Руби курила сигарету, удобно устроившись в кресле. Пачка гласила «со вкусом яблока», однако рецепторы распознавали ароматы сена с лимонной кислотой.

У обутых в сланцы ног катался мужчина, с трудом переводящий взгляд с девушки на голый пол и обратно. Черные глаза выглядели умиротворенно, будто гадюка в выжидательной позиции.

– Хочешь? – Стилински вскинула брови, нагнулась вперед и протянула почти докуренную до бычка сигарету.

– Благодарю, не стоит.

Девушка хмыкнула и сделала последнюю затяжку перед тем, как отправить остатки в пепельницу. Она поудобней примостилась к спинке кресла, забросила ноги на подлокотник, потянула носки на себя и обратно. Шорты неприлично задрались, полоска белого белья просвечивала со стороны внутреннего бедра, почти не прикрытая лоскутом джинсовой ткани.

Ли, заметив это, направил взгляд в пол. Руби позабавила реакция.

– Видишь, как обстоятельства в жизни быстро меняются, красавчик. Еще совсем недавно ты морил меня голодом, а сегодня катаешься в таком жалком состоянии у моих ног.

– Я лишь исполнял приказ.

– Удобное оправдание. Только преступления с твоих ручонок это не смоет. Ненавижу таких, как ты, – ощерилась Руби.

Отвечать ей, по-видимому, не планировали, а уж тем более вступать с ней в полемику, от предвкушения которой внутри все горело почти что вожделением.

– Ничего не скажешь?

– Зачем? Вы, мисс Стилински, уже давно для себя про меня все решили. Не вижу смысла разочаровывать.

– В благородство играешь? Знаю я таких благородных выродков. Носите костюмчики, вытираете рот после обеда шелковым платочком, а потом трахаете молодых девчонок, пока жена не видит.

– Я не женат, – равнодушно ответил он, бездумно уставившись в потолок. – Нет никакого смысла равнять всех людей только потому, что вам до этого момента не встречались иные.

Слова полоснули по сердцу. Лицо Руби воспламенилось, щеки ощутимо загорели. Она нетерпимо вскочила с места, расправила перочинный нож и припала на колени. Лезвие несильно вдавилось в загорелую полоску кожи прямо над идеально выглаженным воротничком.

– Иные? Да что ты вообще обо мне знаешь? – зеленые глаза остекленели.

– Я читал ваше личное дело.

Безразличие в его мотивах выматывало Руби, хотелось встряхнуть Ли, ведь так она будто не имела права вогнать в него нож.  

– И? Пару листиков и дата моего рождения могут рассказать о моем личном опыте? Знаешь, красавчик, кто из нас не разбирается в жизни, так это как раз ты. Живешь в своем вакууме, дела читаешь, исполняешь приказы, носишь костюм в плюс сорок по указке. Когда тебе встречаться с реальными людьми? – она высокомерно задрала нос, убрав нож в задний карман. – На личную жизнь времени не остается?

Руби перекинула ногу, чтобы сесть сверху на бедра Ли. Он поднял удивленные глаза и мгновенно попытался скинуть девушку, сделав пару движений из стороны в сторону. Все осложняли связанные руки и ноги в области коленей, потому его попытки выглядели весьма комично. Будто гусеница, бултыхающаяся пузом к верху на земле.

– У-у, – протянула дьяволица. – Кто бы знал, что мистера несокрушимость напугает близость женщины.

Она демонстративно подалась бедрами вперед и потерлась, будто выясняя границы допустимого.

– Вам бы следовало вести себя более подобающе, – осек ее Ли.

Голос его звучал так же безэмоционально, а тело – не подвижней булыжника, но вот уши. Их кончики предательски покраснели.

Руби рассмеялась. Она выпрямилась в спине, пристально всмотревшись в присмиревшего, абсолютно окаменевшего под ней Ли.

– Что, красавчик, нашла я твое слабое место? – вцепившись в лацканы пиджака, она потянула за них на себя – мужчина был покорен, оттого это вышло с легкостью. – Может, ты еще и девственник?

– Это моветон спрашивать о подобных подробностях у человека гораздо старше.

Нос к носу, он был слишком близко. Чужое дыхание неприятно ощущалось на щеке девушки, но, несмотря на то, что под кожей закололо, она продолжала свои игры.

– А что толку от твоего воспитания? – кулаки сжались крепче, комкая ткань сильнее. – Тебе оно прямо сейчас не помогает, – она сильно толкнула Ли, пригвоздив лопатками к полу.

Тот, казалось, выдохнул, но вскоре снова напрягся, когда рука с облупившимся маникюром забралась ему под рубашку.

– Что вы делаете, это прямое домогательство.

– Показываю истинную сущность людей, а не ваши рассусоливания. Все используют всех, в любой ситуации, будь тебе хорошо или дерьмово – нагнуть могут в любую секунду.

–Так хочется верить в гниль всех вокруг, что готовы травить и травиться сами? Это не урок мне, это очередное доказательство вам самой.

Показушно она закатила глаза, склонила голову, красный хвост съехал набок.

– Очередное? Доказательство? – она цокнула языком, а после облизала пересохшие губы. – Ты. Меня. Не знаешь, – ее взгляд стал более свирепым. – Меня брали, когда хотели, – Руби резко распахнула полы пиджака. – Как хотели и не спрашивали…

– Рассказываете эту историю каждому встречному? – не дослушав, спросил Ли.

Девушка лишь хмыкнула. А внутри почувствовала болезненно четкое попадание в чувствительное место. Она действительно не могла удержаться от постоянного нытья незнакомцам, будь то в баре или после проведенной горячей ночи в мотеле. В каждом новом взгляде Стилински ловила сожаление, сочувствие, и это было чертовой дозой дофамина. Язык сам расплетался без намерения или цели быть кем-то спасенной. Или ей так только казалось, а неконтролируемое подсознание кидало на поиски того самого человека, что вытащит из дерьма. Однако еще ни один встреченный ею не задержался дольше нескольких дней. Постели мотелей никогда не нагреваются так же, как и сердца тех, кому приходилось плакаться. Но однажды рядом остался Джей. Он не хотел ее как женщину, ни к чему не склонял и ничего не требовал. И она не могла не воспылать к нему самыми нежными, но доселе непонятными чувствами. Любовь? Дружба? Независимо от ответа, делить его с кем-то оказалось непросто.

– Раз не хочешь слушать мои истории, красавчик, тогда немного позабавимся.

Руби стянула с себя топ через верх, откинула его куда-то в сторону. Обнаженная, загорелая  грудь, самодовольная улыбка – ни следа от бесстыдства.

Ли попытался отвернуться, но Стилински схватила его пальцами за подбородок, заставляя вновь посмотреть на нее.

– Что, реально старый девственник? Или эректильная дисфункция одолела?

– Ваши забавы на мне бесполезны, – напряженно произнес учитель Ли.

Желваки на его лице нервно заходили, глаза, казалось, впервые наполнились эмоциями.

Руби понравилось. Она заулыбалась и склонилась над телом мужчины, подбираясь на четвереньках лицом к лицу. Ли в очередной раз замер.

– Сейчас я сделаю с тобой что-то поистине незабываемое, – она точь-в-точь повторила слова, подаренные ей когда-то мужчиной, что использовал ее тело вместо игрушки. Потому произносить сказанное возымело особый символизм.

– Мисс Стилински, – голос учителя стал ровным, слегка строгим. Он поглядел ей прямо в глаза и на выдохе произнес: – Вы не виноваты в том, что отец не смог защитить вас и обрек на страдания.

На секунду Руби замялась.

– Не падайте ниже, пока есть шанс выкарабкаться, – будто жалея, закончил он.

Внутренне онемевшая от услышанного Руби выпрямилась в спине, возвысившись над Ли. Она шумно глотнула слюну, а после ее затрясло. Грудная клетка затрепыхалась в такт подавляемым всхлипам. Глаза заволокло влагой, стало жарко и неуютно, особенно под взором темных, почти черных глаз. Руби нахмурилась, лицо ее приобрело грузный вид. Соленые капли упали на обнаженную грудь. Сейчас Стилински проклинала себя за такую слабость, но ничего не могла с собой поделать. Становилось только хуже. Крепко зажмурившись, она попыталась успокоиться, но от этого лишь заныло в висках. Не сумев вынести свой срыв, Руби ударила кулаками Ли в грудь, а после еще и еще. С каждым ударом замах ее становился слабее, а всхлипы тяжелее, вскоре она вовсе прекратила, повалившись грудью на тело мужчины.

Воспоминания прорезались как самые мерзкие червяки, выползающие из темной, мрачной ямы. Они выгибались, клубились меж собой, оставляя липкие следы на памяти. Не отмоешься. Готовая на все с выключенными чувствами, Руби оказалась не способна сделать хоть что-то, когда внутри мотылялась израненная девчушка, так долго молчащая в тишине кабинки.  

*****

– Что написано в моем деле?

Через четверть часа Руби была спокойна, как удав. Ее недавнее состояние выдавало припухшее лицо и слегка покрасневшая дуга над губой. Стилински сидела возле Ли, обнимая собственные колени, немного раскачиваясь взад-вперед, бессознательно убаюкивая саму себя.

– Все, – кратко ответил мужчина. – Рождение, школьная жизнь, подноготная родителей.

Руби заинтересованно слушала, хмыкнув собственным мыслям.

Она до сих пор была лишь в одних шортах, но, кажется, Ли уже не старался укрыться от этого вида, он будто бы принял недавний перформанс как данность. Стилински всячески доказала предрасположенность к сумасшедшим поступкам, которым, может, и было оправдание, но принимать их явно никто не стремился.

– Там ничего не было о моей маме? – наконец решилась она.

Не то чтобы это было единственным, что волновало ее, – Руби давно подавила желание разгадать эту тайну исчезновения матери. В глубине души боялась услышать нечто страшное, что будет не способна переварить.

– Не так много, – мужчина поперхнулся. В горле саднило от сухости, к тому же дышать в таком неприглядном положении ему приходилось пылью.

Стилински подскочила, достала бутылку отпитой воды из тумбочки, поднесла горлышко к пересохшим губам Ли.

– Благодарю, – все так же высокопарно и до тошноты сухо ответил учитель.

По всей видимости, отразившееся на лице Стилински нетерпение подвигло Ли все же продолжить.

– Только то, что она оставила вас и переехала в небольшой городок рядом с Портлендом.

– А отец?

– Он, – Ли помедлил, выдержав неприлично долгую паузу. Руби начала раздражаться. – Ваш отец  жил в ночлежном доме по последним данным.

– Он умер? – догадалась она.

– Соболезную.

– Он заслужил, – опустила Руби и, наконец вобрав в себя все свои силы, не проронила слез.

Она сделала глоток из открытой бутылки, потом еще и еще, осушив все до последней капли.

– Как это произошло?

– Кажется, сердечный приступ, сложно упомнить все детали дела.

– Хм, даже немного грустно, что подонок так легко отделался. Надеюсь, сейчас он варится в кипящем котле, – достаточно флегматично возжелала она. – Что, учитель? Осуждаешь меня? Довел девушку до слез, а теперь лежишь и осуждаешь?

Пожалуй, сожаление к ней самой снесло ей голову гораздо сильнее, чем подобные новости. Стыдно не было. Долгие месяцы, проведенные перед страхом быть перепроданной, отданной, использованной, внесли свою лепту. И если бы не сердечный приступ, Стилински бы собственноручно обрекла отца на страдания. Она была в этом стойко уверена. Но где-то глубоко в душе была благодарна, что ей не представится случай через это пройти.

– У вас есть право злиться, мисс Стилински. А я не судья и далеко не святой.

Руби как-то по-новому вгляделась в лицо мужчины: на нем не было отвращения, осуждения, и такая привычная холодность оказалась не холодностью вовсе, а спокойствием, которого так не хватало самой дьяволице.