Ноэль. Сейчас

Влажный и теплый воздух обволакивает кожу, точно палантин. Прожив три года в Лондоне, я успела отвыкнуть от дыхания юга. Всего на секунду зависаю на последней ступеньке трапа и, наконец, моя нога ощущает под собой родную землю. Непередаваемое ощущение.

Беру Клето под руку, чтобы не навернуться на высоченных каблуках, и шагаю к ожидающему нас Гелентвагену, который смотрится, как железное ведро на колесах. В его бронированном стекле отражается девушка с длинными черными волосами, в кремовом платье-футляре и малиновом жакете. Очень надеюсь, что наряжая подобным образом, Офелия и Клето преследовали цель сделать меня неузнаваемой, а не корыстное желание поржать, потому что выгляжу я, как не самая дорогая проститутка. Едва оказавшись в воняющем потертой кожей салоне, стаскиваю очки и скребу красными коготками голову, которая страшно чешется и потеет под париком.

– Сними его, пока мы едем, Эли, – милосердно разрешает Клето, устраиваясь на заднем сиденье рядом со мной. Он тянется к ремню безопасности и скользит по моему телу рукой вместе с ним.

– Вряд ли со мной может что-то случиться в этом ведре и с такой охраной, – улыбаюсь я, кивая на двухметровый шкаф, устраивающийся на переднем сиденье подле водителя. Они оба такие широкие, что их плечи практически смыкаются и загораживают собой горизонт.

– На кону – правосудие и дело жизни твоего отца. Для меня нет ничего ценнее твоей безопасности, Эл. – Строго говорит Клето, но я все же слышу волнение в его голосе. Ну еще бы. Люция обещала вскрыть ему спину и вытащить позвоночник, если с моего парика упадет хоть один волосок. А она привыкла держать свое слово.

Я смотрю на свой большой палец, который от нервов расковыряла почти до мяса. Весь полет я собиралась с духом, чтобы кое в чем признаться Клето, но так и не отважилась. Понимая, что тянуть дальше уже нельзя, я набираю в грудь побольше воздуха и выстреливаю скороговоркой:

– Я написала Каетано, что мы здесь...

– Что?! – гавкает Клето так громко, что мы с водителем подпрыгиваем вместе, только от его прыжка едва не кувыркается машина. – Ноэль, какого х...

– Сеньор, должен ли я вызвать дополнительную охрану, пока мы далеко не уехали? – обрывает его телохранитель.

– Да! Обязательно! Ноэль, скажи, о чем ты думала?!

– Я доверяю ему. – Робко отвечаю я, теребя несчастный большой палец. Понимаю, что Клето это задевает, но ничего с собой поделать не могу. – Если с нами что-то случится в Морайре, я хочу, чтобы он знал.

– Ноэль, твой отец тоже доверял Дельгадо, и к чему это его привело?! – не унимается Клето. Он придвигается ко мне ближе и ловит своим взглядом мой. Гляжу на него из-под накладных ресниц и виновато кусаю губу. Я не хочу думать, что он прав. Мой папа не мог погибнуть из-за слепой доверчивости.

– Тебе он тоже верил.

– Именно поэтому я сейчас здесь, с тобой. Эли, прошу, – Клето не выдерживает и касается ладонью моей щеки, – мы должны быть заодно. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится.

– Все будет хорошо, – шепчу я, склоняясь к его лицу чуть ближе. Хочу оставить успокаивающий поцелуй на его щеке, но машина в этот момент тормозит на светофоре, и от толчка я промахиваюсь. Наши губы сталкиваются, и Клето удерживает меня в своих объятиях на лишнюю минуту. Это не то, чего я хотела, но он хотя бы перестает кричать.

Морайра находится в паре часов езды от аэропорта Аликанте, где приземлился наш самолет. Мы едем медленно, чтобы к нашему прибытию в город, до банка  успела добраться дополнительная охрана, вызванная Клето. Чтобы никто не помешал мне открыть ячейку ключом, который я носила на своей шее столько лет.

Но при всем желании я не могу сосредоточиться на важности этого момента. Стоит мне увидеть за окном искрящуюся морскую гладь, как мысли уносятся туда, где мне снова семнадцать, мой папа жив, а сама я наслаждаюсь своей крышесносной любовью. Чем ближе мы к Морайре, тем больше яхт и парусников виднеется в море.

Я вспоминаю тот самый день: завтрак в таверне на берегу, прогулку на каяках, купание в бухте Кап-Бланк и шрам, который я впервые заметила на спине Каетано. Именно тогда в Морайре все изменилось раз и навсегда. Наши чувства с Каетано шагнули дальше. Фабиан окончательно убедился в том, что я не в себе. Отец близнецов убедил папу взять его в «Гарсиа Интерпрайзес».

Неизменными остались только они: грациозные парусники, парящие над водой, точно облака. Сейчас апрель, но это ничего не меняет в отчаянных сердцах любителей моря. Они надевают полосатые свитера и забавные красные шапочки и ступают на палубы своих бесценных лодочек с воздушными белоснежными парусами. Выходят в море и гуляют в нем, пока переменившийся зимний ветер не загоняет их обратно на берег до следующей весны.

И вот я снова здесь. И мне так хочется ощутить хотя бы толику той легкости, с которой я жила в свои семнадцать лет. Но это невозможно, пока я ношу на себе полтора килограмма макияжа, черный парик, чужеродные платье, жакет и лодочки на непостижимых каблуках. Все это настолько несвойственно мне, что ощущается камнем, привязанным к ногам утопленника.

– Хочу искупаться. – Сообщаю я, когда Гелентваген съезжает со скоростной трассы и заползает на узкие улочки уютного приморского городка. – Мы же не привязаны ко времени. Всего пять минут! – в доказательство своей решимости я стаскиваю порядком надоевший жакет.

– Ноэль, ты в своем уме, детка? – удивленно улыбается Клето. Водитель ловит его взгляд в зеркале заднего вида, и тот кивком головы призывает двигаться дальше.

Остаток пути я молчу, гипнотизируя взглядом свое тату на запястье: «Una Vida». Впервые у меня такое чувство, будто эта надпись потеряла свой смысл.

Здание банка Сантандер ничем не примечательно: симпатичное строение из белого камня с красной вывеской. Два наших амбала под два метра у главного входа смотрятся так, будто охраняют курятник от лис, и очень пугают пожилую сеньору в соломенной шляпке, которая пришла оплатить штраф за неправильную парковку. Клето вырядил меня для казино Лас Вегаса, а не для светлого и чистого помещения с несколькими сотрудниками, один из которых меняет валюту для дамы в шлепанцах. Грохот моих каблуков по плитке привлекает всеобщее внимание: нам навстречу поднимается девушка в форменной белой рубашке и красном платочке на шее.

Мы хотим получить доступ к банковским ячейкам. – Тихо сообщает Клето. На лице сотрудницы вспыхивает искреннее удивление: будто мой папа был последним, кто запрашивал подобную услугу.

Нас просят перейти за стойку в глубине зала, где ожидает молодой человек настолько чопорного вида, что я невольно фыркаю себе под нос. Рубашка – на все пуговки, очки в роговой оправе, как у Джонни Деппа, только сам он не Джонни, а скорее темноволосый Томас Сангстер.

– Добхый день, меня зовут Патхик. – Сообщает он, безбожно картавя. Бедолага. Еще и Патрик. – Могу я увидеть ваш магнитный ключ?

Бросив короткий взгляд на Клето и получив одобрительный кивок, я снимаю с шеи кулон и передаю его Патрику. Холодные пальцы касаются моей ладони и ловко освобождают ключ от цепочки. Приложив его к невидимому нам прибору у себя за стойкой, Патрик глядит своими карими глазищами, которые в два раза увеличены очками, на экран монитора, будто читает инструкцию.

– Ваш паспохт, сеньоха.

Изучив мои данные и, полагаю, порадовавшись их соответствию информации на экране, Патрик скептически оглядывает мой парик и возвращает паспорт. Расправив плечи, он вышагивает из-за своей стойки и объявляет на весь банк:

– Сеньохина Гахсиа, пхошу, пхойдемте!

О да, это его звездный час. Интересно, он специально засунул в одно предложение все слова с буквой «р», или он в принципе не боится трудностей?

Я беру Клето под руку для надежности, и он успокаивающим жестом накрывает мою ладонь своей. Вместе мы следуем за Патриком, который уводит нас по узкому коридору все дальше от просторного светлого зала. Мы спускаемся по лестницам вниз, будто все глубже уходим под землю. Впервые за все время этого предприятия я начинаю волноваться. Так и напрашивается шутка о вагонетках в банке «Гринготтс», но сеньор Патрик выглядит таким важным, что я боюсь, как бы он не отправил нас катиться к сейфу через водопад «Гибель воров».

Он прикладывает свою карточку к сканеру и открывает для нас одну из дверей. Ожидаю увидеть вагонетку или настоящий огромный сейф из «Иллюзии обмана», но это лишь приемная, пускай и обставленная с большим шиком, чем передовая линия банка. Диванчики обтянуты красным бархатом, на стеклянном столике веером разложены свежие газеты, на стене висит плазменная панель, а в углу на красивой тумбе притаилась кофемашина и вазочка с шоколадными конфетами. Я бы с удовольствием задержалась у сладостей, потому что от волнения и голода у меня урчит живот, но Патрик не намерен здесь задерживаться.

Он прикладывает карточку к следующему сканеру, но, дверь не открывает.

– Сеньох, согласно инстхукции, сопховождающим дальше нельзя. Доступ к ячейкам имеют только те, на чье имя они откхыты.

– Понял. – Кивает Клето, покорно отступая к диванчикам. Я взволнованно оборачиваюсь на него: все ли идет по нашему плану? Но он успокаивает меня улыбкой и кивком головы.

– Эли, иди. Забери то, что можно вынести из ячейки, а что нельзя – запиши. Все в порядке, я буду здесь.

И я иду. Шагаю следом за Патриком в узкий тускло освещенный коридор, по которому гуляют лишь ледяные потоки воздуха от кондиционера. Когда глаза привыкают к полумраку, различаю над дверьми, что мы проходим, номера. Патрик останавливается перед той, над которой значатся цифры «35-46». Теперь он прикладывает к сканеру не свою карточку а мой кулон, то есть магнитный ключ. Помещение похоже на комнату для допросов, меня трясет от нервов и холода, и я этого не скрываю.

Я могу узнать, почему умер папа. Я могу узнать, как он умер. Могу получить доказательства вины Дельгадо. Шанс вернуть назад империю Гарсиа. Возможность отмыть от грязи честное папино имя. Я могу что угодно узнать, переступив порог этой каморки. За одной из створок с тридцать пятую по сорок шестую скрывается папино прошлое и мое будущее. Что-то, что он оставил для меня перед своей гибелью, которую предвидел и от последствий которой попытался меня уберечь. Все здесь, за одной из створок с тридцать пятую по сорок шестую. Дверь закрывается на замок.

У меня так трясутся ноги, что Патрик с моего немого разрешения берет меня под локоть и помогает опуститься в кресло по центру каморки.  На стол кладу блокнот и ручку и наблюдаю за дальнейшими манипуляциями Патрика. Он вновь использует мой кулон в качестве ключа и снимает сигнализацию со шкафчика, в котором за персональными стеклянными створками висят самые обычные ключи с выгравированными на них номерами. Патрик достает тридцать седьмой.

Его шаги бухают в моей голове, хоть он и движется почти бесшумно.  Поворот ключа в замочной скважине ячейки звучит, как барабанная дробь перед спуском лезвия гильотины на шею осужденного.

Будучи не в силах бороться с напряженным ожиданием, я крепко зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, не сдерживаю удивленный вздох.

Тихий писк сигнализации, которую вновь активирует Патрик, закрыв мою ячейку, выводит меня из ступора. Если верить часам, я пребывала в нем около десяти минут. И мне даже не нужно пытаться изобразить на своем лице разочарование, потому что оно само окутывает все мое существо.

Клето поднимается мне навстречу и понимает все мгновенно. Даже не пытаясь сдержать слезы, я швыряю ему фотоальбом.

– Это все, что там было! – рыдаю я, пока он просматривает снимки семьи Гарсиа, которые расположены на страницах в хронологическом порядке: на первом снимке нас четверо. На последнем ­– я одна в свой восемнадцатый день рождения. – Мы проделали этот путь, чтобы я в очередной раз убедилась в том, что я совершенно одинока. Все бросили меня, все погибли! – рассержено всхлипываю я, стирая со щек слезы вместе с тональным кремом.

Клето бросает на диван альбом, чтобы обнять меня обеими руками. Сейчас это именно то, что нужно. Я прячу лицо у него на груди, стараясь выровнять дыхание и собраться с духом.

– Все хорошо, ничего страшного. У тебя есть я, Эли, пожалуйста, не плачь. – Нашептывает он под бестактным взглядом Патрика, который всем своим видом дает понять, что нам пора.

Я покорно следую за Клето, правда, ему приходится поддерживать меня, обняв за талию, потому что ноги отказываются меня слушать. Он убирает альбом в свой портфель, прощается с Патриком, и мы выходим на свежий воздух, в котором остро ощущаются запах моря, рыбы и водорослей.

Я до того расстроена, что принимаю хлопок первого выстрела за треск ломающегося под моим весом каблука. Пронзительный крик женщины с противоположной стороны улицы в один миг приводит меня в чувства. В кровь выплескивается адреналин, тяжелая лапа телохранителя рывком сгибает мою голову, и подталкивает к Гелентвагену с уже распахнутой задней дверцей. Вторая пуля вонзается в асфальт прямо у носков моих туфель, я взвизгиваю и отшатываюсь назад, крошки щебня летят во все стороны и оцарапывают ноги. Охранник толкает меня в салон автомобиля под рассерженные крики Клето.

– Чертов Каетано! Я так и знал, я так и знал!

Гелентваген срывается с места, оставляя стрелявшего позади.

– Ты как?! Эли, ты ранена?! – орет на меня раскрасневшийся Клето. Он перепуган не меньше меня. Из-за расширенных адреналином зрачков его светло-серые глаза кажутся почти черными, пока он обшаривает руками мое тело на предмет ранений. Его руки совсем не так вежливы и галантны, когда ощупывают мою талию и спину под жакетом, в этих прикосновениях есть что-то дикое и, в иных обстоятельствах, возбуждающее.

– Все в порядке... – охрипшим от испуга голосом отвечаю я, стаскивая с волос бесполезный парик.

– Твои ноги! Они все в крови! – не унимается Клето. Ему все равно, что машина топит на максимально возможной для узких улочек скорости, что водитель агрессивно сигналит, разгоняя всех вокруг, чтобы вырваться на трассу и уйти от возможной погони. Клето закидывает мои ноги себе на колени и ловко скидывает на пол лодочки. – Посмотри... тебе нужно к врачу, Эли, нужно промыть ранки! Как их много! Ох, я убью его! Убью этого недоноска Дельгадо! – горячится он.

Обезболивающее в виде шока проходит, и я в полной мере ощущаю боль. В ногах и в сердце. Эмоции захлестывают, и я рыдаю навзрыд. Вся тяжесть человеческого предательства разом обрушивается на мои плечи.

– Эли, Эли, ш-ш-ш, я с тобой. Все будет хорошо. –  Шепчет Клето, привлекая меня к себе и баюкая в своих крепких объятиях. – Я с тобой, детка, я с тобой.

Это меня и пугает, Клето.

Ведь я ничего не говорила Каетано.

Никто не знал, зачем мы отправились в Морайру.

Кроме тебя.