Человек, знающий, что ему делать со своей собственной жизнью, никогда не вмешивается в чужую.

Игорь Хоботов

В школу я пришёл с мешками под глазами.

Всю ночь не мог заснуть. Слишком было страшно. Я всё боялся, что сейчас вновь начнётся землетрясение, что снова услышу эти жуткие голоса. В темноте мне казались те руки мертвецов, которые хотели меня убить. А ещё эти крики и ссора отца с матерью, пока кто-то не хлопнул дверью и не ушёл. Это оказалась мама, потому что Кайд пришёл ко мне, но я тогда притворился спящим. Я не мог с кем-либо разговаривать. Просто не мог перебороть внутренние страдания и страх.

Я просто не мог всего это вынести.

Мне было очень тяжело. Так, как никогда в жизни. Казалось, даже вчерашнее достижение в том, что я улучшил наши отношения с папой, не давало мне и проблеска надежды среди непроглядного мрака. Если я поссорил родителей, то зачем тогда вообще начал всю эту работу над семьёй? Отец с матерью раньше ведь почти никогда не ссорились. Мы жили мирно и дружно, хоть это и было простой маской, скрывающее равнодушие. И зачем же я всё это начал менять, если всё стало ещё хуже?

А, может, и лучше. Может, впереди меня ждало нечто хорошее, вознаграждение за то, что я сейчас так безнадёжно страдал. И сейчас мне надо было как раз-таки не сдаваться, не опускать руки и идти вперёд, с гордо поднятой головой.

Ха, легко сказать.

— Эй, дружище, ты чего такой уставший? У кого-то решил украсть мешки?

Клем робко рассмеялся своей же не самой удачной шутке и похлопал меня по плечу, приветствуя. Наверное, мне стоило обрадоваться его появлению, но я ничего не ощутил. Лишь опустошение. Точно был просто коконом для воздуха, который волшебным способом мог передвигаться и думать.

Отвратительное ощущение.

— Я не в настроении, — бросил я и зевнул, желая поскорее пойти домой, а ведь ещё даже двух уроков не прошло. Чёрт.

— Ты каждый день не в настроении, так что это не удивительно, — улыбнулся Клем, не желая так легко бросать меня, но в следующую секунду его лицо помрачнело. — Что случилось?

Я долгим взглядом смотрел на него, проклиная стоящий вокруг шум, который мешал мне думать. Этот «солнечный», робкий парень вновь хотел помочь мне, как и всегда, и не отстанет ведь от меня, пока не выяснит, в чём дело. Но я решил попытаться этого не допустить.

— Ничего такого, — равнодушно махнул я рукой. — Просто... зачитался и всё.

Клем покачал головой, не веря мне, после чего неуверенно и стеснительно ответил:

— Я вижу по твоим глазам, что что-то не так. Конечно, мы ещё не совсем друзья и ты не обязан мне что-либо рассказывать... Просто я хочу помочь тебе. Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, а у тебя явно сейчас не всё хорошо. Думаю, с тобой случилось что-то очень нехорошее, раз ты так плохо выглядишь.

Он глядел на меня кристально чистыми, похожими на изумруд, на который упали яркие лучи света, глазами, такими заботливыми и искренними, как у щеночка. Или человека, у которого прекрасное, доброе сердце. Так или иначе, его глаза стали моей слабостью. Я просто не мог пойти против его добровольной помощи, когда он с таким энтузиазмом протягивал мне руку, чтобы вытащить из безнадёжной темноты.

— И ты прав, — я опустил взгляд, не в силах больше смотреть на Клема. — Меня многое что тревожит, слишком много, что совсем мне не по плечу, чтобы со всем этим справиться. Я всё время теряюсь, будто заблудился в тёмном лесу ночью, всё время испытываю страх. Думаю, это всё из-за землетрясений. Но не это так меня подкосило. Я вчера наконец-то смог наладить отношения с отцом, но это стоило его ссоры с матерью. И это произошло из-за меня, из-за моих стараний. И это чувство вины, смятения, боли после бессонной ночи... Оно меня губит.

Клем нахмурился, явно не ожидая, что всё так плохо с его точки зрения. Он облокотился плечом о шкафчик и задумчивым взглядом глядел на школьников, которые весело общались друг с другом и постепенно расходились по классам. Такая обычная жизнь... Даже и не скажешь, что назревало нечто тёмное.

— Никогда не злись на себя, не причиняй себе боли. Пойми, всё, что ты делаешь, к лучшему. Даже малейший промах или неудача не стоят твоих страданий. На ошибках учатся. Один раз сделаешь неправильно, в следующий раз уже будет лучше. Только не падай духом из-за неудач. Они не стоят этого. Неудачи случаются у всех. Нет таких людей, которым никогда не было плохо, грустно. Нет таких людей, которые не сбивались с пути. В этом и есть секрет успеха. Никогда не сдаваться, слышишь? Никогда не сдаваться. Ни при каких обстоятельствах. В конце пути ты будешь рад тому, что не сдался, не бросил это дело и не махнул рукой. Ты сильный. Ты справишься. Не стоит опускать руки.

Я был скорее удивлён столь умным словам Клема, чем тронут ими. Видимо, вчерашнее известие о том, что Харлан собирался покончить с собой, сильно повлияло на него, заставило задуматься, осмыслить для себя жизнь заново, отчего он и сделал тот вывод, который сейчас мне сказал, пытаясь поддержать. На мгновение мне даже показалось, будто за этими словами скрывался тайный смысл о том, чтобы я вдруг ненароком не решил себя убить. Свести счёты с жизнью. Конечно, я не собрался этого делать и не буду, но, думаю, Клем всё равно в глубине души будет бояться, что я вдруг решусь на такой отчаянный шаг. Правда это или нет, но от речи парня мне стало легче. Несильно, но всё равно легче. Я почувствовал привычное тепло, словно в мою пустоту кто-то наливал изысканный горячий чай, сваренный с нежностью и любовью.

— Спасибо тебе, Клем, — я искренне улыбнулся и потрепал его по мягким волосам.

— Не за что, — парень растянулся в наисчастливейшей улыбке.

— Неужели тебе тоже когда-то бывало грустно и плохо? — я вдруг вспомнил определённые его слова. — И ты тоже сбивался с пути?

Юноша не ответил, он вдруг снял с себя рюкзак и, покопавшись в нём, достал потрёпанный серебристого цвета с твёрдой обложкой блокнот, из которого в нескольких местах торчали желтоватые листочки.

— Это мои стихи, — он смутился, протягивая мне блокнот. — Здесь я раскрываю свою душу.

Я поднял на него округлившиеся глаза:

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я прочитал? Чтобы понял, что ты чувствуешь?

— Я уверен в том, что тебе это поможет, — Клем робко улыбнулся уголком губ и надел рюкзак. — А я люблю помогать людям. Особенно своим друзьям.

— Мы уже друзья? — ещё больше удивился я. — Так быстро?

— А зачем, собственно, тянуть резину? Лучше стать друзьями до того, как, к примеру, настанет конец света. Откуда нам знать, когда он начнётся? Может, уже завтра? А я так и не смогу назвать тебя своим полноценным другом.

Меня поразила столь наивная и, казалось бы, детская мысль Клема. Может, он был не совсем прав или преувеличил своё доказательство из-за примера с концом света, но я всей душой почувствовал, что он был прав. Я был счастлив от того, что у меня появился друг. Может, наша дружба ещё слаба, но то, как мы начали её путь, должен был привести её к крепкости и преданности друг другу. Удивительно, к чему меня могла привести уже изменившаяся жизнь.

Я с трепетом взял книгу из рук парня и, ощущая его тёплые прикосновения на гладкой обложке, погладил её, будто сбрасывал пыль. Да, блокнот выглядел далеко не новым, потрёпанным, слегка порванным в паре местах, и от этого создавалось впечатление, будто он уже довольно старый. Однако я чувствовал, что к этой вещи относились с любовью, с нежностью и лаской, как к живому запуганному человеку, как это мог делать только Клем.

— Эй, философы, я вам не помешаю?

К нам вдруг подошёл Натаниэль, тем самым резко прерывая ход моих мыслей. Красивые волосы цвета кофе, разбавленного молоком, падали ему на такие же, как у брата, бирюзовые глаза, ухмылка растянулась на заострённом, полном шрамов, лице, худое тело без особого успеха пытался скрыть пиджак, но который хотя бы прикрывал его правую короткую руку.

— О, точно! — весело заулыбался Клем и перевёл бодрый взгляд на меня. — Я же хотел познакомить тебя с моим братом, потому что в первый раз это получилось... Ну, в общем, не получилось, — он смутился и посмотрел на Ната. — В общем, это Трантер Нефф.

— Натаниэль Эрнандес, — парень пожал мне руку и ухмыльнулся. — Да, в прошлый раз мне было не до знакомств. Этот Яанн пристаёт ко мне каждый божий день и всегда чего-то хочет от меня.

— В то время, как ты не хочешь моей помощи, — недовольно заметил Клем и посмотрел на экран своего телефона. — Чёрт, мне пора. Надо ещё заскочить в библиотеку.

Он взволнованно улыбнулся нам двоим и быстро скрылся среди толпы школьников, боясь опоздать на урок.

— Почему ты не хочешь, чтобы он тебе помогал?

Я спросил это с равнодушным лицом, но на самом деле в глубине души мне было интересно. У меня ведь никогда не было брата или сестры, и я не знал, каково это чувствовать ответственность за него или за неё, защищать, любить, как это делал Клем. И мне было интересно, почему могло быть наоборот, почему Нату не хотелось защиты от родного брата, так как был инвалидом. Будь у меня такой брат или даже сестра, как мой новый и первый друг, я был бы вне себя от счастья. По крайней мере, точно бы не боялся ни местных хулиганов, ни озверевших из-за десептизма людей, ни избиений от матери. Может, тогда бы я не стал бы трусом. Или даже вырос бы другим человеком.

— Мне раздражает то, что он всё время обо мне печётся, как и моя мама, — с неприкрываемой злостью, от которой у него скривилось лицо, ответил Натаниэль, после чего продолжил возмущаться: — Будто я маленький и беззащитный ребёнок, который не может о себе позаботиться и защитить. Меня раздражает, что они проявляют ко мне излишлюю заботу, к примеру, если я легко заболею, но чувствую, что могу на следующий день уже пойти в школу, но мама и брат чуть ли не силой заставляют меня оставаться дома почти на всю неделю. От этого я много что пропускаю, не понимаю какие-то предметы, а затем получаю плохие отметки. И сколько бы я не говорил им об этом, они всё равно твердят, что моё здоровье важнее этого! И это реально меня бесит. Сколько можно надо мной так издеваться? Мне уже восемнадцать лет, я взрослый человек, могу сам за себя постоять и отбиться от атак того же самого Яанна, но Клем упорно продолжает позорить меня тем, что всё время пытается меня спасти из передряг. Да, я ценю это, супер, но, чёрт возьми, я могу и сам. Человеку нужно иногда делать что-то самому.

От его признания я почувствовал смятение. Вроде как я был согласен с парнем: он ведь и вправду был довольно взрослый и уже самостоятельный, чтобы о нём не так сильно беспокоились, особенно младший брат. Возможно, живя столько времени в излишней любви, он просто ощущал, как она душила его, приносила вред, место пользы, и боль, тогда как Нат старался её никому не показывать. Думаю, он просто никак не может выбраться на свободу, задышать свежим воздухом, освободиться от пут, стать нормальным человеком. Не может быть самим собой. А это и вправду губило изнутри, уничтожало твои мысли, действия, личность, душу, сердце. Убивало то, что делало его Натаниэлем Эрнандесом.

Но с другой стороны, я не был с ним согласен. Мне казалось, что все братья должны были любить друг друга и защищать любой ценой, не смотря ни на насмешки, ни на позор, ни на что. Но Нат не ценил своего этого. Он не ценил ни любви, ни родственников, ни помощи. Он словно смотрел на мир под малым углом и не знал, что вне его. Не знал и не хотел знать. Парень желал быть таким, как все, и даже не замечал того, что природа с самого его рождения наделила его чем-то особенным. Да, конечно, он явно страдал из-за того, что его рука была короче второй, но это делало его непохожим на других, необычным. И это можно было использовать как некий дар, а не проклятие. Ценить это, а не мучиться из-за этого. Может, тогда бы жизнь стала лучше.

— А ты говорил это Клему? — я поднял голову, чтобы посмотреть в его глаза. — Говорил всё это, объяснял?

— Конечно, но я знаю, к чему ты клонишь, — лицо Ната сморщилось в неприязни. — Знаю, что ты такой умный и любишь говорить людям всякие разные натации, там, о смысле жизни, смерти и прочей дребедени. Даже слышал историю о том, что ты поссорился с нашим новым историком, или историю о Харлане. Брат мне все уши про него прожжужал, типа как он боится, что тот покончит с собой или что ты такой молодец, протянул ему «руку надежды», — последние два слова он показал пальцами в ковычках. — Но не надо говорить что-либо о жизни мне, понятно? Оставь это при себе, мне так легче будет.

Наверное, мне следовало бы обидеться на эти слова парня, но я ничего такого не почувствовал. Может, пару дней назад я бы обиделся, начал бы ему бесконечно долго говорить речи, но сейчас я прекрасно его понимал. Я осознал, что не стоило для каждого делать «проверку», как это было с Клемом, когда я только с ним познакомился, что не всегда и не всем это было полезно. Конечно, Харлану это помогло, но, думаю, Натаниэль — другое дело. Он старше меня, явно не глупый и много что осознавал. Но даже не из-за этого мне не хотелось говорить эму всякие натации — он ясно дал мне понять, что помощь ему не нужна, что он хотел справляться во всём сам.

И у меня такое чувство, что у него был даже какой-то план. Тайна, которую он никому и никогда не расскажет.

— Ладно, — пожал я плечами и, слабо улыбнувшись, убрал книгу со стихами в рюкзак. — Мне достаточно того, что ты смог выговориться и даже выпустить пар, что смог с кем-то поделиться своими проблемами и мыслями. Это тоже помогает. Общаясь с первым встречным, ты, наконец, можешь побыть собой.

— Хорошая мысль, — кивнув, оценил Нат и ухмыльнулся. — Кстати, эта книга моего братца очень важна для него. Просто знай, что здесь, на этих страницах, он может предстать совершенно не таким, какой бывает каждый день при людях. Правда, поэт из себя он никакушный, но, думаю, раз ты умный мальчик, то сможешь...

— Ты!

Чей-то громкий восклик прервал Натаниэля, который тут же побледнел, когда увидел, кто к нам приближался. Это был разъярённый Яанн Марс, глаза которого в этот момент стали будто совсем красными, цвета пролитой крови врага. Он растолкал нескольких школьников, случайно ставших на его пути, отчего те в ужасе отпрянули, зная, какая громкая репутация была у этого молодого человека.

— Что тебе ещё нужно от меня? — Нат гордо вскинул головой, готовый победить в этом неравном бою, его взгляд был полон ненависти.

— Не ты мне нужен, ублюдок, а он, — свирепо огрызнулся Яанн и схватил меня за ворот серой рубашки.

— Я?!

Дыхание перехватило от страха, тело всё сжалось, точно пыталось превратиться в маленький комочек и спрятаться куда подальше.

— Это ты убил моего отца?! — Яанн, казалось, совсем обезумел от гнева и отчаяния.

— Что?

Я искренне не понимал, что хотел от меня этот беловолосый парень, который с неимоверной силой прижал меня спиной к шкафчикам, отчего раздался оглушительный грохот. Мои кеды медленно оторвались от пола, что заставило меня ещё больше вспотеть от страха. Я хотел было позвать на помощь Ната, но не нашёл его взглядом. Видимо, смылся пока не поздно.

— Признавайся, — Яанн встряхнул меня. — Это ты убил его, да? Ты?

Я даже не успел открыть рот, как на весь коридор прозвучал хрипловатый голос директора: «Яанн Марс и Трантер Нефф срочно приглашаются в кабинет директора». Я не понимал, что происходило, зачем меня вызывали к директору да ещё и с Яанном, и что случилось с его отцом. Кто-то убил Етара? Что? Когда? Я тонул в вопросах, отчего ещё больше поддавался панике и невообразимому хаосу внутри себя. Каждый день что-то происходило, но такого я точно не ожидал. И это меня до смерти пугало.

Сердце в груди ушло в пятки, когда парень медленно опустил меня на пол и зловеще с долей мрачности усмехнулся:

— Тебе повезло, щенок, иначе бы я сейчас размазал бы тебя по всем этим шкафам.

Чуть ли не выплюнув последнее слово мне в лицо, он резко развернулся и, засунув руки в карман толстовки, двинулся в сторону выхода из коридора, даже не смотря на обращённые к нему взгляды школьников. Кое-как отряхнувшись и прийдя в себя, я поспешил за ним, с каждым шагом всё сильнее боясь, что могло меня ждать впереди.

Сердце бешено билось уже где-то в горле, когда мы вдвоём остановились перед кабинетом директора. Никогда я так не волновался, не испытывал столь большого напряжения, словно вот-вот — и из меня во все стороны полетят искры и молнии. Такое беспокойство охватило меня, что аж сердце заныло от боли. А ещё один только вид Яанна внушал тихий ужас...

Даже не постучавшись, он резким движением руки распахнул дверь и первый вошёл в тёмный кабинет директора. Мне ничего не оставалось делать, кроме как войти за ним в тусклое, небольшое помещение, полностью обставленное старой, пыльной мебелью, точно это была домашняя комната, принадлежащая уже далеко не молодому человеку. А ведь сам директор был ещё как молодой  лет на тридцать с небольшим: бледно-рыжие волосы, которые были не настолько сильно кудрявыми, чтобы не уложиться в ухоженную причёску; круглые, тонкие очки, за которыми прятались серо-зелёные, точно выцветшая фотография, глаза; маленькая щетина покрывала широкий подбородок веснушчатого лица. Он был слегка горбат из-за высокого, широкоплечего, крепкого телосложения.

Сцепив пальцы на столе, мистер Риц вежливо улыбнулся и жестом пригласил нас сесть напротив него. Гнетущая тишина окружала нас, ничто её не нарушало, казалось, наши шаги, движения и дыхание — всё поглощалось, не успевая даже произвести полноценный звук. Тишина бывала разной: перед смертью и бурей, на поле прошедшей битвы, в лесу, во время контрольной работы, ночью, в минуты счастья или горя. Но здесь, в этом кабинете, тишина была странная, как будто откуда-то исходила, из какого-то определённого жуткого места. Эта тишина навевала неприятное покалывание по спине, дрожь в руках и такое ощущение, точно вокруг тебя находились одни только привидения и что-то шептали на ухо, шептали и шептали...

— Насколько нам известно, вчера после всех уроков кто-то убил Етара Марса в его же кабинете, — рассудительно начал мистер Риц, смотря то на меня, то на Яанна, который с мрачным лицом, сжав кулаки, ёрзал на стуле. — Убийство было похоже на те, которые происходили в последнее время. Подробности разглашать мне нельзя не только вам, но и всем остальным. Поэтому скажу, что в некоторым смысле за этим делом подозревают Трантера.

— Меня?!

Я был в ужасе. Ещё только этого не хватало! На меня и так навалилось много проблем и дел, а теперь ещё меня подозревали в убийстве! Это поистине ужасало. Я даже не знал, что и думать, как спасаться. Разве я, какой-то школьник, мог убить взрослого человека? Конечно, мы повздорили с Етаром, но не до такой степени, чтобы я убил его. Скорее, это он был готов раздавить меня как букашку, тогда как я не смел даже пальцем коснуться его. Я знал, что за последние два дня нашли целых три трупа, но не знал, кого именно убили. Поэтому меня поразило, что один из них оказался мистер Марс. Правда, меня поразило то, что вообще кого-то убили, потому что Сандерелис был тем городом, где преступная деятельность заканчивалась на одной банде молодых хулиганов, в числе которых был и Яанн. Если кто и мог кого-то убить, то только кто-то из этой шайки.

Но меня поразило то, что эти происшествия почему-то тщательно скрывали, по телевизору почти что об этом не говорили, даже имена погибших. Либо за этим стояло что-то поистине страшное, либо полиция просто не хотела создавать панику и пыталась замять дело. Однако напряжение всё равно оставалось, ведь по городу бродил какой-то сумасшедший серийный убийца...

— Ты последний, кто видел мистера Марса, — спокойно ответил директор, смерив меня странным взглядом. — Но эти подозрения не серьёзны и совершенно без основания, поэтому тебе не стоит сильно волноваться. Они возникли только из-за той истории, что ты поссорился с нашим новым историком, однако о его смерти пока мало кто знает. Как видишь, информацию тщательно скрывают.

— Но почему? — мне было до сих пор не по себе от той мысли, что меня могли подозревать в убийстве.

— Полиция не совсем может понять, как именно происходят убийства, — мистер Риц покачал головой.

— В смысле? Как они не могут понять? — рявкнул Яанн, с трудом скрывая дрожь в голосе. — За столько лет тишины полиция там совсем отупела, что не может понять эти простые убийства? Серьёзно?

Только сейчас я осознал, насколько тяжело было Яанну. Насколько ему было больно. Лишиться любимого человека, который хоть и был жестокий с суровым нравом, но всё же родным. А если верить всем этим рассказам о нём и Етаре, то Яанн очень уважал своего отца, хотел стать таким же, ослеплённо верил в его идеал и цели. Етар был ему дороже всех остальных, он любил папу больше всех. И это несоизмеримо больно, тягостно, отчаянно знать то, что любимого человека больше не было. Что его убили.

— Потому что эти преступления не совсем простые, Яанн, — возразил мистер Риц всё тем же рассудительным голосом, а затем его губы растянулись в зловещей ухмылке. — Мне не хотелось бы об этом говорить, но чтобы унять твой пыл, скажу, что у тел было проткнуто сердце явно ножом. Но не это так напрягает: у жертв не было скелета.

Мне понадобилась секунда, чтобы осознать эту информацию:

— Но... Как?

Я искренне не понимал, как можно было вынуть целый скелет из человека и зачем это нужно было делать. Насколько надо было быть сумасшедшим, чтобы пойти на такое безумный поступок? Само по себе убийство — дело страшное и опасное, тут надо было быть очень осторожным, но зачем ещё и вынимать скелет человека? Для каких жутких целей? И тем более как такое возможно? Вынуть скелет, но оставить остальное тело в том же кабинете, как мусор, который вечно забываешь выкинуть. Но здесь явно всё было сделано специально. И для чего-то. И это ещё больше пугало.

Что же начало происходить в Сандерелисе? Что за тьма затмила в нём свет?

— Сам не знаю, — спокойно пожал плечами мистер Риц с таким видом, будто говорил о чём-то несущественном. — И это ещё при том, что других ран и повреждений не нашлось. Скелет как будто... Исчез.

— Да вы просто издеваетесь надо мной! — Яанн вдруг в ярости вскочил со стула, чуть ли его не уронив. Его глаза пылали болью. — Моего отца убили, а вы тут обсуждаете его убийство! Да тем более при мне! Нашлись тут два умника, которые ничего не чувствуют и ничего не знают, кроме как своей науки. Да ещё и расследованием решили заняться! Ды вы просто...

— Хватит, Яанн, — вежливо остановился его мистер Риц, его спокойное лицо уставилось на отчаявшегося и потерявшего от страданий в эти минуты разум парня. — Мы с тобой закончили разговаривать. Тебе пора на уроки.

Лицо блондина перекосилось в еле сдерживаемой ярости, смешанной с глубокой обидой. Кинув на меня последний взгляд, он сжал кулаки и вышел из кабинета, хлопнув дверью. И от его действия, от этого звука... Я почувствовал вину. Будто я и вправду был виноват в том, что Етара убили, что его кровь была и на мои руках. Пальцы полностью в крови, которыми я обляпывал всю душу Яанна.

«Это ты убил его, да? Ты?».

А ведь мне хотелось это сделать. Где-то глубоко внутри сердца. Таил там свою кровавую месть, вынашивал её, надеясь, что когда-то мне повезёт и я смогу совершить задуманное. Смогу пойти на убийство.

Убить. Убить. Убить.

— Мне тоже идти? — я удивился, когда понял, что мой голос не дрожал после таких мыслей.

— Я хотел с тобой поговорить, Трантер, — признался мистер Риц и слегка пододвинулся вперёд, поближе ко мне. — Я знаю, ты не виновен в этом убийстве. Ни напрямую, ни косвенно. Я знаю, что ты поссорился с мистером Марсом из-за десептизма, но поверь мне, этот человек всегда был жестоким и злым по отношению к другим не смотря ни на что. Он любил поссориться с людьми на глазах у всех, любил издеваться, показывать свою силу и власть. Он даже меня запугал, когда пришёл устраиваться к нам на работу, — мужчина усмехнулся. — Скажу тебе, чтобы это было только между нами, я даже рад, что теперь нет этого Етара Марса. Уж поверь мне, своей гибелью он осчастливил многих людей.

Что-то было такое тёмное в этих словах, что-то с двойным смыслом, однако я не мог с этим не согласиться. Я ожидал, что во мне вскипит возмущение или неприязнь, но я был полностью солидарен с директором, как бы странно это ни смотрелось. По крайней мере, теперь мне точно можно было не ожидать мести от Етара, ведь он грозился меня расплющить, как и его сын, между прочим. Яблоко от яблони не далеко падает, к сожалению.

— Я вам верю, — хладнокровно кивнул я, внимательно рассматривая мистера Рица.

— Знаешь, хочу тебе ещё сказать перед тем, как прозвенит звонок, — тот загадочно улыбнулся. — На самом деле, я бы согласился с тобой на счёт десептизма, вот честно тебе скажу, если бы не знал, что в этом городе существует место под названием Затишье. Когда-нибудь слышал о нём?

Я впал в ступор. Чего-чего, а этого я точно не ожидал. И никак не понимал с чего вдруг директору говорить со мной о десептизме и... Затишье? Что это такое?

— О чём вы? — я нахмурился, почему-то предчувствуя нечто нехорошее.

Мистер Риц продолжал всё так же загадочно улыбаться, странным взглядом смотря на меня, точно пытался передать некую информацию.

— Ты когда-нибудь наблюдал за аистами?

Странные вопросы мужчины не переставали меня удивлять и вводили в ещё более глубокое непонимание.

— Н-нет... — ответил я, не совсем уверенный в том, что не спятил ли вдруг директор.

Тот ещё сильнее поддался вперёд, словно желал полностью поглотить меня странной, с долей безумия улыбкой.

— Понаблюдай. Они могут привести тебя туда, где ты узнаешь все ответы на свои вопросы.