Мама не сводила с отца пистолет и каждое слово было жестче чем пуля. Когда она прерывала монолог, вокруг стояла звенящая тишина. Риф поманил меня и я отступил к нему. Мы стояли рядом, я взял его за руку и сжал так сильно, будто хотел выжать все соки.

– Я потратила столько лет на жизнь с тобой, но это была не жизнь, я существовала. Ты ответишь за каждую слезу, за каждый синяк, за каждую бессонную ночь.

Пока она говорила об этом, я вспоминал свое детство, как боялся ярости отца, не мог привести домой друзей, потому что было стыдно. Вспоминал как сбегал из дома,

лишь бы не видеть его пьяной рожи. Я не мог никому рассказать о своей проблеме, потому что боялся потерять друзей и что надо мной будут смеяться.

– Я стала другой, потеряла себя и не помню когда последний раз искренне улыбалась, – продолжала мама. – Ненавижу. Ненавижу!

– Извини, – промямлил отец. – Убери пистолет, Лизунь, давай поговорим.

– Заткнись, мне не нужны твои извинения. Я постоянно их слышала. Ты столько раз обещал мне, что больше не будешь пить, что не будешь избивать и оскорблять меня. И что? Чем это кончилось?

Мама положила ладонь на затвор пистолета и передернула его.

– Я мечтала об этом, очень хотела чтобы ты умер. Во мне никогда не было ненависти и злобы, но ты её взрастил, сделал меня жестокой. Я даже смирилась с тем, что сын ушел из дома, чтобы он не подвергал свою жизнь опасности рядом с тобой.

Я дёрнулся, но Риф задержал меня. Я все ещё сжимал его руку. Отец глотнул пива и посмотрел на маму, приторно улыбаясь.

– Ты тупая сука. У тебя кишка тонка выстрелить. Убери оружие и я тебя прощу.

– Простишь меня? – истерически воскликнула мама. – Ты меня простишь?

Прогремел выстрел. Пуля врезалась в стену рядом с плечом отца. Потом прогремел ещё один и пуля врезалась рядом с его головой. Такой громкий звук должны были услышать соседи. Он вызовут полицию.

– Я хочу чтобы ты исчез. Уезжай и больше никогда не возвращайся. Если я тебя ещё раз увижу, то убью, – сказала мама, глядя в глаза отцу. Он был белый как мел.

Он вжался в стену и ловил ртом воздух. Открылась дверь и в квартиру зашел Юрец с двумя полицейскими. Он медленно забрал у мамы пистолет. Парни в форме подняли отца с пола, он взглянул на меня.

– Сына, я же твой папа.

– Нет. Ты спермодонор, – дрожащими губами ответил я. – У меня нет отца.

Дальше все было как в тумане. Полицейские задавали маме вопросы, пока на столе исходил паром никому не нужный чай в кружках. Я тоже отвечал на вопросы, Риф постоянно был рядом и возвращал меня к реальности хлопая по спине. Юрец ушел слишком быстро, я даже не успел поблагодарить его, полицейские увели отца. Я смотрел из окна как его сажают в машину и увозят. После этого меня накрыло чувство, которого я никогда не испытывал. Чувство свободы.

Риф сказал, что хочет прогуляться и оставил нас с мамой вдвоём. Мы сели на диван, она смотрела в одну точку, потом, как по щелчку пальца, она стала горько плакать. Сначала тихо и глухо, но потом все громче и громче, пока это не переросло в отчаянные рыдания. Она ревела, закрыв ладонями лицо. Я сначала сидел рядом, потом положил ей руки на плечи, но это не помогало. Я встал и походил по комнате, зашел в кухню, потом пошел в ванную, взял тряпку и вытер лужу пива на полу в коридоре. Вернулся обратно в комнату, мама все ещё плакала, я нигде не мог спрятаться от этого душераздирающего звука. Я просто сел рядом и ждал, пока у меня самого не начали литься слёзы.

Спустя два часа мы сидели и судорожно всхлипывали, как будто вместе добежали до финиша после побега, длиною в несколько лет. Я посмотрел на маму и её лицо первый раз было таким безмятежным. Оно было заплаканным и отекшим, но не уже такое осунувшееся как раньше. Я принёс ей воду, она попила и легла спать. Не было никаких разговоров, я не задавал вопросов.

Решил позвонить Рифу, но он не взял трубку.