Мы так и сидим, в обнимку,слушая тишину, которая так красноречива с нами...

Я еду в черной машине, открыв окно и высунув голову, подставляя лицо теплому ветру. Солнце уже садится: лучи потихоньку тускнеют, образовывая незабываемый закат, которым я не могу насмотреться. Мне нравятся такие вечера, когда вокруг только природа и ее дети: деревья, озера и зеленые бугры. Хоть на улице и весна, вечер по-настоящему летний, словно я с друзьями сейчас пойду на пляж, где мы будем прыгать с моста бомбочкой, радуясь первым дням лета. Это было бы прекрасно, но я совсем не там — наверное, к счастью. Еду с улыбкой на лице, в удовольствии закрыв глаза — ветер треплет мои волосы, их, наверное, придется распутывать, но теплый ветер так приятно чувствуется, что мне плевать на последствия. Я просто счастлива, что нахожусь здесь и еду туда, где смогу уединиться с природой. И не только.

После, когда солнца уже почти не видно, я возвращаю свое внимание на дорогу, которая будет длиться еще несколько часов. Мы проезжаем пустой, уже зеленый луг и мне буквально хочется расплакаться от того, что я все это время сидела в своем Сиэтле, никуда не вылезая, когда за городом такая умиротворенная красота.

Я делаю глоток уже теплой воды из бутылки и перевожу взгляд на мужчину, который так уверенно водит машиной, осматривая дорогу своим острым взглядом.

— Ты уверен, что все нормально? — настороженное спрашиваю я, положив руку ему на плечо. — Твои приступы могут плохо закончиться.

— Просто будь наготове, Венера. Я научился их распознавать, поэтому обязательно скажу тебе, — говорит Алекс, вздохнув.

Мы уже оба начинаем принимать эти приступы как должное, потому что не знаем, что делать дальше. Наша попытка уличить в этом Роберта не одержала успех — и теперь мы оба в растерянности.

— Не легче мне повезти?

— Ты уже сидела за рулем и постоянно ныла, что долго. Думаешь, кемпинги так близко находятся? — Мы переглядываемся, я пытаюсь скрыть долю стыда. — Нет уж, я лучше умру, чем буду слушать твое нытье. Ты как осел из «Шрека», — смеется он.

— Ну спасибо!

После мы оба заливаемся легким хохотом и продолжаем поездку молча. Алекс включает радио, где играет песня «Nina1», которую я так люблю.

— Oh, Nina, you should go, Nina. Coz I've never coming home, Nina2, — подпеваю я себе под нос, пытаясь не нервировать Алекса. Но кажется, ему даже нравится слушать мой шепот, в котором скрыто такое восхищение.

Дальше играют незнакомые мне песни, и я снова утыкаюсь в закат, который постепенно тускнеет. Погружаюсь в свои мысли, вспоминая, как же я оказалась в машине с Алексом, который везет меня далеко за город.

Это было обычное утро, которое я помню смутно, потому что оно было совершенно рутинным. Эмили снова жужжала о своем парне Генри, которого она так любит — уже готова помочь собрать ей чемоданы! Я еще не особо отпустила тот день с Робом, который засел внутри — прошло всего несколько дней, в течении которых Роберт успел мне написать сообщение с извинениями, в конце добавив, что «я поступил неправильно, но это было давно — пора отпустить». И на самом деле я горжусь им. Горжусь тем, что он не извиняется как потерпевший, названивая и отправляя куча сообщений, унижаясь передо мной. Роб сам прекрасно понимает, что бред обижаться на то, что было и не имеет особого значения сейчас. Наверное, я просто слишком боюсь предательства, поэтому не могу с ним свыкнуться, будто мне изменил горячо любимый муж. Но нет, Роберт перестал быть моей любовью. Поэтому перед тем как выйти из дома, я написала ему, что все нормально и я не держу на него зла — «просто это было неожиданно». Это правда, мне нужно просто привыкнуть.

День в бутике был до ужаса скучный — спасало только то, что сегодня мы работаем до четырех (сломались кондиционеры, без которых внутри невозможно дышать, поэтому после четырех должен был приехать мастер от Глории) и я уйду домой пораньше, выпью вина и лягу спать перед выходными. Только этими мыслями я жила все утро и весь день.

— Кстати, Джулия, а что у тебя с тем парнем? — вдруг спросила Франческа.

Я стояла у товаров и рассматривала ценники, которые стали слишком высокими.

— С каким? — Я вошла в ступор, потому что не понимаю, о ком та говорила.

— Ну этот... Я видела его пару раз, и ты рассказывала о нем... Кажется, Аксель, — хмурилась коллега, вспоминая имя.

Я даже вскинула брови от удивления. Как она его запомнила вообще? Конечно, в течение рабочего дня мы о многом разговариваем, даже о личной жизни, но мне казалось, что я не болтаю так много об Алексе.

— Алекс, — улыбнулась я.

— Точно! Так что, замена Роберта или как? — усмехнулась она.

Я немного нахмурилась. Она знает про Роберта, но не о его тайне об измене.

— Нет, он мой хороший друг. Пока замену Роберта я искать не собираюсь, — искренне сказала я, поправив бейджик.

— Он симпатичный, — протянула она, принявшись что-то писать у кассы. — Он свободный?

Я возмущенно повернулась к Франческе, которая улыбнулась ехидной улыбочкой, пытаясь не выдавать этого. Она что, играет со мной или той и вправду понравился Алекс?

— Эй, ты что, запала на него? — Мой голос был скорее угрожающий, чем любопытный.

Та залилась смехом.

— Успокойся! Вижу ведь, что тебе не все равно.

— Хитрюга, — бросила я, ничего не возразив и не объяснив. Пусть думает так, как ей удобно.

После проходит целый день, в течение которого я успеваю соскучиться по родному дома. На удивление, унылый и скучный день получился. Но в завершении меня ждал особый подарок — Алекс, ожидающий меня у бутика. Я сразу заметила улыбку Франчески, которая так сильно прожигала нас взглядом. Ревнует или завидует? Ей никогда не была настолько любопытна моя личная жизнь. Меня это напрягло, но кто знает, что в голове у этой строгой девушки.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я у Алекса, который берет мою тяжелую сумку в руки.

После онговорит такое, что у меня отваливается челюсть. Расслабиться и отвлечься от проблем, отправившись на кемпинг недалеко от залива? О боже, мои глаза вылезли на лоб, но после уговоров хранителя я согласилась — кто бы мог подумать! Я просто собрала свои вещи, прихватила кусок пирога Эми и села в машину Алекса, сказав подруге, что ненадолго уеду по «бутичным делам».

Поэтому сейчас я еду с Алексом туда, где спокойствие и умиротворение. Мне и вправду нужно отвлечься, просто расслабиться, забыв о том, что Алекс хранитель — и вообще об их существовании. Хочу просто уехать неизвестно куда с верным другом под ручку, словно ничего вокруг и позади нет. Это же так прекрасно, уединиться с природой, познать ее красоту так близко! Моя заблудшая голова нуждается в этом — и, боже, как хорошо, что у меня есть Алекс, который понимает это. Сорваться куда-то вот так вот — совсем не похоже на меня. Но я хочу сделать то, что не похоже на меня. Чтобы перегрузиться и стать чем-то новым — хотя бы на вечер. Поэтому мне нужна как воздух эта поездка, которая, я надеюсь, закончится наилучшим образом. Ведь я с Алексом, значит, все хорошо.

Путь довольно долгий — я не привыкла ездить так много на машине, поэтому часто доставала Алекса, который так хорошо меня терпит. Отвлекаюсь на природу, уже погрузившуюся в свет заката. Она действует на меня успокаивающе, словно снотворное — все эти луга, деревья и поля кажутся такими родными, что становится максимально комфортно. Под таким воздействием я закрываю глаза и проваливаюсь во тьму.

Мгновение спустя будит Алекс, который так нежно тормошит меня, словно я хрупкий хрусталь.

— Уже приехали? — разлепив веки, сонно спрашиваю я.

Перед глазами возникает Алекс, его улыбка и сияющие глаза, в которые не позволяю себе провалиться. После выхожу из машины, ступив на тропу из камней.

Вокруг деревья, вывески с названием кемпинга, разные здания, а дальше — лишь лес, в котором страшно заблудиться, отдав ему свою душу.

— Подожди у машины, я сейчас разберусь с кое-чем, и мы пойдем на поляну, — говорит Алекс, держа папку в руках, и растворяется в стенах деревянного здания, которое так сильно сливается с местной природой.

Я решаю время не терять и медленным шагом обхожу местность, будто что-то ищу. Чувствую ногами острые камни, которые причиняют боль даже сквозь подошву кроссовок. Но мне так нравится это чувство — словно я обнажена и уязвима, самое сильное чувство того, что ты жива. Подняв голову выше, замечаю ряд деревьев, могущественно и непоколебимо стоящих здесь. Наверное, им уже много лет и меня пугает тот факт, сколько всего они видели — совсем как хранители, в памяти которых века этого мира. Но дальше ряды деревьев становятся гуще, и меня не покидает мысль, что там ничего, кроме кромешной темноты, которая уже начинает падать на землю. Эта неизвестность может пугать, но меня она тянет.

Посмотрев в другую сторону, замечаю резкое движение — это белка, которая карабкается по дереву, ловко цепляясь за кору своими когтями. Я наблюдаю за ней, пытаясь не упустить из виду. Но та так ловко убегает, что я не успеваю одуматься.

Спустя минут десять, когда я уже успела посчитать белок в лесу, приходит Алекс с той же обворожительной улыбкой. Мы берем наши вещи — я предлагаю помочь хранителю, ведь он взял слишком большой груз на свою спину, но тот говорит, что все нормально. Идем по тропинке, ловко переступая через поваленные деревья и лужи грязи. По пути молчим, слушая звуки природы, которые никогда не услышишь в шумном городе, где только пыль машин и спешащие люди. А здесь — просто прекрасно. Благодаря тишине, которая поет, происходит некая перезагрузка, когда не важны никакие проблемы — они уходят, словно и не было. Нет обид, слез или боли. Это медитация, которая действует не хуже терапии психолога.

Я даже не замечаю, как Алекс со вздохом скидывает с себя весь груз и потягивается, словно только что проснулся. Мои вещи тоже летят вниз, шумно упав на землю. И я просто смотрю вперед — больше мне ничего не надо. Я готова жить здесь вечно, умереть, смотря на этот залив! Вода течет так спокойно и слегка меланхолично, что хочется лечь туда, забыть о том, что ты человек и просто плыть, пока течение не выбросит на берег, заставив подняться и вспомнить, кто ты. Я подхожу к берегу и трогаю воду рукой. Она прохладная, но тем и ободряющая. Голубой цвет залива просто завораживает! Вдалеке, где виден берег, на небе растягиваются розовые облака, будто художник небрежно коснулся кистью небесного полотна.

— Как же тут красиво! — шепотом поражаюсь я, когда плечом чувствую грудь Алекса. — Ты знаешь места.

Он подходит ближе, и я могу рассмотреть его профиль: такой красивый нос, тонкие губы, выпуклый подбородок и сверкающие глаза! Его взгляд может заставить покрыться мурашками, но я настолько привыкла к этому, что сейчас большее удивление у меня вызывает место, где нам предстоит провести ночь. Но кажется, я не смогу заснуть.

— Я уже был здесь, и не раз, — пожимает плечами тот, взглянув на меня и покинув берег.

Хранитель, кажется, начал устанавливать палатку и на мое предложение помочь ответил, чтобы я расслабилась и наслаждалась видом. Ведь поэтому он так неожиданно принял подобное решение.

— А как ты мог здесь быть, если ты всегда со мной? — спрашиваю я, сев на раскладную табуретку, которую привез Алекс. Или купил заранее.

В воду приземляется птица, какое-то время спокойно патрулирует, пристально вглядываясь в нас, потом улетает — так плавно и мягко, словно перышко.

— Я был здесь лет двести назад — ну, в прямом смысле. Тогда ты была младенцем, поэтому мне не было большой надобности присматривать за тобой. Мне нужна была перезагрузка, отпустить все прошлое и идти дальше... Это место как раз для этого, — говорит Алекс, обведя рукой все вокруг. Он резко прибивает молотком какие-то колышки. Я в палатках не разбираюсь, поэтому просто наблюдаю, облегченно выдохнув, что Алекс не принял моей помощи. Наверняка он знает лучше меня, какой я ужасный помощник.

— А тебе сейчас это нужно, Венера, я отлично знаю это.

Я киваю. Конечно, мне нужно отвлечься, потому что мой человеческий разум скоро просто взорвется от такого потока новостей и происшествий — а также беспокойства.

— Почему тебе нужна была перезагрузка? — спрашиваю я, раздумывая над его словами. — Это было из-за меня, да? — Не так и трудно догадаться. Ведь единственные его переживания — это я.

Алекс как-то странно смотрит на меня, словно через призму, сквозь которую видит совсем другого человека. Это чувство невозможно представить, но именно это сейчас я испытываю. Потом он секунду медлит и продолжает работать, будто ничего не произошло.

— Не бери в голову. Это было уже слишком давно.

— Но ты ведь не забыл.

— Я не хочу, чтобы тебе пришлось это забывать, Венер. Просто давай я поставлю палатки, и мы поедим вкусный походский ужин.

Я натягиваю улыбку, заметив, что это тема расстраивает Алекса, поэтому киваю и снова вглядываюсь в природу. Постепенно темнеет, и я понимаю, что совсем скоро ничего не увижу дальше своих глаз.

Пока Алекс собирает палатки и стемнело не до конца, я решаю поискать ветки для костра, который будет нас согревать. У меня слишком быстро бьется сердце, когда я ухожу так далеко от нашего места — боюсь встретить какого-нибудь зверя. Но через свой страх хватаю большую ветку в лесу и буквально убегаю оттуда, пару раз ударившись об кусты. Слышу, как меня зовет Алекс, который наверняка почувствовал мой страх. Когда возвращаюсь, кидаю всю древесину в уже заранее заготовленный круг из камней.

— Все нормально? — спрашивает хранитель, неосознанно взяв меня за руку и посмотрев прямо в глаза.

Я киваю.

— Просто ветки собирала.

— Ты чего-то испугалась.

Сдерживаю смех, ведь Алекс так серьезно интересуется этим, а на деле я просто трусиха, которая испугалась того, чего не видела.

— Я просто... — Начинаю смеяться, и хранитель улыбается. — Never mind3. Ты же знаешь, как я люблю себя накручивать.

После Алекс возвращается к палаткам, которые уже почти собрал. Одна немного больше другой — и я уже догадываюсь, какая из них достанется мне.

***

Мы сидим у костра, как два одиноких странника, уставших и подавленных. Огонь безжалостно поглощает с треском хворост, который я с таким трудом собирала. Костер не очень большой, но способен согреть руки, они уже почти такие же ледяные, как у Алекса. Оранжевые языки пламени тянутся вверх, будто хотят дотронуться до неба, захватив его. Но максимум, что может сделать это пламя — обжечь пальцы, но мой хранитель тщательно следит за этим. Каждый раз, когда те вот-вот коснутся огня, тот вскрикивает как потерпевший.

Лес уже давно погрузился во тьму — лишь редкие птицы заставляют вздрогнуть, они пролетают так резко и бесшумно, что кажется, будто это призраки тревожат наше присутствие. Но тут почти никого — лишь природа и мы. Она действует успокаивающе, согревая своим теплым чувством уюта и ободряя адреналином, который повышается при малейшем звуке за спиной. Я не привыкла к такой обстановке, но это явно позволяет мне отвлечься от всех проблем.

Алекс же, кажется, в своей стихии, потому что так ловко он справляется со всеми «походными испытаниями», что можно подумать, будто этот ухоженный, гладко выбритый мужчина каждый месяц ходит на вылазки на природу, где ставит палатки и жарит дикого зайца. По его невозмутимому лицу можно понять, что его совсем не тревожат насекомые или кромешная темнота, за которой может быть все что угодно. Он спокоен — и это успокаивает меня, как ни странно.

Я укутываюсь в куртку, которую обычно ношу зимой. Если вечером было более-менее тепло, то сейчас я готова уйти в машину и спать там, лишь бы чувствовать пальцы ног — представляю, как мне будет холодно спать в своем спальнике. Даже задумываюсь о том, не умру ли я там со страху, не чувствуя за спиной дыхание Алекса? Уверена, при малейшем шорохе не смогу спокойно лежать в палатке, будто так и должно быть. Кажется, ночь спокойной не будет. Но разве это не то, что мне нужно? Иногда даже спокойствие и уют надоедают.

День назад я бы даже и не подумала, что буду сидеть здесь — перед костром, размышляя о жизни и наблюдая за Алексом, который время от времени что-то рассказывает, а я завороженно слушаю, запоминая, ведь мне ему рассказать почти нечего. Хранитель же пытается не делать долгих пауз, которые так сильно напрягают — нравится слушать его, он прекрасный рассказчик и, наверное, даже не подозревает об этом. Хотела бы я слушать его вечно.

После он разливает из термоса горячий чай, как заботливый семьянин. Напиток согревает меня, и я готова идти спать, но посмотрев на костер и Алекса, понимаю, что вечер не может быть закончен. Я еще хочу насладиться этой беззаботностью и свободой, ведь завтра опять вернусь в город рутины и проблем — хотя, может, за это я его и люблю? А это значит, тайны о хранителях снова будут актуальны.

Оставляю свой стул в одиночестве и сажусь на небольшую лавочку к Алексу, который пристально рассматривает огонь, словно кино, и медленно пьет чай. Такой сосредоточенный, что я боюсь отвлекать его.

— Когда я была маленькой, где ты был? — спрашиваю я, немного наклонившись вперед и устремив все свое внимание огню, который так красиво танцует под черным полотном неба.

Слышу размеренное дыхание Алекса, чувствую тепло его тела, ведь он так близко со мной. Хочу прильнуть к его плечу и заснуть, но продолжаю поддаваться гипнозу пламени.

— В каком смысле?

— Ну, я не помню тебя из детства — где ты жил, чем занимался? Расскажи, — требую я, шерстя свои воспоминания, в которых не нахожу ничего похожего на симпатичного мужчину с привычкой смотреть в сторону, словно в постоянных размышлениях.

— Я был твоим соседом, жил совсем рядом — как и всегда. Занимался всем, чем можно. Потому что тогда мы оба только пришли на Землю, и мне необходимо было зарабатывать.

— А сейчас ты работаешь?

— Иногда приходится, но вообще, я уже обеспечил себя... В каких-то жизнях было сложно, потому что моя основная работа — это ты. — Слышу ухмылку. — Но всегда как-то выкручивался.

— Наверное, сложно делать столько всего...

— Я хранитель, в этом мое развитие.

Я киваю, продолжая рассматривать костер. Почему-то сегодня Алекс кажется каким-то другим — более свободным и расслабленным, что ли. Он весь вечер отвечает на мои вопросы, не раздражается, как обычно это бывает — может, и на него природа влияет крайне положительно?

— Господи, опять начинается, — слышу я приглушенный вопль Алекса, который корчится от боли, держась за край самодельной скамейки.

Я начинаю паниковать и, вглядываясь в закрытые веки хранителя, держу его двумя руками, пытаясь как-то помочь. Но кажется, я не могу унять боль, которая так сильно читается в его измученном лице и теле, готовом рухнуть на землю. Молюсь только, чтобы тот не потерял сознание, иначе так далеко от цивилизации даже Брюсу будет позвонить проблематично. Я молча жду, когда хранителю станет лучше, крепко держа того за плечи. Спустя секунды он успокаивается и выдыхает.

— Вроде все в порядке, — тихо говорит он.

— Боже, — шепчу я, проведя рукой по его затылку и взглянув в глаза, в которых больше нет боли.

И когда же она оставит его?

Убедившись, что все нормально, я ослабляю цепкую хватку, пытаясь восстановить дыхание. Так тяжело смотреть на его мучения, словно сама испытываю эту боль. Неосознанно не отпускаю его холодную руку, наверное, чтобы знать, что он рядом. Алекс же несколько раз вздыхает, видимо восстанавливаясь, и в ответ сжимает мою ладонь.

Мы смотри на костер и думаем, как же красиво сидеть здесь, в окружении леса и тьмы.

— Почему каждый раз, когда я спрашиваю тебя про свои прошлые жизни, ты просто уходишь от вопроса? — спрашиваю я, взглянув на спокойного Алекса, который даже не удивляется моим вопросам.

— Зачем тебе о них знать?

— Как зачем? — поражаюсь я. — Это же мои жизни, разве я не должна помнить о том, что было со мной?

— Ты не думала, что так и надо? Может, поэтому ты и не помнишь — потому что тебе не надо знать?

Я возражаю отрицательным кивком головы. Знаю, он не хочет рассказывать о тех жизнях, обо мне и все, что было. Возможно, ему тяжело, ведь он столько раз видел, как я умираю. Но если так, то не пора бы привыкнуть к этому?

— А как же учитывать свои ошибки?

— Они были в прошлом и не имеют никакого значения в настоящем. Не бери это в голову, Венера.

Алекс знает, о чем говорит и, я уверена, будет стоять на своем. Возможно, он знает того, чего не знаю я. Хранитель довольно решителен, поэтому идея спорить с ним даже теряет смысл.

— Может, ты не хочешь рассказывать мне, потому что тебе грустно? — решаю я спросить напрямую, надеясь, что не напомню Алексу о былых ранах.

Он выдерживает паузу, и я не решаюсь посмотреть на него, боясь увидеть печаль в глазах.

— Отчасти. — Вижу, как он переставляет ногу, словно в волнении. — Но это не важно. Просто поверь мне, что тебе не следует знать этого. Ты же веришь мне? — спрашивает он таким тоном, будто не уверен. Хотя как тут можно сомневаться?

— Вроде как несколько часов назад я согласилась поехать с тобой — непонятно куда и непонятно зачем, — улыбаюсь я, посмотрев на руки Алекса, которые спокойно покоятся около меня.

Он смеется, я же подхватываю его. Кажется, после всего невозможно сидеть вдвоем и беззаботно смеяться — но мы здесь и делаем это, будто давние друзья. Даже представить не могу, сколько Алекс ждал этого.

— А миссия? Я ведь всегда выполняла ее? — спрашиваю я, вспомнив, как Алекс говорил про миссию моей души, которую я должна проходить каждую жизнь. Цель одинаковая, но, по словам Алекса, средства совершенно разные.

Алекс смотрит в небо, задумываясь, вспоминая или просто подбирая слова? Но в его лице нет боли или печали, может, какое-то смирение — по крайней мере, он точно знает, что вспоминать.

— Нет, — твердо говорит хранитель. После идет пауза, и я уже думаю, что он никак это не прокомментирует. Но спустя мгновение продолжает: — Была одна девушка, красивая и беззаботная, настоящий гений! И ты была такой всегда. — Алекс смотрит на меня, улыбаясь самой родной улыбкой. Смотрит с такой любовью и восхищением, что я просто хочу накинуться на него со слезами в глазах. Он заставляет чувствовать меня этот трепет. Но я просто сижу, так же влюбленно вглядываясь в его лицо, забывая обо всем на свете. — Но она была слишком сильной для этого мира, слишком гениальной... Ее мечты были такие же прекрасные, улыбка такой же светлой. Но она не смогла, потому что испугалась своей силы. И это нормально, она ушла, зная, что когда-то будет такой — красивой и сильной...

Алекс медленно вытирает слезу с моей щеки. Боже, я не могу остановиться! Его слова настолько пронзают меня, что я плачу — просто от любви к незнакомой мне девушке, которой я когда-то была. И он знает, как она выглядела, знает ее имя и тембр голоса. А я люблю ее просто «потому», и мне нравится осушать эти слезы на щеках, до которых касается холодная, но такая обжигающая рука Алекса. Я чувствую, что это правда, знаю, что я была ею...

— Прости, я не должен был тебе рассказывать это.

— Нет, нет, спасибо, — искренне говорю я, схватив Алекса за руку. — Правда, это прекрасно. Спасибо, Алекс. Ведь теперь я знаю, что в этой жизни не испугалась своей силы, правда?

— Да, — шепчет он и притягивает к себе, уложив мою голову на его крупном плече.

Мы так и сидим, в обнимку, слушая тишину, которая так красноречива с нами. И мне хорошо дышать свежим воздухом, дрожа от холода и согреваясь теплом Алекса, который так крепко обнимает меня, наверное, даже и не замечая этого. Это похоже на сказку: сидеть, разговаривать по душам со своим ангелом-хранителем из легенд, влюбляясь в него каждый день и чувствовать то же самое от него. Это другая форма любви, которую я никогда не знала.

— Знаешь, — шепотом начинаю я, боясь испугать ту музу, которая укрыла нас обоих своим крылом, — я так тебе благодарна за то, что ты тогда сделал.

— Ты о чем? — совершенно спокойно спрашивает Алекс.

Я вспоминаю ту фразу и то, как она повлияла на меня, буквально спася мою душу.

— «Рискуй» — знаю, однажды ты сказал мне это, и я начала новую жизнь.

— Что? Как ты это можешь помнить?.. — спрашивает Алекс, уже насторожившись.

А я все так же покоюсь на его плече, даже не думая беспокоиться.

— Ты сам знаешь, как я была подавлена в то время. Я пыталась хотя бы просто существовать. Плакала по ночам, надеясь на то, что завтра будет день, который перевернет мою жизнь. Искала в темноте улицы какое-то спасение, будто знала, что там что-то есть — и я лишь недавно поняла, что все это время искала тебя, — улыбаюсь я. — Я точно не помню, но знаю, что был какой-то день, когда ты поговорил со мной, сказал что-то путное, попытался помочь, но я запомнила: «Так что рискуй». Это ведь был ты, правда?

После идет некоторое молчание, заставляющее меня приподнять голову, чтобы взглянуть на хранителя, так сильно повторяющего мой жест когда-то давно — вглядываться в темноту, словно в лесу кто-то есть. Но кажется, он всего лишь вспоминает, проведя рукой по подбородку и подкинув в огонь хвороста.

— Боже, и ты это помнишь? — поражается он.

— А не должна?

Он отрицательно кивает.

— На самом деле я стирал тебе память. Но не бери в голову, это...

— Так значит, уже тогда была проблема со стиранием памяти? — взбодряюсь я, вопросительно взглянув на Алекса.

— Не знаю, пока не знаю.

У меня появляется четкое ощущение, что Алекс просто уходит от вопроса, как делает это всегда.

— Алекс, не ври мне, пожалуйста. Скажи правду. Разве ты не доверяешь мне? — спрашиваю я, зная, как это подействует на чувствительного хранителя.

Но кажется, он спокоен как удав и ему нечего скрывать.

— Я пытаюсь это выяснить — правда пытаюсь. Даже не знаю, были ли такие случаи у других хранителей, так что для меня эта такая же тайна, как и для тебя. — Он неуверенно кивает, после чего неестественно быстро переводит тему: — Но пока это не главная проблема. Так что давай пока оставим, хорошо?

Я киваю, продолжая сверлить того взглядом, не в силах оторваться от него.

— И вообще, как ты можешь помогать мне, если я постоянно забываю о тебе и обо всем, что ты говоришь?

— Ну, это сложно для понимания, но у тебя остается все на подсознании. Я как бы врываюсь в твой мозг, оставляя всю информацию там — после тебе кажется, словно это твои мысли, а не слова сумасшедшего хранителя.

Алекс улыбается и смотрит на меня, будто говоря: «Спрашивай, я знаю, ты хочешь что-то еще».

— У тебя никогда не было земного искушения? В смысле, любви?.. Разве тебе никто никогда не нравился?

— Мне хватает твоей любви, Венера, — смеется он. — Не забывай, моя душа уже не человеческая, и у меня нет нужды в неких удовольствиях и в проявлениях любви. Я могу делать это просто так, но никогда не испытываю жажды из-за их отсутствия.

— Как жаль, посмотрела бы я на пару хранителей.

Я улыбаюсь, всматриваясь в Алекса, в его четкий нос, родинку над густыми бровями и квадратные скулы, будто у древнегреческой статуи. Его глаза — зелёные и сияющие. Он так медленно моргает, словно хочет ввести в гипноз. На самом деле его оттенок глаз хорошо сочетается со здешней природой, когда та не поглощена ночью. Иногда мне становится интересно, рассматривает ли он так меня? Восхищается ли моими светлыми волосами и родинкой на щеке? Так хочется залезть ему в голову, чтобы узнать мысли, чувства и ощущения. Держу пари, они ой как отличаются от человеческих.

Потом я перевожу взгляд на его губы, тонкие, но такие желанные. Он облизывает их, словно хочет пить, а я все не могу оторваться от них, чувствуя тепло Алекса через плотную одежду. Свежий воздух усыпляет бдительность, я расслабляюсь и, кажется, схожу с ума — теряю разум прямо здесь, в его объятиях.

Я медленно притягиваюсь к нему, а он ко мне и, кажется, вот — это конец. Но что подразумевает этот конец? Смерть или начало новой жизни?

1Сингл певца «Ed Sheeran»

2Ох, Нина, тебе следует уйти, Нина, потому что я никогда не вернусь домой, Нина... (англ.).

3Неважно (англ.).