… — Интересно, а медсестрички к сексу с фантазией подходят?  

     — Ага! Знаешь, что они с клизмой вытворяют?    

   Раздавшийся ржач порядка десяти здоровых мужиков окончательно выводит из себя. Эти тупые шутки с очень прозрачными намеками за последние несколько минут успели надоесть до зубного скрежета. Кладу ложку на стол и намереваюсь встать и уйти, но меня останавливает грозный оклик Чонгука:      

 — Сидеть!      

 — Я поела, спасибо, — цежу сквозь зубы, смотря Чонгуку прямо в глаза. Стальной взгляд буквально пригвождает к месту, но не он меня остановил, а тихая просьба Дока:       

— Лиса, пожалуйста… Сядь и ешь спокойно.      

 И столько в ней было невысказанной тревоги, столько настойчивости в ладони, накрывшей мою кисть, что я, мысленно взвыв от злости, все же послушно сажусь обратно за стол.     

  — Кретины… — шепчу одними губами, а Док понимающе опускает глаза. Он со мной солидарен, но все равно охотно работает здесь. Зачем?

* * *

      Сегодня я проснулась очень рано, едва только сквозь зарешеченное окно пробились первые лучи рассвета. Быстро одеваюсь и застегиваю кофту — утром в комнатушке прохладно. Отодвигаю подобие занавески и сквозь не очень чистое стекло в сотый раз оглядываю безмятежный, прекрасный в своей нетронутой красоте таежный пейзаж. Подсвеченные лучами солнца тысячи и тысячи верхушек вековых сосен в низине стоят так плотно, что становятся похожи на сплошной темно-зеленый ковер. И так — до самого горизонта, на границе которого белеют снежными вершинами горы. Но, как и прежде, скользящий по зеленому морю взгляд вдруг останавливается на железном заборе, увитом поверху несколькими рядами колючей проволоки. Вздыхаю — какая красота, какие горы, когда я в самой настоящей тюрьме, которой руководят невесть что задумавшие люди.     

  Тяжело вздохнув, делаю то, до чего не догадалась вчера — залезаю коленями на высокий подоконник и открываю огромную фрамугу. Поежившись от промозглого утреннего холода, аккуратно дергаю один прут решетки за другой. Возможно, хоть один приварен не крепко, и где-то обнаружится зазор. Не знаю, зачем мне было это нужно на высоте пяти-семи метров от земли, но не проверить было нельзя. Но, в любом случае, меня ждало разочарование — сколько бы я не дергала, они не шевелились. Но я, расставив для равновесия колени, все же упрямо продолжала проверять их на прочность.    

   — Выметайся! — вздрагиваю от неожиданно прозвучавшего за спиной голоса и, оглянувшись, быстро спрыгиваю на пол. В проеме открытой двери стоит Чонгук, который, судя по брезгливому выражению лица, какое-то время наблюдал за моей нелепейшей попыткой побега.   

    Одергиваю кофту и с опаской рассматриваю висящий на его груди автомат.

      — Два раза повторять? — спокойный тон категорически не подходит зло блеснувшим глазам. Еще раз опасливо покосившись на оружие, уныло иду на выход — выбора все равно нет. При желании он легко и не напрягаясь вытащит меня из комнатушки за шкирку, поэтому лучше его не злить.     

  Сложив руки на груди и стараясь держаться чуть в стороне, плетусь за ним по длинному коридору, по обе стороны которого неизвестные мне двери. Скорее всего, такие же комнатушки. Интересно, кто мои соседи — такие же, как и я, невольные обитатели этой затерянной в тайге брошенной тюрьмы или же ее полноправные хозяева?   

    Спуск по лестнице на первый этаж, еще один похожий коридор, и вот мы уже входим в огромное помещение. Столовая для персонала, к коему любезно причислили и меня. Просторный зал условно разделен на две половины — в одной длинная кухня с рядами шкафов и мойкой. А также большой плитой, у конфорок которой колдует над кастрюлей неизвестная мне полная женщина в годах. Поперек комнаты стоит длинный стол, за которым при желании могли бы поместиться человек двадцать, а оставшуюся часть помещения занимают три черных кожаных дивана, низкий столик и стодюймовая плазма, за которой азартно играют в стрелялку несколько парней в черной форме. Еще человек семь устроились на диванах или за столом. Там же с облегчением замечаю и Дока.    

   Получив свою тарелку с едой, присаживаюсь рядышком и, стараясь делать это незаметно, оглядываюсь. Мужчины на диванах пьют пиво и громко и нецензурно обсуждают что-то своё, Док сосредоточенно ест, а Чонгук, развалившись в одном из кресел, курит, стряхивая пепел в вырезанную из жестяной банки пепельницу. Ишь, какой заботливый, накормить меня решил. Вчера Док предложил мне что-то поесть прямо в медблоке, но из-за сильного стресса кусок в горло не лез. Сейчас же, немного успокоившись и поняв, что моей жизни ничего не грозит (пока что), я почувствовала голод.    

   Неприятные обсуждения способностей медсестер в области секса прекратились после одного лишь взгляда Чонгука— веселящиеся парни быстро переключились на другую тему. Я же решаю для себя сидеть спокойно и наблюдать. Все, что мне остается в данной ситуации — понемногу, по крупицам собирать информацию, приглядываться, принюхиваться. Размазывая по тарелке нечто, напоминающее походную кашу из смеси круп, слушаю ставшие приглушенными разговоры мужчин, но никаких зацепок они не дают. Отмечаю лишь про себя их южный акцент. Чонгук, кстати, скорее всего с севера — даже в тех трех словах, которые он выцеживает из себя, слышны характерные особенности произношения жителей Висконсина, Иллинойса или соседних штатов. Минут через пять Чонгук посмотрев на часы, дергает головой.   

    — На выход.

Парни безропотно вскакивают с мест, застегивают куртки под горло и выходят, сверкнув напоследок оружием. Черт побери, да чем они все тут занимаются под руководством своего хмуро-пирсингованного предводителя? Мне никто ничего не рассказывает. Подозреваю, кстати, что не потому, что берегут мою психику или боятся признаться. Смешно, ведь я здесь — никто. Они просто не считают нужным тратить на меня время и что-то объяснять.    

   Позже делаю очередную попытку хоть что-то выяснить у Дока.    

   — Хосок, — специально называю его по имени, — куда они пошли? И где все остальные?   

    Док молчит, лишь хмурится. Длинные тонкие пальцы ловко сортируют шприцы и какие-то ампулы — Док поочередно укладывает их в свой врачебный чемоданчик.    

   — Хосок, — делаю я очередную попытку, — они нас что, на органы продавать собрались? Или бордель какой-нибудь? Зачем мы все здесь? Такая секретность, столько оружия! Что здесь происходит?      

 — На органы продавать? — Док, не поднимая глаз от своего чемоданчика, усмехнулся.      

 — Я это в книжке одной читала.     

  — Лучше бы ты медицинский справочник читала, — вдруг резко отвечает он и уходит, не забыв прихватить свой чемоданчик.  

     Он вернулся только через час. Злой, дерганный, необщительный. Стараясь меньше попадаться ему на глаза, сажусь в уголок и начинаю крутить ватные шарики. Хоть на что-то я способна после суток обучения.      

 Вскоре мне пришлось вспомнить все, чему меня учил Док. И даже то, чего не знала. Тишину и безмятежность позднего вечера нарушил громкий мат и сразу несколько мужских голосов —  Чонгук и еще двое парней завели к нам в кабинет раненого охранника. Черная форма мужчины была порезана на груди, обнаженные по плечи руки кровоточили, щека была разрезана от виска до губ. Опираясь на плечи соратников, он прыгал на одной ноге. Вторая была то ли сломана, то ли вывихнута. Первая мысль — похоже на нападение диких животных. Но, немного отфильтровав его состоявшую из отборных матов речь, начинаю хоть что-то понимать.  

     — Спокойно все было, пахали как миленькие, пока этот сучонок не дернулся… твою мать… Откуда я знаю, где он нож взял… Думал так догоню, а он в лес, потом на меня попер… Сука… Если встанет — яйца оторву.     

  — Не встанет.

Вздрагиваю от равнодушного тона Чонгука. Про кого они говорят? У нас было пятеро мужчин — кто-то из них решился на необдуманный и неподготовленный побег? И что значит "не встанет"?    

   Док, спешно раскладывающий на столе вату, бинты, дезинфицирующие растворы, командует:  

     — Лиса, можешь идти, ты сейчас не нужна.  

     Облегченно вздыхаю — спасибо, Док. Но меня останавливает насмешливый голос Чонгука:       

— Стоять! — и, указав рукой на раненого, добавляет, — помогай. Доктору ведь так нужен был помощник.  

     Хосок незаметно вздыхает и будто бы равнодушно пожимает плечами.       

— Ладно, не стой тогда, а принеси мне ножницы и металлические лотки.       

После обезболивающего укола раненый похабно ухмыльнулся.   

    — Эй, Док, отвали! Хочу, чтобы меня лялька пользовала, а не старый горчичник! Дай почувствовать женские руки, твою мать!     

  Под оценивающим взглядом развалившегося на стуле Чонгука, помогаю аккуратно разрезать залитую кровью футболку, а затем обрабатывать неглубокие раны. Стирая кровь с обнаженной мужской груди, констатирую — все порезы нанесены скорее всего ножом. Кто же его так? А может, кому-то уже удалось сбежать? Хотя нет, если бы был побег, эта шайка не сидела бы тут с таким невозмутимым видом.     

  — Цыпа, я ведь у тебя тут первый, признайся? Ну потрогай меня еще вот здесь, ласково, — стискиваю зубы и молча продолжаю обрабатывать следы от ножа. Не удержавшись, промакиваю рану вместо дезинфицирующего раствора чистым спиртом, от чего идиот задергался и зашипел. И что же тебя, придурка, не дорезали-то.      

 Зашивать пришлось лишь одну рану, края которой разошлись уж слишком сильно. Намеренно заняв меня вспомогательными работами, тонкий процесс штопки Док взял на себя. Когда игла воткнулась в кожу первый раз, я, не удержавшись, отвернулась и прикрыла глаза. Ужасное зрелище. Открываю — Чонгук смотрит на меня в упор, бабочкой прокручивая в руке так полюбившийся ему скальпель. Ухмыльнувшись во весь рот, спрашивает:

— Где ты училась?

      «Если Чонгук узнает, что ты соврала, поверь — выживание в авиакатастрофе покажется тебе сказкой».    

   Прячу глаза, начиная совершенно бестолково крутить в руках остатки бинта. Да возьми же себя наконец в руки!    

   — Бостонский медицинский колледж, — на мой взгляд, прозвучало весьма правдиво.     

   Чонгук приподнял бровь, затем расслабленно откинулся на спинку стула, закинул руки за голову и неприятно заулыбался.

      — Окей.  

    Под ложечкой засосало от неприятных предчувствий, уж больно мне не понравился его тон. Но, похоже, я справилась. Охранник был забинтован и поставлен на ноги, порезы обработаны, а я облапана благодарным пациентом всего лишь пару десятков раз. В следующий раз предложу Доку связывать особо рьяных. Но в следующий раз мне оказалось совсем не до смеха…      

 Прибрав кабинет и приняв душ, я уже лежала в кровати, перебирая в уме все отрывки сведений, которые мне удалось получить. Утром вооруженная охрана куда-то уходит и возвращается лишь под вечер. Все они — американцы из разных штатов. У них много оружия и мало мозгов. Чонгук — темная лошадка; он и невесть куда пропавший Тэхен здесь главные. Помимо меня с Доком также есть неразговорчивая женщина-повар. Еще у всех на поясах висят то ли рации, то ли спутниковые телефоны, а в общем зале есть телевизор. Дорваться бы хоть до чего-нибудь… За целые сутки я не узнала ничего дельного, кроме того, что они все охраняют какую-то группу людей, но охраняемым это не нравится настолько, что они пытаются сбежать, вступая с охранниками в вооруженную схватку. В общем, не густо с информацией…     

  Раздавшийся знакомый писк заставил меня испуганно сесть на кровати и подтянуть одеяло до самого подбородка. Огонек над дверью сменился с красного на зеленый, и дверь тут же открылась, а я невольно затаила дыхание. В комнату вошел Чонгук. Его чертовски, ну просто до тошноты много сегодня. А я, между прочим, в трусах. В футболке и в трусах.      

 Вальяжно пройдясь по комнате, выглянул в окно, ухмыльнулся, наверняка вспомнив, как я стояла на подоконнике на коленях, и уселся на крутящийся стул. Расставив ноги в сторону, расслабленно откинулся назад, в упор рассматривая меня. Настороженно слежу за ним, судорожно гадая, что за черт его принес, и подтягиваю одеяло еще выше. Наверное, ему тоже слышно, как бешено стучит мое сердце.

      — Подъем, — лениво цедит он, явственно наслаждаясь моим испуганным видом.    

   — Зачем? — выдавливаю из себя, морщась от своего тихого испуганного писка. Прокашливаюсь и спрашиваю еще раз.      

 — Работа есть. Еще один раненый, — он на удивление словоохотлив.     

  — А Док? — я оглядываюсь на дверь. Скорее всего, ждет меня в медблоке. Черт бы побрал этого Чонгука!  Больше всего сейчас хочется одеться и убежать прочь из этой маленькой комнатушки. Огромный накачанный мужчина, сидящий напротив меня, настораживает. Пугает его внешний вид: все эти татуировки, пирсинг.
. Даже черная жилетка с большими карманами, наброшенная на обтягивающие мышцы, выглядит донельзя агрессивно. А от воспоминаний о хладнокровном расстреле раненых у озера и вовсе начинает мутить. Его, властного и хищно щурящегося, и меня, практически голую, забившуюся в угол кровати, разделяет не более трех метров, и страшно представить, что он при желании может со мной сделать.     

  — Подъем, говорю, — повышает голос Чонгук — больные ждут!   

    Да, уйти отсюда будет лучшим решением. Не доверяю я этому мужлану. Неловко, путаясь в одеяле, сползаю с другой стороны кровати, лишь бы быть подальше от него. Под насмешливым взглядом темно-карих глаз быстро натягиваю джинсы, мучительно страдая от скользящих по телу взглядов, накидываю кофту и приглаживаю распущенные волосы.       

На выходе из каморки привычно поворачиваю к медблоку, но Чонгук преграждает мне дорогу торсом.       

— Туда, — кивает он головой в противоположном направлении.     

  Выбранное направление не радует, но меня как обычно никто не спрашивает. Удивленно разглядываю незнакомую мне часть здания — холодную, необжитую, неприветливую. Практически везде царит разруха: горы неприбранного строительного мусора, брошенные вещи, коробки с бумагами и канцелярскими папками. Хотя, наверное, так и должен был выглядеть брошенный административный корпус практически любого государственного учреждения.      

 Когда Чонгук открыл передо мной очередную дверь, я в страхе попятилась назад, налетев на него спиной.      

 — Вперед!     

  Он легко подталкивает меня, и все же приходится спускаться по еле освещенной лестнице вниз, в подвал, выход из которого преграждала ржавая решетка. Сразу за ней — очередной темный коридор, широкий и просторный, по обе стороны которого ряды глухих железных дверей с маленькими окошками посередине. Бывшие тюремные камеры. И похоже, что очень скоро моя стылая комнатушка покажется мне царскими хоромами… Тишину коридора разрезает громкий крик, полный боли и страдания. Вздрагиваю и снова пячусь назад, но Чонгук невозмутимо подталкивает меня к этой самой двери.       

— Что там? — он не отвечает, — может, лучше Дока позвать?      

 — А ты зачем?

Настороженно захожу в комнатушку, морщась от неприятного запаха нечистот. Тишину вновь разрывает отчаянный крик, а я ахаю и закрываю рот ладонью — в углу на грязном матрасе лежит незнакомый мужчина, по виду — мексиканец или чилиец. Он тяжело дышит, мечется и кричит на незнакомом языке. Пытаюсь подавить стон ужаса, но не могу отвести взгляд от ужасающего зрелища — избитое лицо мужчины заплыло от кровоподтеков и гематом, левая рука странно вывернута в сторону, как будто сломана, вся одежда залита кровью. Второй рукой мужчина зажимает до сих пор кровоточащую рану на груди, из которой на пол натекла немаленьких размеров бордовая лужица. Мужчина пытается кричать, но очень быстро крик переходит в хрип, затихающий лишь тогда, когда на губах появляется беловатая пена.   

    — Что с ним? — шепотом спрашиваю я, уже заранее зная ответ.  

     — Попытка побега, — голос Чонгука за моей спиной до тошноты жизнерадостный. Мужчина берет меня за плечи и принудительно разворачивает в сторону.   

    — Вон там, — он указывает рукой на небольшой столик, на котором стоит врачебный чемоданчик и еще какие-то коробки с лекарствами, — есть все необходимое для лечения. Удачи!      

 Ухмыльнувшись на последнем слове, Чонгук намеревается уйти, но я неожиданно для себя крепко вцепляюсь обеими руками в обнаженные предплечья мужчины. Мои побелевшие пальцы четко выделяются на фоне темных татуировок.   

    — Чонгук, стой, пожалуйста! Ему нужен врач! Док ему поможет, я одна не смогу!    

   Брезгливо скинув мои руки, Чонгук наклоняется к самому лицу и буквально выплевывает слова со всей возможной издевкой.   

    — Я верю в тебя, доктор!     

  В лицо мне летит маленький ламинированный прямоугольничек, а Чонгук выходит, громко хлопнув дверью. Застываю на месте - похоже, он копался в моих вещах. Ведь даже не поднимая пластик с пола, знаю, что это - моя личная ID-карта студентки Массачусетского Технологического Университета. Технологического университета…     

  В панике оглядываюсь на раненого мужчину, который, увидев меня, начинает тянуть руки и что-то пытаться сказать. Бегу к столику с медикаментами, оглядываю абсолютно незнакомые ампулы, бутыли и блестящие хромированным блеском инструменты, с ужасом понимая, что понятия не имею, что со всем этим делать. Разворачиваюсь, дергаю за дверную ручку, дрожащими пальцами пытаюсь открыть дверь, но тщетно.      

 — Чонгук!!! Чонгука
,выпусти меня! Пожалуйста! Да, я не врач! Не доктор!!! Не оставляй меня здесь, прошу тебя!!!    

   Ответом мне была абсолютнейшая тишина. Тогда решаю поменять тактику, и будь что будет. Изо всех сил пинаю дверь и ору во весь голос:   

    — Чонгук,ублюдок!!! Открой!!! Сука… — мой надрывный вопль перебивается всхлипываниями, — говнюк! Ты урод, слышишь? Открой!!!!   

    Даже если он сейчас придет наказывать меня за оскорбления, это будет лучше, чем сидеть один на один с этим искалеченным человеком, помочь которому я не в силах. Если только Чонгук зайдет, да хоть на чуточку приоткроет дверь, я вцеплюсь в него изо всех сил, но не отпущу.       

— Придурок! Кретин!!! Сволочь! Позови Дока! Позовиии...

Я не очень сильна в ругательствах, поэтому как заведенная повторяла по кругу одни и те же эпитеты. Но все было бесполезно. Постепенно пинки в дверь становились слабее, мой сорванный голос - все тише. В изнеможении сползаю по стене на пол, сквозь слезы не переставая называть моего мучителя ублюдком. Закрываю лицо руками и не сдерживаясь, реву в голос. Это жестоко, это слишком жестоко. И за что? За невинную ложь, от которой никто из них не пострадал. Ну отправили бы меня к остальным выжившим — где бы они ни были, у них в любом случае не так страшно, как мне здесь сейчас.    

   Мои надрывный, полный ужаса плач заглушался громкими криками умирающего в страшных мучениях человека. Которому было отказано в качественной медицинской помощи лишь потому, что Чонгуку взбрело в голову наказать меня таким бесчеловечным способом.

Прим: на сегодня все. Прода будет завтра. Сегодня я поработала достаточно. Как классно, когда заходишь ваттпад и видишь ваши звездочки и комменты. Спасибо вам за все❤️❤️❤️