Лето.

За окном солнце, а мне совсем не хочется двигаться. Белая простыня невидимо душит, а я жду, когда настанет мой конец.

Я устала.

Темные реки вен навзничь затыканы тонкой иглой образуя шарообразно вытающие облака синяков. Каждый раз смотря на свои руки, сердце обливается горечью и досадой.

Почему я?

Белые стены больницы меня достали, я устала даже думать, что нахожусь здесь. Хотелось лишь уснуть. Уснуть и больше не проснуться. Но жизнь терзает меня, вставляя шипы колючие, заставляя кричать, плакать и смеяться от своего бессилия.

— Ты может поешь? — вздыхая, встав с койки, произносит женщина, смотря на тарелку каши манной с комочками одиноко ждущую хозяйку, — Нужно заставлять себя есть, а то совсем исхудала. — махнув рукой, произносит женщина.

Уткнувшись в подушку, я лишь  показала свое нехотение, а женщина медленно, похрамывая покинула палату. Зарывшись в одеяло, рукой телефон нащупываю, как вдруг замечаю капли крови, вытекающие с носа. Я снова запачкала постельное белье, кому-то снова придется менять мне его, ведь сама я не в силах.

Окунув ноги в теплые тапочки, что изображали овечек пухлых, рукой прикрываю нос, а кровь медленно капает на ладонь. С каждым днем я становлюсь все слабее и слабее, и даже сейчас, мне трудно встать с кровати, наверное кости уже не слишком крепкие из-за недостатка витаминов.

У меня рак четвертой стадии. Сейчас моя печень очень страдает, ведь большинство метастаз захотели съесть именно её. Для кого-то это покажется грустным, но что странно, я никогда не представляла себе свое будущее, никогда не задумывалась будет ли оно хорошим или не очень. В любом случае, теперь я знаю свое будущее, о котором даже не думала.

Обычно я не смотрю на себя в зеркало, но иногда мне интересно, насколько мое тело меняется и с какой скоростью метастазы пожирают мое тело. Пальчик пробегается по желтоватому лицу, острым четко выраженным скулам, а склеры покрывались желтоватым оттенком. Больничная пижама была для меня большой, можно расценивать как оверсайз на нашем сленге. А короткая стрижка, что уже отросла на сантиметров пять от последней химиотерапии была бы самой стильной, проходя я в Итэвоне. На самом деле от меня отказалась больница, сказала, что больше не может делать химиотерапии, ведь мне они не помогают. С такой весточкой меня отправили домой, но я решила сэкономить на оплате съёмной квартиры и бешеной коммуналки, придя сюда, в то место, где либо лежат уже готовящиеся к смерти, либо те, у кого еще есть шансы: онкологический центр с государственной поддержкой.

Конечно, это была совершенно не я, но пришлось смириться, ведь это необратимо. Все стадии принятия я уже прошла и даже ту, что умирать мне придется одной. Без мамы, папы и брата, которому и года нет. Не хочу перетягивать свою ношу на их голову, хочу чтобы они жили спокойно, растили малыша и думали, что у меня все хорошо за границей. Вот только врать долго не получиться, потому что когда я умру, отвечать на их сообщения будет не кому.

— Доброе утро, Ким Минджи, — заходит медицинская сестра, я удивилась, что без капельницы, ведь она всегда с ней, — Снова кровь? — подбегает она, положив руки на мои плечи, а я неловко улыбаюсь, стоя у раковины.

Заткнув мне нос ватой, как бы это странно не звучало, я снова легла в кровать.

— Почему твои родители не приходят? Ты конечно совершеннолетняя, да и не мое дело, но они должны знать что с тобой. — надевая на руку мою рукав от тонометра, произносит она.

— Я в порядке, — говорю я, улыбнувшись.

Покачая головой, медицинская сестра записывает результаты измерений в тетрадь.

— Еще, я хотела предупредить, к нам пришли студенты практиканты, будут учиться ставить капельницы, измерять давление, пульс, — с увлечением произносит она, намекая на мою скорую очередь.

— Я должна испугаться? — щурясь, говорю я, а медицинская сестра махнув рукой, уходит.

Теперь понятно, почему она пришла без капельницы. Еще не хватало мне быть подопытной неумелых практикантов, у которых руки дрожат и игла сразу не проходит. У меня личного выбора нет, поэтому придется стать "манекеном" для будущих медиков.

Дверь открывается и я отвлекаюсь от своих мыслей, затупив уже не одном месте свой взгляд. Высокий шатен с яркой улыбкой, в руках которого капельница входит в палату. Клянусь, что красивее парня в своей жизни я не видела. Я будто его взглядом пилила, пронзала насквозь его четко отглаженный халат, прокладывая свои стрелы прямо в сердце.

— Так, — помахав рукой около моего лица, застывшего на красавчике парне, медсестра явно вовлекла мое лицо в краску цвета алого. — Минджи, познакомься, это Пак Вонбин, студент-практикант, будущий медбрат! — похлопав по плечу парня, медсестра улыбается, а я лишь киваю. — В течении двух недель Вонбин будет делать все, что делаю я.

Не тут то было о моих раздумьях счастливой смерти, ведь казалось я быстрее откинусь от трясущихся рученок парня. Он то неловко улыбался, поднося иглу к вене, то прикусывал губу волнуясь, надеясь что сделал все идеально правильно. А более мило выглядел с штукой слушающей мое дыхание и сердцебиение. Все с его рук валилось, он трясся как осиновый лист на ветру, но я могу понять его, ведь это первая в жизни практика на живых людях, к тому же совершенно незнакомым.

— Вонбин, обязательно заполняй дневник! Завтра приходи раньше, попробуешь сам зарядить капельницу.

Медсестра убегает впопыхах, оставив нас наедине.

— Я пойду, пожалуйста, хорошо питайтесь и... — засунув руку в карман, произносит Вонбин. — Потерпите меня две недели, а точнее тринадцать дней — положив шоколадку на постель, Вонбин улыбнулся широко, как при первой встрече, протянув руку дружбы. — Вы, мой первый пациент, я позабочусь о вас!

Я улыбаюсь, смотря на его солнечное личико и тяну руку, дабы пожать в ответ. Предательски щеки краснеют, а взгляд то вниз то на парня падает с бешеной скоростью. Как же так получается, что приобрести болезнь помогло мне влюбиться?