Воспоминания о детском доме, словно ноющая зубная боль, спрятались в отдалённом уголке сознания, отравляя жизнь отвратительными кадрами прошлого. Не давая забыть из какого дерьма я выбрался и в то же время являясь стимулом карабкаться наверх. Только чёткий контроль своих действий удерживает меня на краю пропасти, на дне которой плещется безумие...

            А ведь первым впечатлением после того, как я попал на территорию интерната, было восхищение красивым старинным зданием. Оно действительно впечатляло своей архитектурой, а чистый, ухоженный пруд добавлял в окружающую пастораль романтичный оттенок. Как потом узнал, до революции здесь была усадьба фабриканта. Да и встретили меня доброжелательно. Старший воспитатель светился, словно начищенный самовар, гладил по голове, угостил конфетами, пока оформлялись бумаги.

            Но стоило представителям органов опеки и молодому лейтенанту милиции покинуть территорию школы-интерната, как будто грозовые тучи сгустились надо мной в один миг. Фальшивая маска исчезла с лица Ильи Олеговича, спектакль дружелюбия и гостеприимства закончился, не успев толком начаться.

            На сцене появилось «зло», в лице невысокого, приблатнённого пацана. Руки в карманах широких спортивных штанов, выцветшая футболка непонятного цвета, надвинутая почти на глаза серая кепка. Он с пренебрежением скользнул по мне взглядом и повернулся к воспитателю, ожидая дальнейших распоряжений.

            - Воробей, покажи новичку его апартаменты и ознакомь с нашими правилами, - с подозрительной ухмылкой произнёс Илья Олегович. - Только не переусердствуй там с хорошими манерами.

            За порогом кабинета и началось истинное знакомство с этим филиалом ада в богом забытом месте.

***

            Без лишних разговоров, едва узнав моё имя, Воробей больше не церемонился и попытался отнять сумку с моими вещами из прошлой жизни. Они были мне дороги, как память и я попытался отстоять их. Сначала на словах, а потом силой. Получив неожиданный отпор, этот гадёныш свистнул, подавая знак своей свите.

            Через несколько минут я остался без сумки, зато с разбитой губой, в порванной одежде и наливающимся синевой фонарём под правым глазом. Меня дотащили, словно мешок с картошкой, до дверей какой-то каморки и сообщив, что это и есть моя комната, бросили на грязный пол. Пообещав, что ночью знакомство продолжится, компания с наглыми ухмылками на физиономиях, удалилась восвояси.

            Я заполз в новое жилище и, вжавшись спиной в холодную стену, закрыл лицо руками. Слёзы брызнули из глаз, оставляя влажные дорожки на щеках. Леденящая, беспросветная тьма заползала в сжавшуюся от страха душу когтистыми лапами.