Мир серый, знаете, как бетонные стены панельного дома в бедном районе, где одни и те же дома, идёшь по этим улицам и думаешь о том, как бы выйти в светлый центр города или к природе, где пестрит зелёный цвет, а закатное небо погружает тебя в воспоминания, где ты сидишь на крыше многоэтажки и думаешь о том, зачем вообще родился. Сейчас я дома, но лучше б я был далеко от него, настолько далеко, насколько это вообще возможно. Порванные местами обои мне показывали те самые бетонные стены, а неприятный сквозняк, гуляющий по квартире, усилился и снёс мою старенькую коллекцию аниме фигурок, которую я коллекционировал в лет двенадцать после просмотра легендарных "тетради смерти" и "Евангелиона". Дом пуст, потому что он мне достался по наследству от бабушки, а мама с папой живут в другом районе и находятся в процессе развода. Моя сестра старшая учится где-то в Европе, вроде в Польше или Италии, для меня это одно и то же, и ей абсолютно не до нашей семьи. Она уже познакомилась с каким-то парнем и, думаю, скоро она выйдет замуж. Я рад за неё, но всё равно обида остаётся и я не звоню даже ей и не пишу. Пусть забудет, что у неё вообще когда-то был братик.

Мне двадцать, я уже должен был взяться за голову, но постоянный стресс на учёбе и в личной жизни меня бросает в грязь лицом вниз и я опять понимаю, что стать успешным человеком — слишком тяжело. В университете завалы, а девушка изменила с преподавателем, что мне остаётся делать, если не сидеть в углу комнаты и не плакать, кусая руки? Молюсь, чтобы не началась очередная паническая атака, иначе обои не будут украшать эту комнату, а мои руки снова превратятся в кровавое месиво. В художественном факультете мне уже надоело учиться, но чёрт, я не могу отчислиться просто потому, что я уже заплатил за этот год! Я не смогу просто так бросить его и начать жить заново, я еле смог поступить и начать работать.

Отец у меня наркоман, а мать — психованная стерва, хотя мне её зачастую бывает очень жаль, ведь не будь она женой (хоть и бывшей) этого пьяницы, то и здоровой была. Из-за этого положения нашей семьи я вырос такой тряпкой. Когда мне было десять лет, то я видел через окно то, как моего отца насильно увозили в наркологический диспансер, а в тринадцать лет он ломился в мою комнату и кричал, что он должен меня убить, потому что я — сын Сатаны. Не трудно было понять, что он был под чем-то. Такое отношение к себе я заслужил, родившись от другого мужчины. А в пятнадцать я сидел с ним и его дружками и наблюдал за тем, как он кололся в вену где-то за забором психушки. Детства, как вы могли понять, у меня не было. Мать лежала в двадцать один год в психбольнице, а потом её снова положили на реабилитацию когда мне исполнилось восемь. Я поражён, как этих двух не лишили родительских прав, а меня не отправили в детский дом.

Меня спасала только бабушка, но она умерла два года назад, после чего я сразу же съехал от родителей. Отец до сих пор меня ненавидит за это, потому что он хотел продать эту квартиру. Но я её ни за что не отдам, а если он посмеет снова сюда сунуться, то напишу на него заявление. С недавнего времени за употребление наркотиков в нашей стране сажают и он может получить неплохой срок.

Друзья у меня есть. Лучший друг Чхве Сан, бывший одноклассник Чон Юнхо и наш самый милый паренёк — Пак Сонхва. Я их обожаю, просто за то, что они меня всегда поддерживали и помогали мне в трудных ситуациях. Я часто ночевал у Сана, порой даже на неделю оставался, а Юнхо и Сонхва одалживали деньги, дарили что-то очень нужное мне, да и просто оставались со мной тогда, когда я чувствовал себя в опасности.

Но эта история не о том, какой я бедненький, не о том, что я — жертва неблагополучной семьи. Здесь я предстану перед вами как тот, кого вы можете возненавидеть и, возможно, будете называть глупцом. Я сам неоднократно это себе повторяю.

Сегодня. То есть это было уже вчера. Мы с Сонхва шли в университет (мы одногруппники), он мне рассказывал про своего нового щенка, а я думал о том, что стоило бы позвонить матери и спросить, как прошли суды над их вопросом о расторжении брака. Друг нёс кофе, купленный в ближайшем супермаркете, холодный, в жестяной банке, мне кажется, что вкус у Сонхва отвратительный. Я не приготовил задание, которое нам задавали ещё месяц назад, поэтому мысли перетекли в русло "учёбы" и я начал самокопание. У меня ужасный хвосты и я на грани отчисления, но продолжаю ничего не делать. Точнее забивать на учёбу и усердно работать грузчиком. Знаю, работа не та, которой бы стоило хвалиться, но и я не тот, кто бы мог хоть что-то сказать о себе достойное гордости.

— Ты продолжаешь худеть, Ёсан,— вдруг произнёс Сонхва и протянул мне свой сэндвич,— подкрепись, а то работать не сможешь.

Он — тот, кто всегда за меня беспокоится, хотя дружим мы всего два года. Он первый меня пытался отговорить идти на эту работу, боялся за моё здоровье, а с недавнего времени он кормит меня перед сменой, а после смены — встречает и снова кормит. Я работаю с двенадцати ночи до шести часов утра, поэтому я поражён такому стремлению ухаживать за мной, даже мать родная не спрашивает о том, не вредит ли мне моя работа, да жив ли я.
    Сан часто встречает нас после пар, он контролирует то, чтобы я спал после университета, хотя бы пару часов сидит со мной, а Юнхо на своей машине иногда подбрасывает нас по своим местам жительства, работы или просто кому куда нужно. В общем, компания у нас отличная, только я не чувствую своей важности там, я будто тот, кто только сидит на их шее. Обуза.

— Спасибо, но это я просто подкачался,— улыбаюсь, откусив его завтрак.

— Как там Ёна?

— Я её с пятнадцати лет не видел и не слышал, а ты даже не знаком с ней, почему продолжаешь спрашивать?

— Не знаю, наверное, верю в то, что она не бросила тебя.

Я лишь усмехаюсь. Ну да, конечно, просто на пять лет улетела и больше не возвращалась, но нет, не бросила, она прямо сейчас позвонит и скажет, что она уже у родителей и ждёт нашей встречи. Не бывает такого, чтобы кто-то любил тебя, но при этом ни разу не звонил и не писал. Я первые три года только и делал, что строчил ей сообщения и просил поговорить со мной, пока у моей мамы был очередной психоз, но никто мне так и не ответил.

Сонхва живёт с дедушкой и младшей сестрой. Родители у него вроде тоже разведены, но семья их очень богатая, поэтому для него самого деньги — просто бумага. Родители захотели отделиться от детей и жить в своё удовольствие, скидывая им денег раз в неделю. Он простой, этим и притягивает других к себе. Насколько я помню, он хотел переехать с сестрой в другую квартиру, но что-то у него не получилось и он продолжает сидеть с дедушкой.

Сан — воспитанник детского дома, но сейчас он смог поднятся с колен и является опорой для меня. Раньше я часто брал его, когда ездил к бабушке, он её тоже обожал, она нас любила, любила Сана как родного внука, он часто меня благодарит за знакомство с ней. Он пошёл в бизнес, там у него закрутились деньги, я поражён его умением сделать из мелочи шестизначные суммы.

Юнхо был для меня странным парнем, наверное потому, что зачастую сидел за уроками и был помешан на оценках. Синдром отличника в нём до сих пор, его нелегко достать из дома, разве что попросить свозить куда-то с обещанием, что это займёт максимум полчаса. Поэтому чаще всего мы все вместе встречаемся у него дома — так ему удобнее в любой момент сделать что-то. Так же у него заметно ОКР, то есть у него бывают навязчивые мысли вроде "ты должен доделать проект, сделать его идеальным, один из слайдов в презентации был не достаточно интересным" и пока он не сделает то, что велит его голос в голове — он не успокоится. Живёт он с отцом и матерью, думаю, он единственный, у кого семья адекватная и полная. Он единственный ребёнок в семье.

К шести часам мы уже ехали в машине Юнхо и слушали радио, вроде бы, говорили о погоде. Облачно, могут быть кратковременные дожди, температура семнадцать или восемнадцать градусов. Я одним ухом слушал свой плейлист, а Сонхва говорил по телефону с дедушкой, обсуждая, кто будет готовить ужин. Юнхо изредка присвистывал, это мне напоминало беззаботные поездки куда-то в горы в американских фильмах, где вечное лето, вечная зелень, небо вечно голубое, а подростки — счастливые везунчики. Но жаль, что жизнь моя больше похожа на "Эйфорию", разве что у меня нет подруги-лесбиянки или парня, который бы подсадил меня на травку.

— Ёсан?— слышу я еле как, будто уши были наполнены ватой,— ты уснул, просыпайся.

Я вышел из машины и узрел свой дом. Такой же серый, панельный, холодный, такой отталкивающий, но родной, ведь тут жила бабушка. Если бы не она, то я бы ни за что не переехал бы в подобный дом. Сонхва держал в руках мою сумку, которую я ношу через плечо, а Юнхо ждал, когда я с ними попрощаюсь. Однако прощаться не хотелось, совершенно, я не хочу оставаться один, снова. Как бывает по вечерам, ночам, утрам, порой дням, когда я могу побыть дома. Мне через четыре с половиной часа покидать дом и идти на работу, где я буду опять же одинок, один среди взрослых мужчин, которые любят посмеяться надо мной, а иногда позволяют себе отвратительные слова о моём внешнем виде и голосе.

— Хва, пошли ко мне?— предложил я, перешагивая свою слабость.

— Я...— он неуверенно смотрит на свой телефон, но через минуту его включает и звонит дедушке,— хорошо, только предупрежу.

Я был очень рад, что хотя бы эти четыре с половиной часа я буду не один.