детектором и даже сумел поймать сигнал парочки станций в Омахе и Линкольне.

Вдохновение на все свои изобретения Джошуа черпал из образовательных книг и учебников о работе простейших механизмов, инструкций по плетению, вязанию (поверить сложно, но Джо воспалился даже этим видом рукоделия, не взирая на недовольство отца) и руководств для бойскаутов над которыми корпел по вечерам или из фантастических фильмов, где повествование так или иначе вращалось вокруг столкновения человечества с гигантскими существами, пытающимися изничтожить все на своем пути. К примеру, созданием крошечных скульптур из массы для лепки на основе клея и крахмала он увлекся после просмотра жуткого, в силу возраста, возможно, малопонятного немого немецкого фильма "Голем", где на главном постере, вздымаясь над извитыми кровлями тесно прижатых друг к другу домиков, застыло страховидное название: «Der Golem, wie er in die Welt kam»[2]. Но поистине бесспорное воздействие на мальчишку оказал просмотр «Затерянного мира»[3]. Ребенок вместе с репортером Мелоуном, Джоном Рокстоном, профессором Челленджером, Саммерли и Полой Уайт исследовал замкнутое плато в бассейне Амазонки в поисках древних динозавров. Не требуется сильной смекалки, чтобы сообразить, как к обеим картинам относилась его мать, миссис Фёрлонг. Если бы она узнала о том, что её сын тайком от неё сходил на показ чего-то диковинного и, возможно, жутковатого, то провела бы с ним обязательную воспитательную беседу о вреде «всех этих бестолковых киношек, которые ничему не учат, кроме как жестокости». Но, благо, у Джошуа был «свой» человек, сведущий в вопросе о кинолентах － его старший брат Томас, удачно устроившийся работать контролёром билетов в одном из кинотеатров в Северной Омахе.

Звонкое, почти истерическое кудахтанье возле левой ноги мигом вытряхнуло все недавние мысли из сознания мальчугана. Он, всё ещё недоумевая и пытаясь вернуться к воспоминаниям о просмотре кино, отряхнул голову от раздумий. Клохтанье возобновилось с новой силой, обратив на себя внимание посетителя курятника.

－ Да, так и есть! Томми, черт дери, тот ещё везунчик. Согласна, курочка? － Джо попытался поймать развизжавшуюся клушу, но она легко ускользнула от него, споткнувшись по пути о его башмак и оставив после себя пучок перьев.

Ребенок удивлённо фыркнул, проследовав взглядом за ней:

－ Чего же ты тогда глотку распустила? Эх, дурашливая ты! － Пернатое животное одним резким движением обернулось на обращение к нему, словно понимая, о чем речь, на что мальчик дико расхохотался. － Ну, мне пора, юные леди. Не скучайте без мальца Фёрлонга, я как-нибудь заскочу.

Окончательно встав с места, он смёл с себя все опилки, отруби и кусочки сена, налипшие на джинсы. Потом кое-как вычесал мелкий сор из огненно-рыжих кудряшек волос и, нахлобучив соломенную шляпу прямо на глаза, вышел из птичника. Закрыв его, как и просила мать, он окинул помещение изучающим взглядом и зашагал к дому. По пути назад он снова и снова возвращался к мысли о том, что Томас невероятно удачливый. Хотя бы потому, что ему посчастливилось удрать от чересчур унылой и однообразной жизни на ферме, устроиться работать в шумном, преисполненном веселья и развлечений городе на восточной границе штата. Сейчас он небось проверял билеты на вечерний сеанс «Цирка» с Бродягой[4] Чарли Чаплином в главной роли, в то время как его избранница милашка Фанни бесшумно вздыхала в истомном ожидании окончания смены возлюбленного. «Городская фифа», как её величал папа Джошуа, без лишних разбирательств трудоустроила Томми, разделила с ним свою просторную трёхкомнатную квартиру в центре Северной Омахи и обеспечила ему беззаботную жизнь далеко от жнивья и скотоводства отца.

Вновь впав в свойственную ему задумчивость, Джош и не заметил, как оказался на крыльце дома. Рядом с ним, брошенный на лужайке, лежал тот самый починенный велосипед, ослепительно сверкая в пунцовых лучах предзакатного солнца. Торопливо юркнул помысел о побеге. Рассудок мигом нарисовал, как мальчишка, собрав в кожаную наплечную сумку необходимый провиант, одежду и, возможно, книги, бросит опостылевшую ферму и направится куда-нибудь на восток. Скорее всего, к Томми в Омаху. Напоследок он оставит небольшую записку, где выворотит наизнанку душу, поделится тоской с родителями и попросит их не лить напрасно слёзы. Ему даже мерещилось, точно отец тихонько хнычет, вновь и вновь перечитывая роковое письмо. Однако, здравое мышление вернулось и вместе с ним раскаяние за безумные мечтания.

«Превосходная идея, Джо! Ничего глупее придумать не мог? Ты хоть о маме разок побеспокойся. Что она без тебя-то делать будет? Кто ты после этого? Ты － неблагодарная свинья, вот кто! － заверезжал неожиданно оклемавшийся разум. － К тому же, куда ты собрался на своём двухколёсном коне, ковбой? Далеко ли заедешь на этакой доходяге, пускай и кой-как отремонтированной? Даже не думай, Ош-беглец».

Ребенок стремительно миновал веранду, оборудованную дубовыми поручнями и вбежал внутрь родного фермерского дома. Аромат запечённого мяса дразнил мальчика, успевшего ощутительно изголодаться за невероятно затянувшийся денёк. По мере того, как он приближался к источнику аппетитного благовония, обострялись и насыщались всё новые и новые оттенки: теперь блюдо дополняли отчётливые запахи моркови, грибов, соуса, хлеба с вареньем и пасты. Наконец, преодолев переднюю и тесный коридор, сопряжённый с холлом, Джош оказался в обеденном зале. На столе уже стояли тарелки с дымящейся снедью, посему мальчуган незамедлительно решил приступить к ужину. Только теперь он обнаружил, каким умопомрачительным количеством разносортного кушанья миссис Фёрлонг решила попотчевать семью. Из кладовой в столовую как раз вошла мама, не поднимая глаз проворчав:

－ Помой руки перед тем, как есть.

Не успев толком присесть, малец направился к умывальнику. Засучив рукава сорочки, Джо подставил руки под струю воды.

－ Папа ещё не приехал?

－ Нет, но уж лучше бы он поторапливался, － устало ответила мать, настраивая радио: ей все никак не удавалось поймать нужную станцию.

Тщательно намыливая руки, краешком уха парень расслышал доносящийся из супергетеродинного радиоприёмника задорный мотив общеизвестной детской песенки.

－ Это же Дядя Дон! Оставь, мам, － просияв от пяток до макушки, ребенок заулыбался во весь рот.

－ Вчера ты говорил, что слишком взрослый для детских передач, － женщина озадаченно поджала нос и, утёрла испарину со лба. － А вот он － герой, кажется, детского радиошоу, не так ли?

－ Дядюшка Дон не для детей, мама. Он исключительно для юных, но остроумных слушателей! － с апломбом ответил Джо, нарочито растягивая каждое слово.

－ Надо же! Ну, тогда он тебе будет только на пользу, остряк Джош. － Миссис Фёрлонг поколебалась не больше секунды, прежде чем в последний раз щёлкнуть переключателем и зафиксировать стрелку так, как нужно.

－ Никогда бы не подумал, что Дона Карни слышно так далеко. Томас, говорил, что ВОР[5] охватывает всю Нью-Йоркскую агломерацию. Но мы же далеко от Нью-Йорка, мам? －как можно быстрее сев за стол, решил полюбопытствовать мальчик.

－ Хм, но это другая станция. Она где-то в Фримонте, вроде. － Слегка прищуриваясь, матерь глядела на приёмник. － Сдается мне, какой-то вещатель из Небраски решил позаимствовать песенку Карни и спародировать его во время транслирования. Всего и дел-то!

－ Так это не он?! А очень похож...

Тем временем приёмник напевал задористую мелодию, а басистый голос диктора приветствовал слушателей строчками из популярной песни «Хиббиди-Гитс»:

Привет племянникам,
племянницам привет,
Как мама с папой там?
Не вешай нос, о нет!
В эфире Дядя Джон,
ты позови друзей,
На радио сейчас
гораздо веселей!
Давай-ка мы начнем
все дружно подпевать.
Слова запомнишь ты,
секундочек за пять!
Мотив тебе знаком,
и песни лад простой,
А потому не жди,
скорее пой со мной:
Хиббиди-Гитс хас-ха звонит бори,
Сибония скивиди, хи ло ди!
Хони-ко-док из Али-анка-зон,
Песню для вас сочинил Дядя Дон!

Джо и миссис Фёрлонг и не осознавали толком, что непроизвольно приплясывали на месте, проникнувшись бодрящей, энергичной мелодией. Особенное впечатление создавала совокупность тихого пения, непритворного смеха и немудрёной игры на фортепиано. Стало быть, совместное прослушивание радиопередачи － лучший способ сплотить семью за ужином.

－ Мам, ты столько всего накуховарила! － восхищённо сказал мальчик. － Последний раз на ужин была только вареная кукуруза. А здесь сколько всего. Мы ждем гостей или как?

Женщина молча поставила перед сыном кувшинчик с коровьим молоком, пропустив вопрос мимо ушей. Затем, обречённо посмотрев на дверь шумно выдохнув, начала обмахивать себя подолом фартука, всё ещё игнорируя последние слова подростка. Когда он опустил очи долу и лениво продолжил пережёвывать разваренные спагетти, миссис Фёрлонг внезапно очнулась.

－ Вроде того.

－ И кто это?

－ К нас из соседнего штата пожаловал отец Элмер. Он － в прошлом сельский священник, сейчас кочует по Центрально-Северной части США. Исколесил порядочно, решил огнездиться у нас ненадолго. Люди к нему, поговаривают, так и тянутся. Слышала, что может помочь решить материальные проблемы, ссоры и неполадки. Я встретила его вчера на рынке: такой чуткий, нежный и доброжелательный мужчина.

－ Он будет жить у нас? － Джошуа с трудом проглотил кусок рулета, позабыв о том, как нужно есть.

－ Нет, сомневаюсь. Если честно, ума не приложу, где он собирается ночевать, но... － многозначительно закатив глаза, на мгновение застопорилась мама, － ты же знаешь папу. Он мне не поверит. Ему сейчас...

－ ...не верится во всё? － довершил мысль Джошуа чуть погодя. － Правильно? Он вроде как утратил веру в Бога, церковь, людей вокруг и самого себя. Папа лишился многого там. Ну... там, куда он ушел. И теперь он борется с кошмарами из прошлого, с чувством, что мир... что мир, ну, как его, отрёкся от него. Как-то так, да? Мам, не молчи!

－ Откуда такие слова, Джош? Это тебе папа рассказал? － сказала мама, наблюдая за ребенком исподлобья.

－ Нет, мы с миссис Притчетт на уроке истории изучали тему боевой психической травмы, обнаруженной учёными у некоторых военнослужащих. Она и рассказала.

Мать слабо кивнула и выдавила из себя что-то похожее на улыбку, но совсем отрешённую. Расставляя столовые приборы на надлежащие места, женщина думала о далёких, давнопрошедшых вещах. Думала, содрогаясь. Девять лет прошло с того момента, как мистер Фёрлонг ментально умер во время Первой мировой войны и домой, в родное захолустье вернулся гниющий труп мужчины. Продолжив разлагаться здесь, подле заботливой жены, он до жути напоминал улитку, всю жизнь мирно существовавшую в изолированной раковине и внезапно очутившуюся нагишом в полчище алчущих плоти хищников. Как и многие другие военные, он не смог приспособиться к жизни без ружья в руках, в глухой деревне. Тишина терзала, мучила и мордовала Мистера Фёрлонг, как фермеры ломовых лошадей. Поначалу он передразнивал её, вел себя убийственно тихо, но спустя полгода всё чаще срывался на родных. Скалился на них, рычал и бранил по самому пустяковому поводу или вовсе без него. Постепенно перевоплощаясь в непредсказуемое хищное животное в обществе родных, отец семейства всё чаще проводил время со своими фермерскими друзьями, бутылкой пенистого пива и баюкивающей радиотрансляцией матчей «Хаскерс[6]». Вопреки всем попыткам миссис Фёрлонг, как она выражалась, «держать язык на привязи», тема военных действий так или иначе всплывала на поверхность.

－ Так, вроде бы ничего не забыла. Хм, как думаешь?

－ Не знаю, － с набитым ртом ответил Джошуа.

－ Точно! Какой рулет без острого соуса? Думается мне, что у меня в буфете осталась баночка.

Мама поспешила в кладовую, а мальчик, почти справившись с поглощением пищи, проводил её взглядом. Но уткнуться обратно глазами в полупустую тарелку ему было не охота, поэтому он начал зрительно изучать окно напротив. Совсем миниатюрное, оно жалось к стенке, зажатое между двумя подвесными шкафчиками. Но за ним, по ту сторону реальности, открывался бесподобный вид на изумрудное летнее пастбище, там и сям облепленное бурыми пятнышками дойных коров. А на холме, в центре плодородной пашни, как символ земледелия, высилась старинная ветряная мельница. Высоченная конструкция, предназначенная для помола муки, маленькому мальчугану казалась многовековым, великим сооружением. Возможно, даже вечным. Каждое утро, уплетая тосты с медом, он мимовольно рассматривал её, не отрывая глаза. Сейчас Джо по привычке сделал то же самое, но на этот раз что-то изменилось. Ощущения от разглядывания мельницы были совершенно не те, что по утрам, перед походом в школу. И дело вовсе не во времени суток.

Он сотни раз, околдованный пейзажами, наблюдал за тем, как дотоле недвижимые четырехугольные крылья ветхого механизма, улавливая резкие порывы ветра, начинали вращаться, с каждым оборотом быстрее и быстрее. Но сегодня они точно спятили, описывая круги с колоссальной скоростью. Ребенок едва мог различать их контуры на фоне безоблачной небесной глади. Он практически слышал скрипение, доносящееся с верхушки холма. Как ни странно, все сторонние звуки поутихли: мама, что возилась в кладовой в поисках соуса, птицы во дворе, соседский пёс, шум радиоприёмника. Всё исчезло. Только воображаемое постукивание лопастей и его собственное биение сердца уцелели во всеобщем безмолвии. Дышать вдруг стало слишком тяжело, кончики пальцев онемели, как после морозного зимнего дня, вращающиеся крылья объяли весь небосвод и их чудовищный стук подступал к груди, прервав пульс. Мальчику наяву грезилось, как бесчисленные стаи птиц повально слетались на этот стук, стремились к лопастям и моментально разрывались на куски, плющились в смертных муках, лопались, как мыльные пузыри, брызжа густо-чёрной кровью. Костное крошево, мелкие пёрышки и ошмётки кожи разлетались ежечасно, во все стороны. Но, пренебрегая болью, свихнувшиеся умом полчища воронов продолжали расшибаться об исполинскию мельницу, которая нависла над пастбищем ликующей скалой. Их мириады, их тьма, они неслись к ней, их что-то влекло, и это что-то потрошило пернатых существ. В небе только предсмертное карканье, обречённое и дикое. Оно пыталось предупредить. Вон там, на холме － истое воплощение Сатаны, рогатое отродье, зловонный выродок, что прельщался лакомыми яствами, а ему здесь не место, ему здесь не место, не место, не место...

－ Ты оглох, а? － Отцовская рука похлопала Джоша по плечу. － Чего не отзываешься? Смотри, кого я поймал!

После этих слов на стол вывалилась туша мёртвого койота, клацнув челюстями по приземлении на его дощатую поверхность. Глазами на выкате он вперялся куда-то вдаль. Туда, где домашний скот кормился на сочной пашне, птицы кучковались на изгороди, а крылья мукомольной мельницы не спеша вертелись по воле ветра.

－ Представляешь, этот сучий сын сначала воровал зерно из кормушек у куриц, а потом до того обнаглел, что таскал самих клуш! Одну за другой жрал. Вишь какой хитрый, － стиснув койота за шею, излагал мистер Фёрлонг.

Его широкоскулое лицо излучало неподдельное счастье. Мужчина не слышал под собой ног от восторга, о чем свидетельствовало буквально всё: белозубая улыбка, морщины под нижними веками и возле уголков рта. Только узкий, лоснящийся от жары лоб и чересчур косматые брови были равнодушны к происходящему. Никогда ещё сын не видел папу таким радостным. Очевидно, хищный зверь досаждал ему уже очень давно.

Но в мальчишку вид простреленного койота вселял ужас. Отчасти, потому что всего минутку назад Джошуа всерьез перепугался.

«Но почему? Почему? Что я там увидел? － принялось истязать ребенка вопросами внутреннее «Я». － Мельница вон, стоит, как и раньше. Нет никаких птиц, ничего нет. Прекрати выдумывать!»

－ А где мама? У неё тоже, что ль, проблемы со слухом? － равнодушно бросил отец. Боязливое помалкивание сына его не тревожило.

«Но что это было? Приступ? Предчувствие? Бред?» － мысленно спросил себя подросток, заведомо зная, что ответа не получит.

－ Ты к тому же и немой, паршивец? Где мать, спрашиваю тебя?! － мистер Фёрлонг мигом вышел из себя и уже настойчивее повторил вопрос.

Он подошёл ближе, не терпя непослушания, и его руки обрушились на стол с недюжинной силой прямо перед ребенком.

－ Что случилось, милый? － из кладовой вышла мама, держа в руке бутылочку «Луизианы».

－ У мальца спроси. Он сам не свой сегодня. － Папа отшагнул от стола, кивнув на сына.

－ Боже ж ты мой! А это что такое?! － Миссис Фёрлонг в ужасе тыкнула пальцем на тушу койота и в один миг оказалась на другом конце столовой.

－ Сама не видишь? － едко ухмыльнулся отец, скрестив руки на груди. － Я что, живу под одной крышей с калеками? Глухие, немые, теперь ещё и слепые. Просто умора!

－ Зачем ты притащил его в дом? Ты не подумал, сколько всякой инфекции он может передать? Ты только глянь на это тощее, хилое животное － наверняка больной чем-нибудь! － ругала мужа она, одновременно с этим размахивая перед собой руками.

－ Прекрати орать, ей-богу, как конченая дура! Сначала посмотрим, сколько я смогу срубить бабла на его шкуре, － рассуждал папа Джоша. － Тем более, ты никогда не пробовала тушёное мясо койота...

－ Шутник из тебя никакой, － проворчала мать.

－ Лучше закрой рот и разберись со своим сынишкой, почему он ни слова не обронил за этот вечер.

－ Джош? － мать не удосужилась и взглянуть на мальчика, лишь рефлекторно окликнула его и продолжила недовольно таращиться на мужа.

－ Всё хорошо, － впервые за последнее время подал голос Джошуа. － Мам, я уже не голоден. Можно мне пойти погулять во дворе?

－ Эх. Да, иди. Но учти, что скоро смеркается. Уверен, что придёшь домой вовремя?

Она по-прежнему не оборачивалась.

－ Не слушай её, подцепи какую-нить цыпочку, вдоволь с ней повеселись, － заливисто рассмеялся отец.

－ Чему ты его учишь? Совсем уже? － мама толкнула мужа в плечо.

－ Вишь какая нежная, － продолжал покатываться со смеху он. － Джош, принеси мне пиво из морозильника, да поживее.

Ребенок пулей вбежал на кухню и открыл распашную дверцу дубового контейнера со льдом, облицованного фарфоровой плиткой и выполненного в виде громоздкого серванта с матовым стеклом. Мальчишка отчётливо помнил, как Томас привез этот внушительных размеров ящик с кованым логотипом «МакКрэй[7]» в качестве подарка на двадцатую годовщину свадьбы родителей, гордо заявив: «Пускай же брак ваш будет блестящим и изящным, словно настоящий китайский фарфор». Схватив прохладный рутбир, Джо поспешил обратно.

－ Теперь можешь и погулять. － мистер Фёрлонг ловко выхватил из рук сына бутылку с выпивкой, но, заметив осуждающий взгляд матери, в очередной раз потерял самообладание и процедил сквозь зубы: － Чего уставилась? Я, в отличие от вас двоих, сегодня работал как проклятый, ей-ей. И я имею право расслабиться.

－ Разумеется, милый. － Женщина виновато потупила взор и сняла фартук.

Отец же пододвинул к себе стул и сел ужинать, запивая всё спиртным. Так он обычно начинал каждый свой вечер.

Джошуа попятился к входной двери, не оглядываясь. Почти достигнув цели, он внезапно столкнулся с кем-то в коридоре. Тогда он повернулся к незнакомцу лицом и, подняв глаза, застыл на месте.

－ Здравствуйте... － пролепетал он почти шёпотом, но заблаговременно опомнился. － То есть, добрый вечер, отец.

－ Да прибудет милость Господня с тобой, юнец. Не откажи мне в любезности, скажи, где матушка твоя, － велегласно произнес священник, незадолго до этого вошедший в дом.

－ Она на кухне, Отец.

－ Благодарю, сынок! － Приглаживая большой костлявой ладонью взъерошенные мальчишечьи волосы, священнослужитель удалился на кухню, где его дожидались родители.

Как позже припоминал Джошуа, это был рослый мужчина средних лет, плечистый и немного худощавый. Одет он был, как и подобает католическому духовенству, в чёрную сутану с длинными рукавами, простирающуюся до пят; внутри высокого воротника находилась белая колоратка, почему-то показавшаяся мальчику смешной деталью одеяния преподобного отца вне богослужения. Однако, за исключением неё, внешний облик священника внушал в ребенка почтение и призывал к повиновению. Про себя Джош подумал, что, если бы он посещал воскресную школу, то ни за что в жизни не решился манкировать его наставлениями, противиться воле похожего на него человека. Отдельное внимание он, внимательно осмотрев мужчину, уделил исключительному запаху, исходящему от мужчины. Нет, не аромат сожжённого ладана, не благоухание пчелиного воска. Он скорее смахивал на крепкий дух перегнивающей сосновой коряги, который щекочет обоняние, если переломить его пополам. На удивление, сладкий, словно с примесью ванили. Подросток неожиданно пожалел, что не успел разглядеть лицо отца Элмера. Но было то, что замерло в его памяти надолго － искромётные янтарные глаза, подобные двум спелым ягодам облепихи.

Сначала мальчик хотел было взять свой велосипед и прокатиться с ветерком по бугристым, так называемым «рассеченным» равнинам высокотравных степей, местами обросшим вереском. Дикая местность сохранилась не всюду, уступая место территории, предназначенной для сельскохозяйственных нужд. Но она есть и где-то на расстоянии полумили на запад от фермы расположился нетронутый участок прерии. Но, пораскинув мозгами, малец пришёл к выводу, что в этом случае он вернется не раньше девяти, а это недопустимо. Поэтому он отправился на задний двор своего жилища, дабы посидеть немного на задней веранде. Оказавшись там, Джо поднял голову и тут же опешил при виде всё той же ветряной мельницы.

－ Глупости, － вслух фыркнул он и уселся на скамейку.

Ребенок отвернулся в другую сторону и, уперевшись на руки за спиной, пробыл в таком положении минут двадцать, практически недвижно. Когда кисти рук уже изрядно онемели, а шея разразилась режущей болью, он наконец осмелился осмотреться. Ничего необычного в поле его зрения не оказалось, но вот звуки окружающей среды причудливым образом изменялись. На фоне привычного в час заката попурри из шелеста веничного проса, стрекотания сверчков и блеяния овец, время от времени доносились царапанье и приглушённый писк, совсем близко, где-то сзади. Каково же было его удивление, когда оказалось, что источником шума была дикий кот, затесавшийся под бревенчатый настил пола на веранде. Он вальяжно вышел из укрытия и, завидев перед собой человека, начал громко мяукать.

－ Пф, так ты всего-навсего бродячий мурлыка. А я уже подумал, какие черти водятся у меня в доме. Ха-ха!

Кот спрыгнул со ступеньки, мягко приземлился на на лапы, а затем поднял полосатый хвост трубой и вплотную подобрался к мальчишке. Животное, как и любое безобидное живое существо, жаждало ласки. И Джошуа не заставил его ждать.

－ Да, вот так. Какой ты покладистый. Может и не дикий вовсе, а? － он приложил ладонь к уху, словно прислушиваясь к мяуканью кота. － Что говоришь? За ушком почесать? Сию минуту, сеньор!

Но когда мальчуган в очередной раз потянулся к нему, чтобы погладить, кот отпрянул, очумело, с испугом зашипел и пустился наутёк. Он прошмыгнул под веранду, напоследок окинув двор трусливым взглядом.

－ Вернись, кошак! － Джошуа поднялся на ноги, на ходу обтряхивая с себя шерсть.

«Его что-то спугнуло? Почему он убежал?» － пронеслось в голове.

－ Кто его знает, что у этих зверей на уме, правда? － раздалось сзади.

Мальчик обернулся на голос, абсолютно бессознательно. Он его узнал сразу и, без преувеличений, его нутро съёжилось в ответ на зычный окрик. У двери застыл преподобный Элмер, и на лице священника расползлась неестественная улыбка, словно ловко приколоченная им самим. Но Джо решил, что на свете просто есть люди, у которых улыбки всегда выглядят натянуто и слишком уж театрально. А может быть, он не привык видеть духовных лиц усмехающимися?

－ Меня твоя мама попросила проверить, как ты. Давно ли ты тут на крыльце сидишь? － Мужчина опустился на скамейку рядом с мальчиком.

－ Где-то с полчаса.

Закинув ногу на ногу таким образом, чтобы сутана не задиралась, отец Элмер осмотрелся по сторонам и спросил недоумённо:

－ Один?

－ Да, с кем же мне ещё сидеть? Был кот, но вы его, кажется, испугали.

－ Ну а, с друзьями, например? В деревне все друг друга знают, тесно общаются между собой. Твой папа, вон, очень общительный и благорассудливый человек. По всему вероятию, мистер Фёрлонг ещё и воистину богобоязненный католик. И в сердце у него нет места злым помыслам, － вполголоса рассуждал он.

«Кто его знает, что у этих зверей на уме, правда?» － цитируя священника, насмешливо пробормотало мерзкое чувство, хранящее обиду на весь мир внутри мальчика. Но его тут же сменило другое, преданное семье: «Не стыдно ли тебе, собственного отца зверьём обозвать?!» Между тем, оставив внутренние споры без внимания, ребенок произнес:

－ Дружба － штука сложная и, святой отец, как по мне, скучная, － он поднял глаза к небу и вздохнул, точно от усталости. － Но могу я вас кое-что спросить?

－ Спрашивай, дитя.

－ Как вы здесь оказались? Ну, в Небраске. У вас какое-то поручение от церкви или типа того? － весело спросил он, подпирая подбородок руками.

－ Не совсем, сынок, не совсем, － голос его звучал загадочно. － Церковь не даёт мне наставления, лишь частично координирует мои действия. Духовного наставника, как я, могут сослать куда-нибудь лишь за неповиновение, потому что, я необходим религиозной общине непосредственно в гуще всех важных событий.

－ То есть? Какое такое неповиновение?

－ Например, оскорбление епископа или, скажем, святотатственная ложь по отношению к религии, богохульные высказывания, перечислял на пальцах мужчина. － И прочее. Это всё весьма занимательно, однако, предполагаю, не для твоего возраста.

－ Думаю, да.

－ Есть ещё что-то, чего ты не знаешь, но хочешь постигнуть со мной?

－ Есть одна вещь.

－ Какая?

－ Она может прозвучать... глупо. － ребенок замялся.

－ Не бойся, я не стану тебя осуждать.

－ Почему я не вижу Бога? － выпалил на одном дыхании Джош и отвел взгляд в сторону, очевидно смущаясь.

－ Ты хотел сказать, почему Он незрим для человеческих глаз? － совершенно спокойно переспросил святой отец.

－ А вы тоже Его не видите? － удивился малец. － Он что, и от вас прячется? Но вы же ближе к Нему, разве нет?

－ Ты заблуждаешься, сынок. Ибо Бог есть свидетель внутренних чувств твоих и истинный зритель сердца твоего, и слышатель языка твоего, －возразил святой отец. － Да, Его нельзя созерцать воочию, но не по причине трусости господней, о нет. Он всеобъемлющий, Джош, и поэтому неразличимый. Однако же, мы видим личину его Бытия, порождения сил и мощи Божьей, а это главное. То есть, Всевышний － не материя, не тело, не часть реальности, не отдельный пазл изображения, но то связующее звено между нами, между верующими и язычниками, землей и небом, живым и мёртвым. Словно ветер, частички которого поддерживают всё сущее. Нет, даже больше. Он сравним, да простит меня Господь за моё излишнее витийство, с тем невероятным механизмом, плодами труда которого мы можем наслаждаться и который все зёрна святой правды, крохотные истины и библейские догматы измалывает в струи ветра, в волны океана, в голос человека. Дабы перенести смысл их, вселив сущность его в уши каждому. Механизм этот... Он как... как... － он, пытаясь подобрать слова, замолкнул на секунду, другую, а потом, так и не закончив речь, молча уставился перед собой.

－ Как мельница?

－ Что ты сказал? － опомнился священник Элмер.

－ Как мельница, верно? Она из зерна делает муку, действует при помощи ветра. Подходит. Вы же так сказали?

－ Это, конечно, не оценили бы другие священнослужители, сам понимаешь. Но в остальном － да, ты прав.

－ Вы так считаете? － вскрикнул Джош, выказывая тем самым искреннее изумление.

－ Безусловно, － подтвердил он. － То, что ты ещё мальчонок, не отнимает у тебя дара мышления, что им Господь наделил нас всех. － Помолчав, мужчина добавил: － Я верю в тебя, Джошуа. Верю, что ты и вправду способный малый.

－ Спасибо, отец Элмер.

－ Слушай, сынок. Раз уж ты спросил, что хотел, я полагаю, мне тоже позволительно задать тебе вопрос. Мы уже, как никак, достаточно сблизились, не находишь?

－ Ну, да, － робко ответил ребенок.

В этот миг у него по коже беспричинно поползло сонмище мурашек, но он сделал вид, словно не заметил.

－ Как я понимаю, у тебя здесь нет друзей?

－ Да, － Джош вздохнул.

－ Могу ли я поинтересоваться, почему? Вот сейчас ты почему сидишь один? Только честно. Пойми, я не думаю, что дружба для тебя настолько сложная.

－ Не знаю. Далеко идти. Уже поздно. Мама будет волноваться, если я не вернусь вовремя, － помедлив, он добавил: － Да и вообще, не нужны мне эти тупицы!

Вдруг мальчуган выпучил глаза и прикусил язык, по всей видимости, осознав, что употребил неуместное в общении со священнослужителем слово. Хотя должен был вести себя благопристойно, как мама учила. «И кто здесь тупица, Джошуа?» － недовольно прошипел рассудок.

－ Извините, я случайно! － покаянно молвил он. － Только маме не говорите, о'кей?

Отец Элмер, прыснув от смеха, закивал головой в знак согласия. В этот момент мальчишка заметил, как облик мужчины отличается от тех членов духовенства, что он видел раньше. У него не было курчавой бородки, обрюзгших щёк, дряблой шеи и лысины во всю голову. Заместо них он обладал высоким, сократовским лбом, точёными скулами, крючковатым носом и тонкой полоской губ. Дополняли внешний вид прямоугольные очки со стальной полуободковой оправой. И глаза. Эти глаза. Примечательно, что каждый элемент словно омолаживал его. У ребенка даже сложилось впечатление, что каждый раз, когда он видел его, тот становился чуточку младше.

－ Хорошо, малыш. Упустим твои высказывания. Маме это знать не к чему.

－ Спасибо.

－ Но вот о чём с ней точно нужно поговорить, так это о твоих друзьях, сынок, － вздохнул мужчина.

－ Зачем?

－ Я думаю, они тебе на самом деле необходимы. Но ты упорно делаешь вид, что не нуждаешься в общении, избегаешь возможности завести новые знакомства. Так нельзя.

Мальчик призадумался, но ответ найти не смог. Только спустя пять минут он созрел на объяснение:

－ А можно мне ещё сказать глупость?

－ Сколько хочешь, сынок.

－ Может так случиться, что мне на самом деле необходим не реальный друг? Ну, не человек?

－ Ты о ком? Какие такие друзья? － священник нахмурил брови. － Вымышленные, может?

－ Нет, нет, я не о том, － ребенок остановился, словно споткнулся о невидимый словесный барьер.

－ Что же тогда?

－ Может мне нужен друг с неба? У Бога есть такие для ребят, вроде меня? Должны же быть ангелы, способные помочь не помереть со скуки. Или это богохульно звучит?

－ Я об этом не думал, если быть честным. Но, кажется, я знаю, кто тебе может помочь, － дунул ветер, и слова преподобного отца мигом дошли до сознания мальчишки.

－ Кто?

－ Не могу быть уверен, что ты будешь сильно удивлён, но где-то среди бесчисленного количества святых существует твой личный небесный покровитель, которого несведущие миряне зачастую нарекают ангелом-хранителем. Его ты получаешь в таинстве святого Крещения. Тогда священник вопрошает Бога: «Сопрязи утробе его ангела светла». Он призван оказывать помощь в нужный час, защищать тебя от окружающих опасностей, предстоять перед Богом и препровожать тебя к нему после смерти. С ним ты и можешь поговорить, сынок. Ближе него к Господу никого нет.

－ Но как это сделать?

－ Чтобы он тебя услышал, нужно обращаться к покровителю в молитве. Наилучшее время для откровенных бесед － день тезоименитства, другими словами, именины. Тогда сила слов твоих сильнее всего. Ты же знаешь имя своего патронального святого, м?

－ Нет, － смущение переполняло Джо.

－ Ничего, всё можно исправить, － задумчиво молвил отец Элмер. － Всё можно исправить, а как же...

－ Ладно, я уже наверное буду идти домой. Холодно становится, － без перехода протараторил подросток.

－ Да, я тоже, пожалуй, пойду, － согласился он тихо и поднялся на ноги. － Не забывай о своём покровителе, малыш.

－ Не забуду. До встречи, преподобный Элмер! － крикнул ребенок, ступив на веранду.

－ Прощай, Джошуа.

Совладая с усталостью и желанием поскрее уснуть, дитя замерло у порога. Его самовольно слипающиеся глаза провожали тёмную фигуру священника, окружённую туманной дымкой вечерних сумерек. Она неспешно покидала от фермы Фёрлонгов по отлогой тропе. По мере того, как отдалялся силуэт мужчины, спасительное пребывание интересного собеседника рассеивалось в сумрачном пространстве вокруг чада. Ему вновь было не по себе, он не ощущал прежнего единства с природой. Теперь мальчик отчетливо чуял приближение чего-то чудовищного, чего-то могучего.

Взор подростка пал на ветряную мельницу. Сейчас массивные крылья сельского сооружения стремительно двигались вкруговую, чуть слышно скрипя и громыхая. И вместе с тем, Джошуа не покидало чувство, что здесь определённо что-то не так. И отныне он точно знал, что именно.

«Ветра нет», － сознал он с ужасом.
______________________

1. (англ. RCA Radiola AR-812 superheterodyne) － первый супергетеродинный радиоприёмник, производящийся на коммерческой основе. Права на схему приёмника, разработанную Эдвином Армстронгом в 1918 году в течение Первой мировой войны, были приобретены RCA. И 4 марта 1924 года был выпущен первый средневолновый приемник AR-812.

2. «Голем, как он пришёл в мир» (немецкий).

3. «Затерянный мир» － немой художественный фильм 1925 года, сюжет которого был основан на одноименном романе английского писателя Артура Конан Дойла.

4. Трагикомический киноперсонаж, созданный актёром и режиссёром Чарли Чаплином. Также известен, как Маленький Бродяга.

5. (англ. WOR) Радиостанция класса A с чистым каналом AM и диапазоном в 50 кВт, принадлежащая iHeartMedia и лицензированная для Нью-Йорка.

6. «Небраска Корнхаскерс» (англ. Nebraska Cornhuskers) － межуниверситетские спортивные команды, представляющие на соревнованиях Университет Небраски-Линкольна.

7. «Говард МакКрэй» － производитель коммерческой холодильной продукции, в основном специализирующийся на изготовлении витрин.