Дженнифер

Дверь хлопает с такой оглушительной силой, что мне кажется, будто она вот-вот разлетится на кусочки. Но этого не происходит. Дверь остается на месте, а вот грохот в моих ушах никуда не исчезает. Я спускаюсь по ступенькам и все лучше слышу громкие голоса, иногда переходящие на крики.

- И что? Ты просто не можешь рассказать мне, что все это значит?! – сокрушается Джеки и машет руками перед лицом Остина.

- Тебе пора бы уже понять, что не весь мир крутится вокруг тебя, Джеки! И я не обязан рассказывать тебе секреты, не принадлежащие мне одному! – я впервые слышу, чтобы Остин говорил настолько громко. Он зол. Очень сильно зол.

Если обычно между этими двумя искрится страсть, то сейчас воздух вокруг них напряжен от слишком большого заряда злости.

Джеки скрещивает руки на груди, и шипит, приближаясь к Остину чуть ближе:

- Да что ты? Ты действительно считаешь, что я оставлю тебя и Кеннета в покое, пока не докопаюсь до правды?

- Иногда ты бываешь жутко невыносимой, детка, - шипит в ответ Остин.

И после короткого раздумья, добавляет, приблизившись к своей девушке еще на несколько дюймов:

- Хотя нет. В последнее время ты все чаще бываешь невыносимой.

Взметнувшаяся рука, звонкий треск и оглушительная пощечина. Да, не у одной меня ладонь будет пылать от дикой боли и сожалений.

Я подбегаю к этим двоим как раз в тот момент, когда Остин хочет что-то сказать. Хватаю его за рукав рубашки и тяну на себя.

- Остин, послушай..

- Ох, бог мой, Дженни, что с тобой? – с нескрываемой тревогой в голосе спрашивает Джеки, но я совершенно игнорирую ее вопрос.

- Остин, я..

- Дженни, садись в машину, я отвезу тебя домой, - на этот раз меня перебивает Остин, но я быстро мотаю головой. Слишком быстро.

- Нет, подожди. Я хочу задать тебе один единственный вопрос, - я шепчу это слишком тихо и невнятно, но искренне надеюсь, что мой лепет ему понятен.

- Давай-ка ты сядешь в машину, согреешься и мы с тобой.. – Остин мягко касается моей руки, но я отдергиваю ее и смотрю на него с нескрываемым раздражением. И тогда голоса, движения, все прекращается. Мне требуется несколько секунд, чтобы заставить свои губы дрожать хотя бы чуть меньше, но я все-таки задаю тот единственный вопрос, на который хочу услышать ответ:

- Ты можешь рассказать мне, почему Кеннет решил расстаться со мной?

Я смотрю в зеленые глаза Остина, которые прямо сейчас кажутся мне совсем черными, и вижу в них ответ на свой вопрос раньше, чем он его произносит. Остин вздыхает, качает головой, и говорит короткое:

- Нет.

- Понятно.. - опускаю голову, прикусываю губу и разжимаю пальцы на рубашке Остина.

Но он моментально касается меня в ответ, и говорит глубоким, успокаивающим голосом:

- Дженни, садись в машину. Я отвезу тебя домой.

- Ее отвезу я, придурок! – Джеки говорит это довольно громко, и я даже морщусь от ее взволнованного, но все-таки яростного голоса. Она убирает руку Остина от меня, слегка приобнимает за плечи и ведет к своей машине.

- Но ты ведь пила весь вечер, - Остин смотрит нам вслед, но не двигается с места.

Джеки усаживает послушную меня на пассажирское место, обходит машину, и прежде чем сесть самой, выкрикивает:

- Мы с Дженнифер весь вечер пили безалкогольные напитки! И если бы ты обращал на меня больше внимания, ты бы заметил это, идиот!

И прежде чем я слышу ответ, Джеки уже прыгает в салон, заводит мотор и поворачивает на дорожку, чуть не задев при этом Остина.

Несколько километров мы проезжаем в полной тишине. И все эти несколько километров я тихо плачу на своем месте, глядя прямо перед собой и сидя так ровно, как никогда до этого. Но Джеки все-таки решает прервать молчание вполне ожидаемым вопросом:

- Что там произошло?

- Кеннет решил расстаться со мной, - я говорю это таким будничным тоном, будто бы сообщаю простую новость из ежедневной газеты.

И хоть Джеки и слышала эти мои слова несколько минут назад, на ее лице все-таки сквозит маска удивления. Она несколько раз поворачивает голову в мою сторону, но я не могу заставить себя посмотреть на подругу.

- Он объяснил почему?

- Сказал, что я ему больше не нужна.

- Пф! Серьезно?! А правдоподобнее причины придумать не мог?! – Джеки ударяет руками по рулю и немного виляет в сторону, но все-таки возвращает все внимание к дороге.

Я не отвечаю. И мы снова едем в абсолютной тишине.

- Я и Остин. По-моему, мы с ним тоже расстались.

- Почему?

- Не сошлись характерами и во мнениях, - вздыхает Джеки. И она действительно только вздыхает. Я ни разу не видела, чтобы она плакала. Я ни разу не видела ее слез, какой бы сильной не была причина для их появления. И даже сейчас, в столь напряженный момент, единственное, что делает моя подруга, это вздыхает.

- Как думаешь, что сегодня произошло? – шепчу я и наконец-то поворачиваю голову в сторону.

Джеки хмуро смотрит на дорогу, раздумывает над ответом, и, пожав плечами, тихо отвечает:

- Я не знаю, Дженнифер. Но я обещаю, мы обязательно выясним все. И даже не вздумай сомневаться.

И я не сомневаюсь. По-моему, сейчас я вообще не испытываю ничего, кроме глубокого и столь резкого шока. К тому моменту, как машина останавливается напротив моего дома, я уже не плачу. Мы с Джеки прощаемся, обещаем друг другу созвониться завтра, и я выпрыгиваю под все еще чуть прохладный ночной воздух. Уже далеко за полночь. А уж лучше сказать раннее утро. И сейчас я искренне рада, что мои родители спят. Я тихо прокрадываюсь в свою комнату, скидываю с себя одежду, и даже не удосужившись ее поднять, плетусь в душ. Я стою под водой, температура которой граничит с кипятком, не меньше получаса, но все-таки решаю выбраться из своего маленького укрытия. И делаю я это только для того, чтобы перебраться в другое, более удобное. Беру из шкафа одну из самых любимых пижам, не сушу волосы, и падаю на кровать, зарываясь в теплое одеяло, которое теперь кажется мне слишком тяжелым.

Несколько минут я лежу с открытыми глазами, пялясь в одну точку и не думая совершенно не о чем. Мне кажется, гул в моих ушах начинает стихать, и я наконец-то ощущаю такую неимоверную усталость, что поверить не могу, как я не почувствовала ее раньше.

Закрываю глаза, натягиваю одеяло до носа, и пытаюсь уснуть. Однако одно желание внутри меня растет, словно ядовитый плющ, и обвивает все мое сознание, подбивая меня исполнить его. Борюсь с ним минуты, считаю мгновения, но все-таки сдаюсь, и быстро схватив телефон с полки рядом, снимаю блокировку, чтобы увидеть то, что мое сердце и так знает. И этот предательский орган оказывает прав. Кеннет мне не писал.

***

Весь воскресный день проходит на удивление тихо. Я просыпаюсь ближе к полудню, ощущая себя вполне сносно, и успеваю несколько раз удивиться такому своему состоянию. Я даже делаю некоторые дела по дому, домашнее задание по французскому, хожу в магазин и пью кофе в небольшом кафе на окраине города.

Но вечером, практически перед сном, когда мама решает спросить у меня, почему мой телефон не вибрирует как обычно, мне сносит крышу. Я плачу, истерически крича, и сжимаясь в крохотный комок нервов и боли. И единственное, что остается моим родителям, это несколько часов сидеть рядом со мной, потеряв любую надежду на то, что я расскажу им хоть что-то. Просто по той причине, что я сама не знаю ничего. Ни-че-го.

Я не появляюсь в школе всю неделю. Самая дальняя прогулка, состоявшаяся у меня за этот период, это поход в аптеку за жаропонижающим, носовыми платками и снотворным. Ибо сон, как бы я не пыталась, отказывался посещать меня добровольно.

Мой телефон разрывался первые два дня, но после меня хватило только на то, чтобы включить режим полета и отбросить этот бесполезный девайс в самый дальний угол своей комнаты.

Джеки приезжала ко мне три раза. И все эти три раза я отказывалась к ней выходить.

Остин был у меня четыре. И все четыре раза я отказывалась его видеть.

Кеннета не было вообще.

Первые три дня, любое упоминание Кеннета, вызывало у меня приступ неконтролируемых слез и истерики. Практически все это время я лежала на кровати, отказываясь выходить из комнаты. Я сжималась в крохотный калачик, прикусывала зубами ни в чем неповинную подушку и орала в нее, выплескивая всю ту боль, которая разрывала меня изнутри. Я каталась по кровати, сползала на пол, ходила по комнате и сидела в ванной, с одним только желанием. Пусть эта чертова боль исчезнет. Пусть она испарится. Как угодно, как посчитает нужным. Только бы ее не было.

Знаете, в чем разница физической и моральной боли. Для физической боли конец может быть очень быстрым. Моральная боль не исчезнет из тебя до тех самых пор, пока не пропитает своим ядом каждую частицу твоих чувств, желаний и воспоминаний внутри. Она будет сжимать твое сердце в крепких тисках, и рвать его без остановки, не давая времени на передышку. А после, собрав его обратно, разрывать вновь. И так до тех пор, пока от тебя не останется только слабая тень, мало напоминающая того счастливого человека, коим ты был до ее появления.

И все это время, все эти дни, часы, минуты, секунды, мне казалось, будто бы меня сжигают изнутри. В голове то и дело звучал один единственный вопрос. «Почему?». И это громкое почему эхом разносилось по моим мыслям, заполняя своим ядом каждую клеточку и без того израненного сознания. Но ответа на этот вопрос в моих мыслях так и не прозвучало.

Я ничего не ела первые несколько дней. После я начала клевать что-то для вида, лишь бы только родители были хоть немного спокойны за меня. Я не умру, но те три килограмма, которые потеряло мое тело, будет чертовски сложно вернуть.

Мое существование казалось мне чем-то неправильным. То, что осталось от меня привычной, казалось мне какой-то ошибкой. В какой-то из вечеров я пялилась в телевизор, пытаясь наблюдать за кадрами из Гарри Поттера, и вникать в то, что происходит на ярком экране. Но мое внимание привлек только момент с дементором, про поцелуй с которым говорилось тогда. Я смотрела прямо перед собой, видя это страшное существо, и думала лишь о том, что он явно навестил меня в какую-то из моих беспокойных ночей, чтобы лишить меня каждой капли радости, находящейся внутри моего шаткого сознания.

Но в какой-то момент боль внутри меня потеснило другое чувство. Ярость. Настолько сильная и яркая, вызывающая во мне сильное желание прекратить свое самобичевание и сделать шаг вперед. И на это чувство я поддалась с огромным энтузиазмом, не оставляющим даже одного шанса для сомнения.
Так что ровно через неделю, в следующее воскресенье, я наконец-то решила выбраться из своего затянувшегося полета, а уж точнее падения, и включила телефон.

И шквал уведомлений, обрушившийся на меня сверху, заставил ждать несколько минут, до полного прекращения этого буйства.

Сотни сообщений от Джеки. Десятки сообщений от Остина. Несколько сообщений от Итана.
И, как можно понять, ни одного сообщения от человека, мысли о котором не покидали меня ни на секунду.

Вздыхаю, открываю очередное сообщение от Джеки, и, застыв на секунду, решаю все-таки позвонить.
Мне кажется, не проходит и одного полного гудка, когда я слышу ставший таким родным для меня голос своей подруги.

- Если бы ты не отвечала мне еще хотя бы день, мне пришлось бы взломать замки и проникнуть к тебе в дом.

Не могу сдержать слабой улыбки, услышав такую типичную для Джеки шутку, и отвечаю тихим, но нейтральным голосом:

- Тогда мне пришлось бы позвонить в 911.

- Что бы меня замели за проникновение с взломом?! А ты жестокая!

На этот раз я тихо смеюсь, и слышу, как Джеки говорит намного более расслабленным голосом:

- Я скучала по тебе, Дженни. И я рада, что ты смеешься.

- Я тоже скучала по тебе. И я рада слышать твой голос.

И это чистая правда. Сейчас я понимаю, что полностью готова к тому, чтобы вновь столкнуться с этим жестоким миром, находящимся за пределами моей уютной комнаты. Хотя, в последние дни она совсем перестала быть для меня уютной, но все-таки она была моя. Честно признаться, из-за своих психов, мне даже пришлось купить новое одеяло. Оно было легким, как пух, но изредка мне все равно казалось, будто тяжелее него нет ничего на свете.

- Ты ведь позвонила мне, чтобы обрадовать? Мне заехать за тобой завтра, по пути в школу? – слышу робкую надежду в голосе своей подруги.

- Конечно, - шепчу в ответ, и готова поспорить, что Джеки сейчас улыбается.

- Но перед этим я посещу Старбакс. Тебе нужно попробовать их новый латте. И самый большой стакан!

Мне нравится то, что Джеки все та же Джеки. Да и что могло измениться за всю ту неделю, что меня не было? Ведь, как и говорил Остин, мир не крутится только вокруг тебя. И чем раньше ты это осознаешь, тем меньше боли испытаешь в жизни.

- Только вот, Дженни.. Все несколько.. Изменилось за то время, что тебя не было.

Слова Джеки заставляют меня испытать новый прилив беспокойства, и поэтому я, крепко сжав в кулаках свое невесомое одеяло, спрашиваю как можно спокойнее:

- Что ты имеешь в виду?

Джеки молчит несколько мгновений, будто бы раздумывая, как и что мне ответить, но после глубокого вдоха, говорит:

- Мы с Остином больше не вместе. Я все еще дико зла на него, и мы до сих пор нормально не поговорили. Адам ходит в школу, и не похоже, что он обращает внимание на что-то, что хоть как-то связано с тобой. А Кеннет.. – ее голос срывается, но после нескольких мгновений Джеки все же продолжает, – Вся школа уже в курсе, что вы расстались.

Не знаю, чего я ожидала. Чуда? Облегчения? Слов о том, что это просто дурацкий розыгрыш? Ничего из этого, конечно, не происходит. Но мое сердце все равно падает вниз.

- Как.. Как все узнали? – удается мне выдавить из себя.

- Кеннет рассказал кому-то, и там дело осталось за малым. Все были в курсе еще в понедельник.

Теперь мне снова хочется плакать. Мне снова хочется зарыться в свое свинцовое одеяло и пролежать под ним еще неделю. Но я не делаю этого. Я просто сглатываю комок в горле, вдыхаю так же глубоко, как и Джеки, и отвечаю:

- В любом случае, ничего не изменишь. А в школу мне все-таки ходить нужно. Я и так слишком много пропустила.

И мне больше не нужно говорить о чем-то плохом. Ибо Джеки начинает щебетать о новой помаде, которую она себе отхватила. Она так же торопливо добавляет, что взяла и мне, но совершенно другой оттенок. И прежде чем я пытаюсь возразить, она уже перескакивает на совершенно другую тему, вызывая на моем лице улыбку до конца разговора.

И когда я кладу трубку, когда сажусь на кровать и, поворачивая голову, рассматривая фотографию, висящую на стене, я четко осознаю одну единственную вещь, которую должна была понять еще в ту отвратительную ночь. Даже если мои слова любви для мальчика с пристани больше никогда не прозвучат, и так и останутся отвергнутым эхом, я все равно, чего бы мне это не стоило, выясню реальную причину того, почему он мне отказал.

И почему-то, мое подсознание довольно ярко подсказывает мне то, что для всего этого есть только одна причина.

И имя этой причины Адам Адамсон.

***

- Ты точно к этому готова? – я отрываю взгляд от учебника по социологии, который так отчаянно пыталась впихнуть в свой слишком маленький рюкзак, и поворачиваю голову на голос своей подруги.

Утвердительно киваю, поджимаю губы и говорю уверенным голосом:

- Точно готова. Не волнуйся за меня. Я сумею постоять за себя, если что-то пойдет не так.

И я действительно верю в то, что говорю. Я вернулась в школу не для того, чтобы ходить как призрачная тень и боятся любого проявления внимания. Я вернулась сюда для того, чтобы разобраться со всем, что происходит в моей жизни. И никакие лишающие жизни слова не заставят меня отказаться от этой затеи.

- Ну, тогда, будь готова к тому, что как минимум несколько рыб-прилипал подойдут к тебе с вопросом о том, действительно ли вы с Кеннетом расстались.

И хоть я снова киваю, хоть и сохраняю внешне полное спокойствие, внутри меня вспыхивает легкое волнение. Так, стоп, возьми себя в руки, Дженнифер.

Мы с Джеки выбираемся из машины, и проходим к школьному корпусу. Ничего не могу с собой поделать и оглядываюсь по сторонам в поисках машины Кеннета. Но ни его, ни машины Остина я не замечаю поблизости. Значит, они еще не приехали. Не уверена, что увижу кого-нибудь из них сегодня, ибо даже призрачного желания поговорить у меня сейчас нет. Но вот кого я точно отыщу сегодня, и заставлю ответить на все свои вопросы, так это Адама. Джеки говорила, что всю эту неделю он постоянно попадался ей на глаза. И я очень надеялась на то, что сегодня он попадется и мне.

Как только мы с Джеки расстаемся возле шкафчиков, и я поворачиваюсь к своему в поисках нужного мне учебника, я понимаю, что моя подруга имела в виду. Рядом со мной вырастают две девушки, имена которых я даже не запомнила, и одаривают меня такими фальшивыми улыбками, что мне моментально хочется закатить глаза.

- Привет. Дженнифер, верно?

Бог мой. Вы же прекрасно знаете, кто я. Никогда не пойму, для чего делать этот пренебрежительный фарс. Но все-таки я улыбаюсь им в ответ еще более фальшивой улыбкой и киваю.

- Да, это я.

- Знаешь, за то время, что ты отсутствовала, по школе ходили разные новости, - говорит та, что пониже и с короткими черными волосами.

- И мы хотели уточнить. Действительно ли правда, что вы с Кеннетом Адамсоном расстались? – заканчивает за нее подруга, с слишком большим слоем макияжа на лице.

Когда они наконец-то задают мне этот вопрос, в голове возникает предположение, что мой ответ будет равносильным синонимом слова «Взять». Но, не смотря на все те вещи, которые я действительно хочу сказать им, я снова бросаю только короткое:

- Да, это правда.

Моментально выражение на их лицах меняется на более расслабленное и в их поведении явно чувствуется облегчение.

- Ох, как жаль. Но спасибо что прояснила ситуацию! – говорит девушка с каре и, взяв подругу за руку, отходит от меня, так и не услышав ответ.

Ну уж нет. Больше такого со мной не повториться. Захлопываю дверцу своего шкафчика и иду к нужному мне кабинету. За эти несколько метров, что я прохожу, я постоянно ловлю на себе заинтересованные взгляды. Но упрямо игнорирую каждый из них. Меня раздражает практически каждый человек внутри этого ограниченного пространства. Раздражает их поведение, отношение к окружающим и такая ярая любовь к любой сплетне, рождающейся рядом с ними. Отвратительно.

Сажусь на свое место, выпрямляю спину и бросаю взгляд на дверь. И всего через секунду после того, как я обращаю туда свой взгляд, в проходе появляется Остин. Боже, я совсем забыла, что мы с ним в одном классе по английскому. Он проходит вглубь класса, отвлекается от парня, зашедшего следом, и наконец-то замечает меня. В его взгляде читается удивление, но он быстро берет себя в руки, слегка улыбается мне и кивает в знак приветствия. И после того, как начинается урок, а учитель появляется с коротким опозданием, на мой телефон приходит сообщение. «Я рад, что ты пришла». Всего пять слов от друга, на которого я до сих пор обижена, заставляют меня усомниться в своих эмоциях. В конце концов, сколько бы я не злилась, и не отрицала очевидное, но Остин прав. Он не имеет никакого права раскрывать секреты, которые принадлежат не ему. И как бы сильно мне не хотелось узнать что-то именно от него, пока он не решится сказать мне что-то сам, я ни в коем разе не стану давить. Однако что-то мне подсказывало, что разговор с моим другом не заставит себя долго ждать.

Весь день пролетает для меня со скоростью света, и волнение внутри возрастает. Я хожу по коридорам, в поисках человека, с которым хочу поговорить, но так и не натыкаюсь на него ни разу. Что ни странно, Кеннета я так же не вижу на протяжении всего дня. Когда после второго занятия мы с Джеки сидим в школьном кафе, он так и не появляется внутри.

- Они с Остином больше не ходят сюда, - говорит Джеки и впивается зубами в трубочку от молочного коктейля.

- Почему? – спрашиваю я.

- Думаю, чувствуют уровень злости, исходящий от меня, - отвечает Джеки, полушутя, полусерьезно.

Но я все равно, на протяжении всего обеда, несколько раз оборачиваюсь в поисках Кеннета. Когда до конца моих занятий остается совсем немного, Джеки присылает мне сообщение, что прямо сейчас футбольная команда готовится к тренировке. И следом, для совсем уж явного уточнения, добавляет, что Адам там точно есть.

Я отпрашиваю с последних десяти минут занятий миссис Карринс, и как только оказываюсь в коридоре, срываюсь на быстрый шаг. Мой сердечный ритм возрастает до нереальных высот, и я искренне надеюсь, что выгляжу сейчас более спокойной, чем на самом деле себя ощущаю.

Когда я подбегаю к мужской раздевалке, то останавливаюсь в нескольких метрах от нужной мне двери, и выжидающе смотрю на нее. Адам там. Он сейчас выйдет, и я наконец-то смогу с ним поговорить.

Почему-то, именно сейчас, я вспоминаю нашу с ним первую встречу. Его удивленный, изучающий взгляд. Глаза, глубокого шоколадного оттенка, и легкая приветливая улыбка на губах. Кто бы мог подумать, что всего через несколько месяцев я узнаю, что действительно скрывалось за этой улыбкой, когда-то вызывавшей во мне легкие приливы смущения.

Дверь раздевалки открывается и из нее один за другим начинают выходить футболисты, но я ищу лишь одного. Как только Адам появляется в моем поле зрения, я подхожу чуть ближе и довольно громко произношу:

- Адам!

Он удивленно оборачивается на мой голос, фокусирует на мне взгляд, и тут же широко улыбается. Но от этой улыбки мне становится даже жутко. Он что-то быстро говорит своим друзьям, и подойдя ко мне поближе, останавливается всего в метре от меня.

- Привет, Дженнифер, - его голос глубок и нежен, но я все равно не поддаюсь на эту провокацию. Я всматриваюсь в его лицо, кровоподтеки на котором до сих пор не прошли, и ясно понимаю. Кеннет избил его так сильно явно не из-за наркотиков. Поднимаю руку вверх, указывая на его затягивающуюся рану на лбу, и говорю хриплым голосом:

- Интересно, за что же именно тебе так досталось?

Мне кажется, вопрос Адама немного удивляет, но он тут же берет себя в руки и устало пожимает плечами.

- Ну, думаю, мы оба знаем за что, - он смотрит на меня таким внимательным взглядом, что до меня не сразу доходит. Он ведь издевается!

Я моментально начинаю вскипать из-за поведения Адама, но все-таки опускаю руку, и крепче сжимаю ручку своего рюкзака. Вздыхаю, прикусываю губу, и немного подумав, спрашиваю вновь:

- Ты ведь знаешь, зачем я пришла?

Адам усмехается, скрещивает руки на груди и кивает:

- Конечно. Захотела увидеть меня? Я слышал, что вы с моим братом расстались. Честно говоря, я думал, что этого никогда не произойдет. Но то, что случилось тогда..

- Ты – причина того, что Кеннет меня бросил? – я перебиваю его на середине фразы, но мне плевать. Я смотрю на него своим самым тяжелым взглядом, и надеюсь, что он отнесется ко мне хотя бы с той же каплей серьезности, что и я к нему. Но мои надежды не оправдываются.

- С чего ты это взяла, Дженнифер? – спрашивает Адам и, переступая с ноги на ногу, подходит ко мне чуть ближе.

- А с того, что все мои проблемы, которые беспокоили меня после переезда в этот город, связаны только с тобой, - я говорю это слишком жестко, и в его взгляде тут же отражается что-то отдаленно напоминающее боль. Но сожаления я не испытываю. Сожаление к нему закончилось в тот момент, когда он схватил меня за руку в наркотическом порыве.

- Слишком же ты низкого мнения обо мне, - вздыхает Адам и, подняв руку, проводит ею по волосам.

- Оно могло бы быть выше, ответь ты на вопрос, - шепчу я и не отрываю взгляда от парня, который кажется мне сейчас даже уязвленнее, чем я сама.

- Так может быть, ты повторишь свой вопрос? – говорит он, и ступает ко мне еще чуть ближе. Настолько ничтожно ближе, что можно было бы не заметить. Но я заметила.

Раздраженно вздыхаю, и повторяю таким голосом, будто объясняю что-то маленькому ребенку:

- Ты – причина того, что мы с Кеннетом расстались?

Адам мотает головой, облизывает губы, и чуть наклонив голову в сторону, говорит что-то, слишком неожиданное для меня:

- Поцелуй.

Я хлопаю глазами, непонимающе смотря на парня, стоящего прямо передо мной, и глупым голосом переспрашиваю:

- Что значит поцелуй?

И теперь уже Адам отвечает мне так, будто объясняет что-то маленькой, ничего не понимающей девочке:

- Ты задаешь мне вопрос, я на него отвечаю. А взамен получаю поцелуй. По-моему, вполне честная сделка, - и на этот раз он улыбается мне одной из тех своих самых обворожительных улыбок в мире.

Ну а я задыхаюсь от возмущения вспыхнущего внутри меня за секунду. Поверить не могу. Он что, это серьезно? Мне хочется ударить его. Хочется стереть с его лица эту, вызывающую сейчас только раздражение, улыбку. Но вместо этого я немного наклоняюсь вперед, и шиплю таким едким голосом, что мне самой становится жутко:

- А по-моему, ты просто придурок. Придурок, которому до безумия нравится издеваться надо мной.

Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь, чтобы уйти от Адама как можно дальше, но он явно с этим не согласен. Он выбрасывает руку вперед, сжимает мое запястье и резко дернув на себя, прижимает к стене и оказывается так близко, что соприкасается своим лбом с моим. Я дрожу, и не сразу понимаю, из-за чего именно. Страха, злости, негодования или непонимания того, что происходит? Но слишком быстро прихожу к выводу, что дрожь в моем теле объясняется смесью всех этих чувств вместе.

Адам поднимает руки, касается пальцами моего лица, и шепчет тихим, до безумия нежным голосом:

- Ты хочешь получать ответы на свои вопросы, не давая ничего взамен. И если плата за мои ответы столь высока, то я могу получить ее без твоего согласия. Но вот в чем проблема, Дженнифер, я не хочу, чтобы эти милые пухлые губки не отвечали на мои поцелуи. И прежде чем ты вновь назовешь меня придурком, и попробуешь ударить, я скажу лишь, что считаю сейчас себя виноватым только в том, как сильно хочу быть с тобой, - его голос обрывается, а большой палец касается моих губ и слегка нажимает на них.

И прежде чем я действительно пытаюсь оттолкнуть и ударить Адама, он отпускает меня сам. Он разворачивается ко мне спиной, проходит несколько метров и, повернув голову в сторону, говорит:

- Я не виноват в том, что мой брат решил расстаться с тобой. Это решение принял он сам, и я не имею к этому никакого отношения. Верить или нет – решать только тебе. А мне остается только уйти. В который раз.

И он уходит, больше ни разу не посмотрев на меня. И ухожу я, с трясущимися ногами и осознанием того, что я не поверила ни единому его слову. Я выхожу из спортивного корпуса, бросая взгляд на поле, на котором уже в самом разгаре идет тренировка. И прежде чем я успеваю остановить саму себя, отыскиваю взглядом того, чьи поцелуи я действительно желаю ощущать на губах. И мое сердце, стучащее так сильно, перестает биться вообще.

Ибо Кеннет, стоя всего в каких-то двадцати метрах от меня, прожигает меня взглядом, который никак нельзя назвать равнодушным. Мои щеки моментально вспыхивают, а бабочки в животе, до конца не осознавшие всю боль моей израненной души, вспархивают ввысь.

И прежде чем он отворачивается от меня, я замечаю, как искажается его лицо. И я готова поставить сейчас на кон все, что у меня есть, ибо я уверена. Этот взгляд означает больше, чем равнодушие, которое Кеннет так яростно хочет мне показать.

Я ухожу, развернувшись к полю спиной, и даже не понимаю, что все то время, что я отдаляюсь от него, Кеннет проводит в оцепенении, наблюдая за мной.

И точно так же, за мной наблюдает человек, чьи губы только что чуть не коснулись моих.

А после, их взгляды встречаются между собой, и между ними проходит такой разряд ненависти друг к другу, что невозможно поверить, будто эти двое действительно братья.

Братья, которые давно не связаны между собой ничем, кроме этого громкого слова.
Хотя, если бы я могла быть уверенной в этом, я бы сказала еще одну причину, которая их объединяет.
И эта причина – я.

***

Беру с полки холодильника самую большую упаковку шоколадного мороженого и быстрым шагом направляюсь на кассу. Сегодняшний вечер я планирую провести в компании полукилограммового ведерка мороженого, «Дрянных девчонок», и своей постоянной, в последнее время, спутницы – грусти. Расплачиваюсь за мороженое, захватывая на кассе еще и самую большую упаковку Кит-Кат.

Я выхожу из маленького магазинчика, находящегося совсем недалеко от моего дома, и, поднимая голову вверх, ловлю взглядом каждую частичку невероятно красивого неба. Закат, будто бы сотканный из розовой и красной сахарной ваты, плавно перетекающий в глубокую синеву ночи. Невероятное зрелище, захватывающее дух. Воздух в конце апреля, в опускающихся потемках, совсем другой, и я совершенно не могу описать то, каким он выглядит для меня. Запах кофе, мокрого асфальта и соленый ветер, несущий частичку океана ко мне.
Я поворачиваюсь в сторону своего дома, прохожу несколько шагов, и останавливаюсь. Нет, сейчас я совершенно не хочу возвращаться в свою расшатанную крепость. На раздумья мне требуется всего секунда, и спустя это мгновение я разворачиваюсь, и шагаю в своих конверсах прямиком к океану.

- Интересно, сколько же мне пришлось бы ждать тебя, если бы твоя мама не сказала мне, где ты, и я не решил пойти к тебе на встречу?

Оборачиваюсь на голос, который, как мне кажется, я не слышала слишком давно. И, честно сказать, до меня слишком долго доходит, что это действительно так.
Остин стоит в нескольких метрах от меня, держа руки в карманах своей куртки, и приветливо улыбаясь. Он подходит ко мне ближе, останавливается совсем рядом, и опустив голову вниз, довольно добавляет:

- Надо же. Мы с тобой думаем в одном и том же направлении, сестренка.

Я опускаю голову вниз, следя за его взглядом, и замечаю, что у него точно такие же высокие черные конверсы, как и у меня.

- Не слишком подходящая обувь, чтобы прогуляться к океану, но я всегда могу ее снять, - пожимаю я плечами.

- Не-а. Вряд-ли я позволю тебе это сделать. Конечно, перспектива навещать тебя больную мне довольно сильно нравится, ибо я буду видеть тебя чаще, но все-таки я откажусь, - Остин улыбается, а я не могу сдержать улыбки в ответ.

- Что ты здесь делаешь, Остин? – спрашиваю я, и сразу же прикусываю губу, ибо не хотела, чтобы мои слова прозвучали так резко. Но Остина это, по-моему, ни капли не смущает.

- Я очень хотел увидеть тебя, Дженни.

Я понимаю, что его слова звучат искренне, и поэтому мои щеки моментально покрываются румянцем. А еще я понимаю, что хочу сказать ему те же слова.

- И я рада, что ты здесь, Остин.

Он проходит вперед, становится рядом со мной, и, кивая вперед, на виднеющуюся пристань, говорит:

- Пройдемся к соленому ветерку?

Улыбаюсь, молчаливо киваю в ответ, и плетусь рядом со своим другом. Дорога до океана занимает у нас всего несколько минут. И эти несколько минут мы молча идем рядом друг с другом. Я не знаю, что мне сказать, а Остина, кажется, вообще не смущает наше молчание. Чего нельзя сказать обо мне.

- Где твоя машина, если не секрет? – наконец-то спрашиваю я, когда мы подходим к лавочкам, чуть дальше от песочного пляжа.

Мы усаживаемся на одну из них, и Остин, придвинувшись ко мне чуть ближе, поворачивается в мою сторону.

- Возле твоего дома. Я решил, что лучше пройти пешком, чем искать потом место для парковки, и пытаться тебя догнать.

- Ты думаешь, я бы стала убегать? – изумляюсь я.

- Все возможно. Разве ты не избегаешь меня в последнее время? – спрашивает он без тени грубости в голосе.

- Я? Что ты! Нет! Я просто.. В последнее время все довольно сложно.. – шепчу я в ответ и отворачиваюсь к океану, чувствуя, как мои щеки горят еще сильнее от стыда, вспыхнувшего внутри меня.

- Понимаю, - протягивает Остин таким голосом, будто действительно все понимает. И я уверена. Это так. Остин тот человек, дружба с которым значит для меня намного больше, чем я когда-либо могла бы подумать. Этот парень, который когда-то был просто вынужденным знакомым, в конце концов, стал для меня кем-то вроде старшего брата. Его ободряющие слова, советы, похвала, комплименты, улыбки – все это дарило мне ощущение безопасности рядом с ним. И я искренне, действительно искренне, была рада тому, что он у меня есть.

- Знаешь, я много думал обо всем этом, и первое, что я хочу тебе сейчас сказать. Дженни, ты никогда не была для меня просто подругой моей девушки. Ты значила для меня куда больше, чем просто девушка Кеннета. И до сих пор значишь так много.

Я вздрагиваю от упоминания Кеннета и чувствую острый укол боли внутри моего сердца. На протяжении всего этого времени, что я провела без него, я до сих пор не научилась спокойно реагировать на любое воспоминание, любое слово о нем, любое упоминание Кеннета рядом с собой.

Это было глупо, наверное, но я убрала в коробки все, что напоминало мне о нем, только бы больше не видеть всего этого, и не проносить в голове все еще такие яркие вспышки воспоминаний. Например, фото, которое висело на гирлянде, над моей кроватью. Или белоснежная футболка, которую я стащила прямо с Кеннета, когда он подвозил меня домой. Мы тогда сидели в машине, слишком долго прощались, и я просто захотела, чтобы тепло его сохранилось со мной как можно дольше. Тогда Кеннет поднял руки, улыбнулся мне своей лукавой улыбкой, и разрешил раздеть себя. В ту ночь я спала в этой же футболке, а Кеннет уехал домой полуголый, выкрутив температуру печки на максимум. Или еще свечка, с нашей первой ночи, проведенной вместе. Она стояла на моем столе, и бросалась в глаза каждый раз, когда я пыталась заниматься. На третий день, после нашего разрыва, она оказалась на дне картонной коробки. Единственное, чего я не смогла лишиться, это браслет, все еще болтающийся на моем запястье. Я испытывала самые невероятные чувства, смотря на него, но так и не смогла расстегнуть застежку и спрятать свою нить судьбы в темную коробку.

- И я более чем уверен, что если Кеннет узнает о том, о чем мы будем говорить дальше, он смертельно на меня обидится, - заканчивает Остин, и я удивленно поворачиваюсь к нему.

- О чем ты говоришь? – тихо шепчу я, и придвигаюсь к своему другу еще ближе, чтобы четко слышать каждое слово, произнесенное им.

- Кеннет не хотел расставаться с тобой, Дженнифер. Адам вынудил его сделать это, - Остин отвлекается, встречается взглядом со мной, и я вижу в них полное подтверждение того, что он не врет.

Мое дыхание учащается, сердце начинает биться сильнее, а надежда внутри меня подскакивает на ноги, в ожидании хороших новостей. Сглатываю, глубоко вдыхаю, и произношу вопрос, на который в наш с ним последний разговор так и не получила ответа:

-Ты расскажешь мне, почему Кеннет решил расстаться со мной?

И на этот раз Остин слабо улыбается, сомневается последние секунды, и кивает в ответ.

- Знаешь, я всегда считал, что не имею права раскрывать чужие секреты. Но сейчас, видя, как вы оба страдаете, я просто не могу поступить иначе. Я уверен, что скоро Кеннет найдет способ, как с этим разобраться, но я просто хочу предупредить тебя насчет человека, который так ярко клялся тебе в том, что не имеет к вашему разрыву никакого отношения.

- И этот человек – Адам? – я говорю очевидные факты, но хочу знать все точно, без каких-либо недомолвок и тайн. Их больше не должно существовать. С ними должно быть покончено.

- Да, Адам. В тот день Кеннет подрался с ним не из-за наркотиков. Он подрался с ним из-за того, что Адам угрожал ему фото и видео. Вашими фото и видео, Дженнифер.

- Я не понимаю.. – тихо шепчу в ответ, хотя жуткая мысль все-таки закрадывается в мое сознание.

- Эти фото и видео сделаны в ту ночь, когда вы с Кеннетом впервые ночевали в его доме только вдвоем. И они, как бы сказать, намного более интимные, чем должны быть..

- Но как он..

- Скрытая камера, установленная в комнате Кеннета. Адам снимал вас всю ночь, Дженнифер, - Остин говорит это без тени усмешки, полностью сосредоточившись на мне, и внимательно вглядываясь в мое лицо. А я, в свою очередь, задыхаюсь от только что услышанного. Я смотрю на своего друга, и не могу определиться с тем, какой вопрос я хочу ему задать. Господи, я столько всего хочу у него узнать.

- И ты.. Ты видел эти фото? – шепчу я и ловлю взгляд Остина. И по выражению его лица, я понимаю, что видел.

- Ох.. – выдыхаю я, и опускаю голову вниз, чувствуя, как кровь приливает к щекам и каким пунцовым становится мое лицо.

- Кеннет тут не при чем. Адам прислал мне эти фото в подтверждение того, что действительно сделает то, что обещал, если Кеннет не расстанется с тобой.

- И что же он обещал? – хрипло шепчу я, не понимая, чего я хочу больше. Услышать ответ на свой вопрос, или провалиться под землю.

- Адам обещал разослать эти фото и видео всей школе, и даже тем, кого не входит в ее состав, - голос Остина тоже хриплый и звучит тише, чем раньше. Он волнуется. Возможно, даже больше чем я. Вечно собранный, практически всегда спокойный Остин, сидит сейчас рядом со мной и испытывает такое же сильное волнение, заполняющее все вокруг.

Шок, который я испытываю сейчас, граничит с тем шоком, который я испытала, когда Кеннет сказал, что не любит меня. Даже тогда я могла заметить, какая дикая гримаса боли была на его лице, но злость и ярость внутри меня не позволили этого сделать. Поцелуй, который он подарил мне тогда, не был издевательским. Этот поцелуй означал такое жесткое отчаянье, что в нем можно было задохнуться. Его взгляд, брошенный мне напоследок, был наполнен еще большей болью, чем мой.

Но сейчас мои мысли мечутся к другому человеку. Не смотря на все то, что происходило в моей жизни по вине Адама, не смотря на то, какие трудности я испытывала из-за него, я не могла поверить, что он действительно на такое способен. Но доверие к Остину занимает намного более высокую планку, чем доверие к Адаму. Если оно вообще у меня имеется.
Я знала, понимала, что нельзя ждать от этого человека ничего хорошего. Но все-равно, как бы то ни было, все это время я надеялась на то, что когда-нибудь мы вновь сможем сесть с ним на берегу океана, выпить горячего кофе и поговорить на самые обычные темы, не испытывая никакого дискомфорта между друг другом. Я много раз вспоминала того парня, который улыбался мне своей теплой улыбкой, открывал дверцу своего автомобиля, смеялся с моих шуток и смешил в ответ. Даже если мои чувства к нему не возросли до его высот, он действительно, в какой-то мере, был мне дорог. И боль, принесенная его поступками, била похлеще самых отчаянных ударов.

- Но почему Кеннет не рассказал все это мне сам? – шепчу я, кусая губы, чтобы не расплакаться. Нет, я не могу сейчас заплакать.

- Потому что одним из условий того, что все эти кадры так и не окажутся опубликованными, было то, что ты об этом не узнаешь, - отвечает Остин, и отводит свой взгляд к океану. Он хмурится, и кусает губу точно так же, как это делаю я.

- И зачем тогда ты мне все это рассказал? – выдыхаю я, без какого-либо намека в голосе. Я не хочу, чтобы мой друг думал, будто бы все то, что он только что выложил с таким трудом, мне ни к чему.

- Затем, что больше не мог смотреть на твои страдания. Я знаю, как плохо тебе было все это время. Я постоянно приезжал к тебе домой и пытался вытащить тебя на разговор. Да я даже шпионил за твоим домом, ожидая, что ты выйдешь хоть куда-нибудь. Да хоть мусор выбросить, только бы ты оказалась за дверью своей крепости, - от последнего слова я вздрагиваю, и Остин это замечает.

- Кеннет слишком много пил в последнее время, чтобы выложить мне некоторые довольно милые вещи, вызывающие в нем теперь только приступы истерики. Он наговорил тебе много плохих вещей, но ни одна из них не была правдой. Все это он сделал только для того, чтобы защитить тебя, Дженни, - Остин объясняет мне свои слова, но, даже не дослушав, я чувствую, как по моим щекам текут обжигающие слезы. Я все еще пытаюсь делать вид, что я сильнее, чем есть на самом деле, но моя тонкая защитная стена, которую я с таким трудом возводила вокруг себя, трескается все больше.

- Что мне делать, Остин? Скажи, что мне делать? – шепчу я и дрожу, молчаливо плача рядом со своим другом.

Остин вздыхает, опускает голову, и я думаю, что сейчас услышу, что не знает, как поступить. Но он только набирает в легкие побольше воздуха, и шепчет довольно уверенно, ни разу не сбиваясь:

- Прошу тебя, доверься Кеннету. Скоро он найдет решение, и тебе ничего не будет угрожать. Я тебе обещаю. И, поверь мне, это то, что он хочет сейчас больше всего. Защитить тебя, и только тебя. Ведь о себе он думает в самую последнюю очередь..

Голос Остина стихает, но в моих мыслях он вибрирует и поднимается эхом вновь и вновь. Раз за разом.
Видимо, я больше не могу держать защиту вокруг себя, ибо моя защитная стена окончательно рушится, с оглушительной громкостью падания вниз.

- Ох Дженни.. Иди сюда, - шепчет Остин и сжимает меня в своих крепких и таких важных для меня объятиях. И я обнимаю его в ответ, укрывая заплаканное лицо на его груди. И я позволяю себе расплакаться с той силой, которую так долго сдерживала внутри себя. Я позволяю себе испытать ту же сильную и такую яркую боль, какая на самом деле даже и не покидала меня. Она никуда не уходила, она не испарилась. Она просто копилась внутри моей души, готовая в любой момент обрушиться и настигнуть меня сокрушительным цунами. Цунами, наполненным еще целым спектром чувств. Ненависть, злость, ярость, обида, разочарование, грусть, непонимание. Миллиарды частиц всего этого возвращаются ко мне, обрушиваясь на мое сознание вновь и вновь.

И я плачу, как мне кажется, целую вечность. И плачу по многим причинам. Я плачу из-за Кеннета, который возможно прямо сейчас вновь напивается, чтобы в очередной раз отгородится от своих чувств в пьяном бреду. Я плачу из-за Адама, который всего несколько дней назад говорил мне с слишком ярким сожалением в голосе о том, что единственная его ошибка – это любовь ко мне. И, в конце концов, я плачу из-за жестокой беспомощности, которая ощущается мною все больше и больше. Ведь сейчас, как бы то ни было, я мало что могу сделать. И единственное правильное решение, которое я могу принять, это действительно доверится парню, который так же как и я, до сих пор носит наручник на своей руке.

- Остин? – бурчу я, когда немного прихожу в себя и чуть отстраняюсь от своего друга.

- Да?

- Поговори с Джеки. Ты не писал ей целые сутки, и она сходит с ума.

С губ Остина срывается смешок, и он говорит с легкой ноткой веселья в голосе:

- Я собирался ехать к ней после встречи с тобой. И даже сделал для нее такую же прекрасную вещь, какой она как-то порадовала меня. Я сделал дня нее клубнику в шоколаде.

Прыскаю со смеху и вновь заключаю Остина в успокаивающих объятиях, слушая его яркий, искрящийся смех.
И он провожает меня до дома, зайдя по дороге в тот же самый магазинчик, возле которого подловил меня несколько часов назад. Мы потревожили кассира за пять минут до закрытия, и были награждены не самым дружелюбным взглядом, на который он был способен. И в моих руках оказывается новая коробка мороженого, ибо прежнее растаяло окончательно.

Мы прощаемся возле калитки, которая закрывается со скрипом, и Остин следит за мной взглядом до тех пор, пока я не скрываюсь за дверью, дав напоследок обещание, что расскажет мне после, как все прошло с Джеки. Я, конечно, знаю, что Джеки справиться с этим намного быстрее него, но все-таки я слишком долго не говорила со своим другом, и хочу делать это как можно чаще.

И так же я пообещала кое-что самой себе. Пообещала, в полной мере доверится парню, фотография которого до сих пор находится в маленьком сердечке, прикрепленном в центре самого прекрасного браслета в мире. И я очень надеюсь на то, что решение, которое я приняла с такой горечью в сердце, окажется правильным, а не превратится в самую большую ошибку в моей жизни.