Адам

1 сентября

- Оуу, парни, а вы видели ту новенькую? Ну, как ее, Николь?

- Это та девчонка, что пришла на вечеринку Джастина?

- Ага, она самая.

- В этом году вообще появилось много горячих новеньких, заметили? Сегодня я сидел с одной на французском. Так и хотелось сказать ей «Бонжур, мадам. Разрешите запихнуть свой язык в ваш прелестный ротик?».

И парни взрываются хохотом. Я смеюсь вместе с ними, ибо просто невозможно сдержаться. Мы находимся в раздевалке и готовимся к первой тренировке в этом учебном году. Но я уже сейчас могу сказать, что приятной ее вряд ли назовешь. Наш капитан, а по совместительству и мой брат, так и не явился. Я не вижу в этом ничего удивительного, ибо мы разминулись с ним в дверях нашего дома еще утром. Я уже уходил на занятия, а он же, напротив, только пришел домой. Но для меня это не имело практически никакого значения. С чего бы вдруг?

- Эй, рыжуля, ты случайно не попутала?

Поднимаю голову вверх и замечаю рыжую головку Джеки Самерс выглядывающую из-за двери нашей раздевалки. Она проходится взглядом по присутствующим, нисколько не смущаясь. Понятно, что кого-то ищет. Но моего брата здесь нет, а ее парень, Остин, уже ушел к тренеру. Однако тут ее взгляд останавливается на мне, и слабая улыбка касается ее губ. Она поднимает руку, призывно машет ею и громко говорит:

- Адам! Подойти!

Изумленно выгибаю бровь, но все-таки поднимаюсь со скамьи и подхожу к этой девушке. Я не успеваю остановиться, как она начинает говорить, заметно понизив голос:

- Тебя кое-кто ищет.

- Кто? – спрашиваю я и опираюсь на дверной косяк.

- Одна девушка. Новенькая. Она..

- Ууу, Николь, - завывает Итан и парни снова ржут. Одариваю их серьезным взглядом и вновь возвращаю глаза к Джеки.

- Это не Николь, - отвечает она на мой немой вопрос.

Так. А вот это уже интересно. Новенькая? Посмотрим.

Я выхожу вслед за Джеки, прикрываю дверь раздевалки, делаю несколько шагов вперед и замираю на месте. Да, девушка. И я определенно ее не знаю. Немного хмурю брови, оглядывая ее с головы до ног и обратно. А потом мягко улыбаюсь и говорю то, от чего ее лицо моментально вытягивается:

- Ты кто?

Ее это задело. Но погодите. Я совершенно точно уверен, что не видел ее раньше. И еще больше уверен в том, что не спал с ней. Почему так уверен? Потому что я обязательно бы запомнил такую девушку. Белоснежные волосы легкими волнами стекающие по ее спине и плечам, огромные голубые глаза, которые заглядывают прямо в душу, стройная фигурка обтянутая воздушным платьем. Если бы эта девушка сейчас сказала мне «Приклони колено», я бы сделал именно так.

- Меня зовут Дженнифер Уоллис Брайлайн, мы с тобой познакомились семь лет назад, на пристани. Знаю, как это сейчас выглядит и мне безумно неловко, но все-таки тогда ты обещал, что запомнишь меня и дождешься моего приезда снова. К сожалению, мы познакомились в плохой период твоей жизни. Тогда ты оказался на пристани, потому что твоя мама была больна, и она была в больнице, а ты никак не мог с ней встретиться.

И она выжидающе смотрит на меня. Господи, что она несет? Я сразу возвращаюсь в воспоминания о своем не самом лучшем детстве, но даже не помню, чтобы я проводил время на пристани. Может быть, я..

- Ох, прости меня! Наверняка, я тебя просто перепутала с твоим братом. Ты, то есть он, сказал мне, что у него есть брат. И я..

Твою мать. Как я сразу этого не понял? Ну конечно! Это ведь Кеннет мог пропадать там часами. Именно он, а не я, познакомился с этой девушкой тогда. И от этого осознания мне не становится легче. Наоборот. Я испытываю легкий, практически незаметный укол ревности. Ревности? К кому? Своему брату?

Как за какие-то две минуты, что я нахожусь рядом с этой Дженнифер Уоллис Брайлайн, я умудряюсь расстроиться, разозлиться и испытать ревность? И когда я открываю рот, намереваясь сказать ей, что я действительно не тот, кого она ищет, я говорю совершенно противоположные этому слова:

- Ты не ошиблась. Я вспоминаю тебя, Дженнифер Уоллис Брайлайн. К сожалению, тот период и правда был для меня очень плохим этапом жизни и на его фоне я многое забыл. Но, я думаю, что с твоей помощью у меня получится вспомнить все, что связано с тобой. Меня зовут Адам Адамсон. И я тот, кого ты ищешь.

Я не знаю, зачем сказал это. Зачем положил начало такой грязной лжи. Но в ту секунду, когда эта девушка обняла меня, когда прижалась ко мне, счастливая и благодарная, я понял, что все равно поступил бы точно так же. И это моя самая главная ошибка.

23 сентября

Двадцать три дня мучения. Именно сколько дней, на данный момент, мне нет покоя. Сначала я думал, что все это действительно будет сделкой, игрой, злой шуткой. Но это «сначала» закончилось слишком быстро. Дженнифер, сидящая в кресле уютного ресторана и рассказывающая о себе. Дженнифер, кутающаяся в плед, сидя рядом со мной на пристани, и дающая мне шанс. Дженнифер, встречающая меня в школьном коридоре и дарящая мне самые соблазнительные улыбки в мире.

Я помешался. Черт, я серьезно помешался. Сначала я действительно хотел придумать что-нибудь, чем знатно подпорчу жизнь своему брату. Сначала мне было неинтересно и совершенно не хотелось действительно думать о Дженнифер. Думать по-настоящему. И по-настоящему ее хотеть. Но это случилось. И я помешался.

Ее взгляды, улыбки, этот вибрирующий в моем сознании смех. Ее белоснежные локоны и накрашенные блеском губки. Ее касания, которые приносили мне больше боли, чем удовлетворения. Потому что его я так и не смог себе позволить.

И именно поэтому я злился. Я просто пылал от злости и негодования. Какого черта?! Она была рядом со мной, проводила время со мной, смотрела на меня, но неизбежно отворачивалась к Кеннету. Я не настолько глуп, чтобы не понимать, что ее к нему тянет. Как бы я не старался, чтобы не предпринимал, я не тот, кого она искала. И именно поэтому я злился.

Алкоголь слабо помогал. Точнее, уже совсем не помогал. И я начал скупать экстази. Скупать пачками, оставляя их в своей комнате, в машине, одежде, и не заботится о том, что кто-то их найдет. Я начал продавать экстази. Маркус, мой дилер, был этому даже рад. Еще бы, ведь продажи и клиентура возросли в два раза. Но разве мне было от этого легче? Нет. И я знал, от чего мне действительно станет легче.

- Но ты не тот, кто ей нужен, жадный засранец, - издевался надо мной мой же внутренний голос.

- Заткнись, - шипел я, закидывая в рот вторую таблетку за полчаса.

- Не тот, и ты прекрасно это понимаешь. Ты же видишь в ее глазах растерянность, когда она погружается в воспоминания, а ты нет. В общие воспоминания.

- Заткнись, я сказал! – рычу я и закрываю голову руками.

- Только эти воспоминания не твои. Они Кеннета. И даже сейчас у него прав больше, чем у тебя. Выдолби это себе на лбу, придурок.

Резко подрываюсь с дивана, хватаю со стола бутылку виски и швыряю ее в стену напротив. Осколки разлетаются по всей комнате, но мне плевать. Уберу это завтра. Как и Дженнифер, возможно, уберет меня из своей жизни.

26 октября

- Куда ты ведешь меня? Адам! – тихо хихикает Дженнифер и делает неуклюжий шаг вперед.

- Шшш, ты же не хочешь, чтобы нас выгнали, так? – шепчу я ей на ухо и продолжаю аккуратно вести за собой, держа в ладонях ее нежные руки.

- Мы что, пробрались на частную собственность? – в испуганном изумлении спрашивает она. На ее глазах повязка, которую она хочет сорвать, но я не позволяю ей этого сделать.

- Нет, не совсем. Просто доверься мне, ладно?

И она доверяется мне. Боже, это тоже ошибка. Ей стоило послать меня еще тогда, в наш первый день, и спешить в руки к моему братцу. Но откуда ей было знать?

На самом деле, я был удивлен, что Дженни до сих пор не раскусила меня. Она до сих пор не вывела меня на чистую воду и не заставила сознаться в своих преступлениях. Но если бы она это сделала, то я бы рассказал ей все, без утайки. Почему, зачем, как, для чего. Любые вопросы и любые ответы. Какими бы неприятными и ужасными они не оказались.

- Все, мы на месте. Теперь я аккуратно сниму повязку, ладно?

Она нетерпеливо кивает головой и прикусывает губу.

- Прекрати так делать, если не хочешь, чтобы это сделал я, - я хочу сказать ей это, но слова так и остаются внутри моих легких.

Снимаю повязку, смотрю на Дженнифер и жду, пока она откроет глаза. И она открывает их. Изумление на ее лице заставляет меня улыбнуться. Слишком широко и радостно.

- Мы что, вломились на территорию школы ночью? – тихо шепчет Дженни и оглядывается вокруг.

- Да, именно так. Я умыкнул ключ для того, чтобы привести тебя сюда ночью, в темноту. Когда на поле нет никого, кроме нас двоих, а единственных свет, это те фонари вдалеке.

Дженнифер все еще оглядывается вокруг, но наконец, возвращает изумленный взгляд на мое лицо.

- Но зачем, Адам? – тихо шепчет она.

- Посмотри наверх, - коротко отвечаю я и сам задираю голову.

- Бог мой.. – выдыхает Дженни, когда наконец-то следует моему примеру. Она смотрит в небо и я слышу, как замирает ее дыхание.

Ведь мы стоим в центре огромного футбольного поля, а сверху на нас глядят миллиарды горящих и потухших звезд. Ярких, мерцающих, почти исчезнувших. Они как вспышки чувств внутри моей израненной души. Эти звезды полностью отражают мою суть, мою душу. Эмоции, которые практически погасли. Мысли, которые становятся бледнее. Чувства, которые начинают гореть ярче. И наконец-то любовь, которая вспыхнула сверхновой силой чистоты и энергии.

- Это так прекрасно.. – слышу нежный шепот девушки, которая заставила меня испытать все это.

Я смотрел в ее глаза и видел яркий, искрящийся смех. Я смотрел на ее волосы и ловил взглядом каждый локон, развивающийся по ночному воздуху. Я смотрел на ее губы и мечтал поцеловать их. Стоя к ней так близко, что можно было ощутить тепло ее тела, я сражался с желанием коснуться горячей кожи и приблизиться к ней хотя бы на миллиметр ближе. В тот момент Дженнифер стояла напротив меня, касаясь пальцами моей куртки и задрав голову вверх. На ее губах растянулась манящая улыбка, а в глазах отражались миллиарды звезд. Изо рта клубился пар, а щеки порозовели от легкого мороза. Ну а я, так же стоя под открытым небом, не смотрел вверх, не ловил взглядом вселенную. Я понимал, что эта самая вселенная рождалась внутри меня. Космос чувств к девушке, с красными щеками и припухшими губами, которые я так хотел поцеловать.

- Нет, это ты прекрасна, Дженни.. – тихо шепчу я. Настолько тихо, что мне кажется, что она не услышала.

Но она услышала.

Дженнифер медленно опускает голову вниз, и ее взгляд встречается с моим. О чем ты думаешь сейчас, Дженни? В ее глазах такая бездна, такая черная дыра, что меня засасывает в нее с оглушительной скоростью. Но я даже не сопротивляюсь этому. Я даже помогаю себе тонуть.

Поднимаю руку вверх и касаюсь горячими пальцами ее щеки. Дженни вздрагивает, но продолжает смотреть на меня, не в силах отвести взгляд. И я знаю, что я сделаю. Знаю, что, скорее всего, буду жалеть об этом. Но мне плевать.

Я медленно, так, чтобы Дженнифер успела остановить меня, наклоняюсь к ней. Но Дженнифер меня не останавливает. Прижимаюсь лбом к ее лбу, шумно дыша и закрывая глаза, боясь увидеть, как она оттолкнет меня. Но Дженни меня не отталкивает. И тогда я подхватываю пальцами ее подбородок, приподнимаю голову чуть выше и нахожу ее губы своими. Они мягкие, нежные, и такие сладкие. Все как я себе и представлял. Они сразу же открываются для меня, позволяя коснуться своим языком ее. Она позволяет сжать ее лицо в моих огромных ладонях и прижаться к ней плотнее. Она шумно выдыхает, когда я отрываюсь от ее губ спустя несколько минут только для того, чтобы сделать глубокий вдох. Сделать вдох и прийти в себя.

В реальности я так и не набрался смелости поцеловать ее. В реальности я только смотрел на нее и медленно, мучительно медленно доходил до точки, в которой станет слишком поздно хоть что-то изменить.

- Ты должен признаться ей, Адам. Сам. Сейчас, - мой внутренний голос дает мне последнюю попытку, но я заталкиваю ее в самые глубины своей души.

Нет. Не могу. Еще рано.

И это моя очередная ошибка.

20 декабря

Сколько дней я без нее? Недель? Месяцев? Боже, не настолько долго, чтобы это уже вылилось в месяцы. Но мне кажется, будто не одно из этих слов не подходит.

Я без нее вечность.

О, эти взгляды, которые Дженнифер дарит мне, когда мы встречаемся с ней в коридоре, кафе, на занятиях. Недоверчивые, подозрительные, обвиняющие. Это все, на что ее хватает. Она больше не улыбается мне, больше не разрешает звать ее Дженни. Теперь для нее я не близкий человек. И был ли им когда-нибудь? Но когда я смотрю на нее, мои взгляды так и остаются прежними. Глубокими, влюбленными, безумными.

Знала бы она, что происходит в моей голове, когда я смотрю на нее. И когда не смотрю тоже. Особенно когда не смотрю.

Знала бы она, какие фантазии вырисовываются в моем воспаленном мозгу, когда я думаю о ней. Дженнифер, на мне, подо мной, рядом со мной. Но самое главное, что она моя. Моя и только.

И это смешно. Очень. Ведь моей она никогда не была и не стала бы. Но я до последнего стараюсь это отрицать.

Делаю затяжку тяжелой сигареты и выдыхаю белый дым. Обычная сигарета, не больше. С наркотиками покончено. Точно и непоколебимо.

Я стою на террасе горного шале и вглядываюсь вдаль этого заснеженного места. Горы, белоснежный снег и мерцающие звезды. Она здесь, всего в нескольких метрах от меня, в теплом помещении и не менее теплых объятиях моего брата. Злюсь на самого себя, пытаюсь сделать еще одну тягу, но понимаю, что сигарета потухла. Злюсь еще больше и лезу в пачку за новой.

Входная дверь быстро открывается и закрывается, а на террасе я остаюсь не один. Она подходит к перилам, хватаясь за них руками, и смотрит туда, куда всего пару секунд назад смотрел и я. В светлое будущее. Да, Адам?

- Тебе стоило бы одеться потеплее, если не хочешь схватить воспаление легких.

Дженнифер дергается и поворачивается в мою сторону. Но я стою в тени, и она не может меня видеть. И я выхожу на свет, потому что так будет лучше для нее. Хотя больше всего на свете я хочу затащить ее в тень и показать все то, о чем только что думал и что столько раз представлял. И этот вариант явно хуже для нее.

Я останавливаюсь рядом с ней и замечаю, как морщится ее носик, когда она слышит запах сигарет, исходящий от меня. Как мило.

- Прости, я думал, я здесь один.

- Не знала, что ты куришь, - говорит Дженнифер и бросает на меня короткий взгляд.

Да, действительно.

- Ты ведь действительно многого обо мне не знала.

И эта моя фраза, которая должна была выглядеть как шутка, приносит мне только боль. Ведь Дженнифер так много упустила. Так много не выяснила, не выслушала, не узнала обо мне. И все из-за моей идиотской лжи.

Я объясняюсь перед ней. И испытываю при этом дикую боль. Я практически открываю ей душу. Практически говорю слова, которые так хочется выдохнуть прямо в ее губы.

- Признайся ей. Скажи. Просто произнеси эти три слова, черт тебя дери.

И в первый раз я решаюсь пойти на поводу у своего внутреннего голоса. Я уже открываю рот, чтобы признаться ей, сказать, как сильно люблю ее, но меня прерывают. Немое признание так и повисает в воздухе, когда Кеннет забирает ее у меня. В который раз.

Сукин сын.

И в ответ я делаю то, что всегда делал с такой легкостью. Я пытаюсь разрушить его жизнь.

- Мне нравится Дженнифер Уоллис Брайлайн. Мне нравится девушка брата, - все еще горит на моих губах. И отражается болью не только в душе, но и в теле. Ибо мне знатно прилетело от моего дорогого брата.

Но разве эта боль сравнится с тем, что я испытываю столько лет? Испытываю с тех пор, как не стало мамы. Отец, брат. Моя семья. Они ни разу не попытались вернуть хотя бы малую часть того, что у нас было. Вернуть нашу семью.

- Выродок, рушащий все, к чему прикасается, - слова отца, которыми он награждал меня каждый раз, когда считал, что я не оправдал его надежды. Слова отца, которыми он награждал меня каждый раз, когда я проигрывал Кеннету. Слова отца, который был мне нужен, но так и оставил меня гнить одного.

- Сколько можно, ублюдок?! – слова Кеннет каждый раз, когда забирал меня из полицейского участка. Слова Кеннета, который давал на руки уродам, которых я избил за то, что они хотели избить моего брата. Слова брата, который смотрел на меня равнодушным взглядом, когда я пытался вызвать в нем хотя бы немного эмоций. Весь в отца. Смешно, не находишь?

Я сидел на полу своей комнаты, в очередной раз, поднося тяжелую бутылку ко рту. Ранее утро и мне давно пора бы спать, но никак не уснуть. Я за почти две тысячи километров от единственного человека, о котором думаю сейчас. И я так и не решился это исправить. Взять билет, полететь к ней, и впервые сказать «Я люблю тебя». Вместо этого я просто сижу на полу с бутылкой в руках и листаю ленту инстаграма. Натыкаюсь на иконку, которую я изучил до мельчайших подробностей. Новая запись? Открываю фотографию, жду всего секунду, пока она прогрузится, и перестаю дышать.

Две руки крепко сцепленные вместе. Пальцы, переплетенные между собой. И два браслета, по первому взгляду на которые становится понятно, насколько они важны.

- Наши наручники, крепко сковывающие нас вместе. Навечно. Навсегда, - гласит подпись к этому фото, которое я уже ненавижу.

Крепко сжимаю телефон в руке и до боли кусаю губу. Черт возьми. Если кто-то решил поиздеваться надо мной, если судьбе вдруг стало скучно, и она решила позабавиться, то у нее получилось. Я сломлен, болен и дико зол.

И в тот момент я решаюсь на самый дикий поступок в своей жизни. Захожу на сайт и выбираю нужную мне камеру. Я уже знаю, где установлю ее. И знаю, что потом сделаю.

Я запихну вам это «навсегда» настолько глубоко, что больше никогда не услышу и не увижу этого слова даже с глазах той, чьи мечты разобью в дребезги. А то, что я разобью душу своего брата, меня совсем не волнует. Почти.

16 апреля

На мне нет живого места. Всего несколько швов, но выгляжу я ужасно. И настолько же ужасно чувствую себя. Физически и морально. Боль, пронизывающая все мое тело, давно не покидает меня. Но именно сейчас она ярче в миллиарды раз.

- Тебе точно больше ничего не нужно, мужик? – спрашивает Колин, уже практически скрывшись за дверью.

- Благодаря тебе я так и не сдох, так что спасибо и на этом. Нет, ничего не нужно.

Колин усмехается, но эта усмешка кажется мне слишком горькой. Он не понимает, почему я подрался с человеком, который должен быть мне ближе всех на свете. Я и сам толком не понимаю, почему. Зачем я это сделал? Чего я добился? К чему пришел?

- Зови, если нужно будет подтолкнуть одеялко, сынок, - смеется Колин и закрывает дверь, не дав мне ответить.

Откидываюсь назад на подушки и тут же зажмуриваюсь от жгучей боли в спине. Да, меня нехило покатали по асфальту. Но я это заслужил. Определенно заслужил.

Я готов спорить с тем, кому сейчас хуже. Мне или Кеннету? Кому из нас больнее? Кто испытывает больше угрызений совести и мерзости в своих поступках? О, этот раунд я определенно выигрываю.

Но больше всего меня сейчас интересует другое. Дженнифер. Как она? Беру с полки свой телефон, экран которого все же треснул. Открываю уже привычную для себя страницу и вижу, что она не была онлайн уже несколько часов. Она все еще не знает. Или вообще не узнает. Если Кеннет сделал все так, как я сказал ему.

Открываю галерею, нахожу фотографию, которая делала меня счастливым в любое время. Даже в самое паршивое. На фото я и Дженнифер, сидим так близко друг к другу, что я даже сейчас помню, как у меня перехватывало дыхание от ее запаха. Мы смотрим в камеру и улыбаемся. Чисто и искренне. Я и она. В первые наши с ней дни. Тогда, когда она еще не знала, какой же я ублюдок.

Не могу сидеть на месте. Не могу находиться в этом тихом, спокойном доме. Нужно проветрить мозги.
Натягиваю на себя толстовку Колина, беру ключи со столика в прихожей и выхожу под прохладу ночного города. Я иду, не знаю сколько, но иду туда, куда ноги сами ведут меня. Я найду эту дорогу всегда. Даже тогда, когда я этого не хочу.

Двадцать минут и я возле ее дома. Темнота, тишина города и черные окна девушки, которая сейчас наверняка спит. Если она вообще дома. Если она вообще может сейчас спать.

Я смотрю в этот темный прямоугольник и жду хотя бы какого-нибудь движения. Хотя бы чего-нибудь. И на какую-то долю секунды мне кажется, что штора шевелится. А потом я замечаю, как в комнате немного светлеет. Телефон, скорее всего. Светлеет всего на пару минут, а затем вновь погружается в черноту.

И в этот момент я решаюсь достать свой телефон. Дженнифер была онлайн минуту назад. Но я знаю, что не для меня. Ведь на ее странице больше нет той фотографии, которая довела меня до такой жестокой ошибки в моей жизни. И я знаю, что причиной этому только я.

Открываю облако своего телефона, нахожу такие ненавистные мне файлы, и практически не смотря на них, удаляю все. Каждое. Все до одного.

У меня больше нет копий. Нет других вариантов. И если Кеннет не сделал то, что я ему приказал, если он решит послать меня куда подальше, с моими больными идеями, мне не будет, чем ему отомстить. И я больше не хочу мстить. Я просто хочу быть счастливым. Быть счастливым с человеком, который никогда не будет мне принадлежать. Она не моя. Даже в моих мыслях. И от этого еще больнее.

21 мая

Номер отеля, в котором я провожу уже второй день, скорее кажется клеткой, чем шикарным пентхаусом. Утром меня отвозят в школу, забирают сразу же после занятий и тренировок и не дают даже выдохнуть спокойно. Я остаюсь здесь все это время, пока программисты моего отца пытаются удалить все то, что уже давно удалено моими же руками. Но это не важно. Теперь не важно.

Сегодня я видел ее. Смотреть на нее, выходящую из столовой. Такую закрытую, замкнутую от окружающих. Почему? Она должна быть счастлива, что все закончилось. Что я больше не смогу причинить ее дорогому Кеннету ни капли страданий и боли. И самое главное, я больше не смогу пробиться через стену ненависти, которой Дженнифер награждала меня каждый раз, когда натыкалась взглядом. Хотя в последнее время чувства внутри ее глаз потухли. В них больше не отражалась даже злость, которую она так пылко дарила мне. Безразличие. Это то, к чему она стремилась. Но совершенно не то, к чему стремлюсь я.

И именно сейчас, в этот момент, я решаюсь написать ей письмо. Все кончено, Адам. Сдайся уже.

И я сдаюсь. Вынужденно, обреченно, без шанса на спасение.

Я оставлю ее. Уеду. И я делаю это даже не потому что отец приказал. Я делаю это чтобы спасти того единственного человека, которого я полюбил. Слишком сильно, чтобы полностью вычеркнуть ее из своей жизни. Слишком сильно, чтобы избавиться от нее в своих мыслях. Я слишком сильно, чертовски сильно к ней привязан. И я навсегда буду вторым для моей Дженни. Дженни, которая никогда не была счастлива со мной. Ни разу. Это то, в чем я убедил себя, чтобы вновь не наделать глупостей. Ибо единственное, что я точно знаю, это то, что я люблю ее. Но она меня нет. Ее сердце, душа и тело принадлежат другому человеку. И я дам им шанс на счастье. Я больше не буду мешать. Я проиграл.

Проиграл тогда, давно, в тот сентябрьский день. Это была шутка, глупая шутка про Кхалиси, мою Дени, перед которой я бы преклонил колено. Но я слишком поздно понял, что я действительно это сделал.

Я бы хотел, чтобы она была последней, кого я увижу перед смертью. Я хотел быть ее Кхалом Дрого, умирающим на ее руках. От ее рук. И я бы отдал все на свете, чтобы при моих последних мгновениях жизни, она сжимала мою руку в своей, и была рядом. Просто рядом со мной.

Запечатываю письмо, отменяю бронь на выпускной смокинг и покупаю билеты, которые унесут меня за тысячи, сотни километров от Дженнифер. И в этот раз я постараюсь не возвращаться. Хотя, я знаю, уже точно знаю, насколько это нереально. Я оставил ей кусочек своей души на жалком обрывке бумаги. И это большее, на что я могу рассчитывать.

Она не моя.
Я проиграл.
И впервые за эти долгие месяцы принял правильное решение.

Правильное для кого угодно, но не для меня.
Ибо эта самая действительность, неизбежность всего, заставляет меня сжиматься от боли, растущей в груди.

Боже, неужели всегда будет настолько больно?
И ответ на этот вопрос только один.
Время.

11 июня

- Дамы и господа. Борт самолета American Airlines через несколько минут совершит взлет. Просим вас пристегнуть ремни. Проверьте, чтобы спинки ваших кресел были откинуты..

Я смотрю в иллюминатор самолета, который вот-вот взлетит в воздух, на несколько тысяч метров, и отнесет меня на несколько тысяч километров от этого места, от этого города. От моей жизни.

Но когда он взлетает, когда я вижу под собой яркие улицы каменного Бостона, я невольно улыбаюсь. Я принял свою безоговорочную капитуляцию. Отпустил все, оставил там, внизу. И я покидаю это место, летя за тысячи километров от него. И вернусь я сюда не скоро. Я очень надеюсь на то, что не скоро. Хотя, мне становится слишком тяжело и грустно, когда я понимаю, что не хочу улетать.

Если мозг понимает все, что я пытаюсь ему доказать, то все что ниже исправно отказывается это делать. Боль в груди никуда не делась. Стала тише, немного глуше, но не ушла. И я не знаю, сколько мне потребуется времени, чтобы избавиться от нее, как от тяжелой болезни. Чума внутри меня. Девушка, опухолью засевшая во мне. Прекрасное наваждение, не покидавшее меня даже во мне.

Я знаю. Она прочитала. Я уверен, что она не забыла. И если мне когда-нибудь хватит смелости, дерзости, то все что я написал ей в этом проклятом письме, я скажу лично. Усмехаюсь своим глупым мыслям.

Боже, я так наивен.

Прикусываю губу, отворачиваюсь от иллюминатора, закрываю глаза и включаю музыку в наушниках.

Возможно, я смог улететь, смог избавиться от нее физически, но избавиться от мыслей о ней будет чертовски сложно.

Слишком сложно. Если вообще возможно.
Впереди годы учебы вдали от нее. Вдали от семьи, отца и брата, с которыми я так желаю вновь обрести душевное равновесие. И я знаю, что лед, сковывавший нас все это время, дал огромную трещину.

Смогу ли я простить их когда-нибудь полностью? Возможно. Смогут ли они простить меня? Я желаю этого не меньше.

И я сделаю все для этого.

- Надеюсь, ты счастлива, Дженни. И я буду счастлив. Но сейчас, почему сейчас мне слишком, чертовски, невыносимо больно? – шепчу я мысленно, сжимая кулаки до побелевших костяшек пальцев.

В наушниках играют Artic Monkeys, в голове полный сумбур, но я немного успокаиваюсь, представляя мою Дени в выпуском платье. Я знаю, ты прекрасна. Навсегда.

Возможно, я буду любить ее все это время. А возможно и нет. Но я узнаю это только когда проживу жизнь. Жизнь, без девушки с белоснежными волосами, нежной улыбкой на губах и такой сладко одурманивающей фразой, сорвавшейся с ее губ не впервые, но единожды для меня.

Зови меня Дженни. 

А я так и не смог сказать ей то, что не даёт мне дышать с нашей первой встречи. Я так и не решился встать перед ней, заглянуть в кристальные глаза и сказать то, что испытывал только к ней. Раньше, сейчас, когда-либо ещё.

Я люблю тебя.

И это совсем не ошибка.