Сделав глубокий вдох, я толкнула дверь и вошла в кабинет подполковника Строда.

Комнату залили лучи яркого утреннего солнца, которые струились сквозь три больших окна. Свет больно ударил по глазам, которые сегодня оказались особенно чувствительные из-за напряженного дежурства.

Не сразу, но я разглядела офицера, который стоял возле карты новой Европы, висевшей на стене рядом с одним из окном.

При моем появлении он оглянулся и окинул меня взглядом.

— Вызывали, подполковник? - сухо уточнила я, чувствуя как ком напряжения подступил к горлу.

— Да, доктор Мессарош. Хочу услышать доклад про состояние комитаджа лично от вас.

Я едва сдержала выдох облегчения. Плохих вестей нет. Жаль, что только пока.

— К утру состояние пациента стабилизировалось. Инфекция пока не прогрессирует, продолжаем колоть антибиотики....

— Я хочу, чтобы вы лично взяли под контроль его выздоровление, - перебил меня Строд и сделал пару шагов, приближаясь.

— Я?!

Подполковник остановился напротив и сцепил руки за спиной. На коже его головы играли солнечные зайчики, а яркий свет не скрывали морщины на помятом лице. Он, наверное, не спит с начала войны.

— Да, именно вы, Мессарош, - пояснял тем временем он. - Майор Флеген уверена в вас, как в специалисте, а я уверен в вашем отце и брате.

Я заметно вздрогнула и с надеждой посмотрела на него.

Он беспрепятственно прочитал мой немой вопрос:

— Нет, пока вестей нет. Но мы знали, что он будет возвращаться последним из группы. Ждем, Вивьен, ждем.

Я лишь благодарно кивнула в ответ.

— Этот пленник способен повлиять на исход не одной битвы. И то, что он здесь — заслуга прежде всего старшего лейтенанта Мессароша.

Как же я надеюсь, что это заслуга, но не жертва!

От напряжения я даже закусила губу.

— Майор Флеген доверила вам этого пациента. Не подведите ее, Мессарош. Не подведите нас!

Выросшая в семье закаленного офицера, я давно поняла, что спорить с ними - это себе во вред.

— Я сделаю все, что в моих силах, подполковник Строд! - смиренно ответила я.

***

Сумбурный двухчасовой сон после ночного дежурства прервал тревожный сигнал — привезли раненых. Вскочив на ноги, я плеснула в лицо прохладной водой из-под крана в ординаторской и побежала на помощь.

Колокол все бил и бил, оповещая о приближении грузовиков с ранеными бойцам и с теми, кто не пережил эту поездку. Их колеса подняли столбы пыли, которая клубами разошлась по жаркому июльскому воздуху. Сбежались не только работники госпиталя, но и местные жители, которые вместе с солдатами помогали грузить на носилки раненых бойцов.

Снова поражение. Еще один город. Они все ближе к столице. Неужели мы отдадим им сердце нашей страны?!

Слухи, предположения и факты слились в один клубок информации, в котором очень сложно выделить истинные нити. Однако я уже научилась молча делать свою работу и не слушать пересуды солдат с медсестрами и санитарками. Выстроила стену вокруг своего сознания и старалась отдаться важному делу, которое умела лучше всего — оказывать медицинскую помощь тем, кто нуждался.

Рваные раны, которые все никак не переставали кровоточить, торчащие кости, пули, вонзившиеся глубоко в плоть, глухота от контузии, слепота от шока и истерики солдат, ведь они все еще видели перед глазами кровавое месиво на поле боя.

Особенно страшно только в первую неделю. Стадия отрицания прошла быстро. Я свыклась на удивление молниеносно. Почему? Все просто. Не было выбора и времени на адаптацию. Я приняла вызов войны и взяла в руки свое оружие — медицину.

Я не успела перейти на завершающий этап обучения, который определил бы мою профессиональную специальность. Я оказалась универсальным врачом, который мог провести несложную операцию и быстро вылечить ангину.

День пролетел как один миг. Вытирая пот со лба, я устало прислонилась к стене.

Наконец-то затишье. Больше не слышно криков о помощи и стонов. На миг прикрыла глаза, пытаясь за пару минут насытиться тишиной и набраться сил. Это тоже моя новая способность.

— Вив? - прозвучал над головой голос Анны.

Резко дернулась и открыла глаза. Я сидела на полу в коридоре госпиталя. Когда же успела сползти по стене?

— Ты просила напомнить, когда наступит время для новой инъекции нашему особому пациенту, - устало говорила подруга и подала мне руку. - Могу сама это сделать, если хочешь.

— Спасибо, милая, - прохрипела я, стряхивая с себя мимолетную дремоту. - Я должна осмотреть его.

Поднялась на ноги с ее помощью и пошла в сторону одиночной палаты, которую сегодня уже восемь раз пытались заселить.

У входа теперь сидели двое солдат в полном боевом снаряжении. Они тут же подскочили и выпрямились, когда мы приблизились.

Один из них не убрал улыбку при виде Анны, и та довольно хохотнула. Другой же открыл нам дверь.

— Мы хотели его заковать, но майор запретила. Сказала, что он и без того слаб, - пояснил тот, что оставался серьезным. - Если что, мы рядом.

Я кивнула, ибо сил на ответ не нашла.

В палате было светлее, чем ночью — включили основной свет. Комитадж в больничной одежде лежал на кровати с закрытыми глазами, без кислородной маски, но подключенный к монитору контроля гемодинамики.

Приблизившись, я натянула перчатки и стала проверять информацию, на дисплее. Пульс в норме, артериальное давление тоже. Температура тела незначительно повышена. Воспаление не оступает.

Я перевела взгляд на офицера. Он либо крепко спал, либо притворялся, но виду не подал, когда мы приблизились.

Анна рядом томно вздохнула:

— Интересно, его лицо так же красиво, как и тело? Я пока помогала его переодевать, чуть не захлебнулась слюной! Вот бы взглянуть на него, когда сойдут побои.

Я слишком устала, чтобы напоминать ей про опасность не только таких речей, но даже мыслей, поэтому промолчала. Откинув простынь с мощного тела, я отклеила пластырь и сняла повязку, насквозь пропитанную кровью.

Утром крови стало намного меньше.

Я принялась тщательно изучать рану.

— Он пытался встать или освободиться, - предположила я, глядя на запекшуюся кровь. - Швы едва не разошлись.

— Настойчиво пытался, очевидно! Ведь о твоих швах ходят легенды, Мессарош! - без стеснений провозгласила Анна.

Я вяло улыбнулась и молча согласилась с ней. Самые серьезные раны действительно поручали зашивать мне, доверяя прочности и надежности моих стежков.

Я проткнула одну из набухших вен на руке комитаджа и набрала крови.

— Анна, отнеси в лабораторию, - сказала я, вытаскивая иглу и заполняя одну из пробирок, которые были всегда в карманах. - Скажи им, что анализ нужен срочно. Пусть отметят уровень лейкоцитов и тромбоцитов.

— Тогда сделай ему инъекцию сама, - пробурчала она, явно огорченная внезапно выпавшей на нее работой.

Я усмехнулась ей вслед, понимая, что теперь пленник уже не так ей нравится, ведь он только что лишил ее нескольких минут объятий с очередным любимым.

Проводила ее взглядом и подошла к столу у окна, чтобы приготовить укол, повернувшись спиной к пациенту. Я вскрыла ампулу пенициллина и набрала препарат в шприц. Смочив ватку в спирте, я выпустила воздух из шприца....

Пленный офицер тихо застонал.

Я напряжённо застыла.

Что-то тяжелое свалилось на пол с глухим звуком.

Я вздрогнула и быстро развернулась.

— О Боже! - выдохнула я и ринулась к лежащему лицом вниз офицеру, который свалился с кровати.

Мозг лихорадочно пульсировал мыслями последствий падения с полутораметровой высоты в таком состоянии. Их отчаянно перебивали тревожные сигналы аппарата, который больше не отслеживал состояние человека.

— Офицер!..

Я упала на колени рядом с ним. Приподняв руку с готовым шприцем вверх и коснулась шеи комитаджа, чтобы услышать его пульс. Капли крови были повсюду, ведь пока он падал, катетеры с силой вырывались из его вен.

Я замерла, прислушиваясь.

Есть! И дыхание тоже!

Комитадж зашевелился. Распахнул глаза и, глядя в пол, крепко схватил мое запястье.

Так, спокойно!

Нужно вызвать подмогу. В одной руке шприц, другая скована пленником, который, похоже, в беспамятстве. До рации не дотянусь. Но за дверью два здоровенных солдата, которые способны поднять его. Нужно их позвать.

Уже набрала воздуха в грудь, чтобы крикнуть, но комитадж резко дернул меня за запястье.

Потеряв равновесие, я упала рядом на спину, больно ударившись затылком. В глазах на мгновение что-то вспыхнуло и мне стало трудно дышать.

Большая ладонь чернорубашечника легла мне на лицо, закрыв рот. Обхватив так мою голову, он притянул к себе.

Я легко скользнула по гладкому полу и оказалась рядом с израненным лицом комитаджа, которое оказалось нескольких сантиметрах от моего.

Окаменела и перестала дышать, почувствовав, как игла от шприца, из которого он только что выпустил антибиотик и набрал воздух, проколола кожу.

Там, где бешено стучал мой пульс.

— Я знаю, вы отлично понимаете меня, - прозвучал низкий голос комитаджа на фламандском языке так тихо, что слышать могла лишь я. - Как знаю и то, что у вас есть родной брат. Вы очень похожи с ним, только у него родинка вот здесь...

Он ткнул пальцем мне в лоб над левой бровью, и продолжил шептать:

— Лейтенант Клаус Мессарош — наш пленник. Помогите мне, и я верну вам его. Он будет жить, если и я выживу.

Он резко откатился и оттолкнул меня также быстро, как и схватил.

В палату влетели солдаты.

Здесь стояли камеры видеонаблюдения, о которых я напрочь забыла. Они увидели, что здесь происходит, и примчались на помощь.

Я вскочила на ноги и, развернувшись, дико уставилась на пленника. Его черные глаза были закрыты, казалось, что он в отключке. Комитаджа стали поднимать, неустанно ругаясь, и укладывать снова на кровать-каталку.

Один из солдат обращался ко мне с вопросами о моем самочувствие, перекрикивая гомон других голосов и писк аппаратов. Его пытливые глаза заглядывали мне в лицо, допытываясь, разговаривали ли мы. Я сглотнула и отрицательно мотнула головой.

Я была в замешательстве, все еще чувствуя, как тонкая игла упирается мне в артерию, а дыхание перехватывает от черного взгляда комитаджа.

Машинально коснулась шеи и посмотрела на руку в белой медицинской перчатке. На пальцах оказались несколько капель крови.

Увы, все произошло на самом деле. Стаки на то, что это был сон, с молниеносной скоростью провалились.